Отличие римского гражданства от греческого можно обнаружить также и в том, что голос каждого отдельного гражданина в народном собрании у римлян влиял на итоговый результат голосования отличавшимся от греческого образца способом. Подсчет голосов был организован так, что значение индивидуального голоса – важное внутри первичной группы – было завуалированным при окончательном принятии решения. Голосование по принципу «одна центурия (курия, триба) – один голос» нивелировало «вклад» каждого гражданина, во всяком случае, внешне, в силу опосредованности учета отдельного голоса в конечном итоге голосования (сопоставление реального вклада голоса римского гражданина и гражданина греческого в принятие государственных решений нуждается в отдель ном осмыслении). В любом случае римский порядок голосования мог в принципе (теоретически) привести к ситуации, когда поддержку путем голосования народа получает предложение, за которое подано меньше половины индивидуальных голосов граждан, принявших участие в голосовании. При голосовании в афинской экклесии это было исключено.
Для граждан всех античных полисов в их электоральном поведении был характерен выбор именно персон, а не программ, и римляне не были здесь исключением. Но именно в Риме соискание должностей стало сопровождаться активной избирательной кампанией, масштабной борьбой за голоса граждан. В III в. до н. э. (между 241-м и 218 гг.) была проведена реформа центуриатных комиций, по которой число центурий, выставлявшихся первым имущественным разрядом, было сокращено. Данная реформа, как полагают исследователи, сблизила цензовое и территориальное деления римского гражданства и привела к значительной демократизации выборов. После этой реформы и до конца Республики народ стал объектом активной предвыборной агитации. Эта агитация получила правовое регулирование, разграничение дозволенных и недозволенных ее методов.
Исходно для гражданского коллектива римской общины был особенно важен «территориальный принцип» организации; первоначально он был для римлян, как кажется, гораздо более значим, чем для других гражданских сообществ античности. Это обусловлено было тем, что римляне не составляли изначально этнической общности, они не были объединены общностью происхождения. В отличие от афинян, спартиатов или граждан других полисов римляне не могут рассматриваться ни как коренное население, ни как связанный единством происхождения коллектив. Они являлись только объединением, получившимся в результате слияния различных групп. Отсюда и значимость территориального компонента полисной организации при становлении римской гражданской общины.
Однако при всей важности пространственной локализации гражданского коллектива civitas следует все же полагать, что римская община – это в первую очередь «люди», т. е. граждане, а не «место»; во всяком случае, абсолютизировать значение именно границ самого Рима нельзя. Интересно, что вывод колонии греческими гражданами означал (почти всегда, но все же с исключениями из правила) создание нового суверенного полиса, а вывод колонии римскими гражданами означал – если создавалась колония собственно римских граждан, а не колония латинского права – территориальное «отпочкование» собственно римского гражданского коллектива, создание своеобразных «филиалов» общины за ее пределами (относительно близкими или весьма далекими). Или, например, объявляя определенные территории в Италии римской землей (ager Romanus), римляне принимали на ней важнейшие государственные акты, т. е. как бы абстрактно «включали» эти земли в пределы общины.
Римляне более охотно делились правами своего гражданства с чужаками (и значительно масштабнее давали им гражданские права), чем это было принято в коллективах греческих полисов. Дионисий Галикарнасский пишет: «Сравнивая с этими обычаи эллинов, я не понимаю, как можно восхвалять устои, присущие лакедемонянам, фиванцам и весьма гордящимся мудростью афинянам, которые, ревниво охраняя свое благородство, за редким исключением не давали никому своего гражданства…» (II. 17. 1. Пер. И. Л. Маяк). Исследователи полагают, что эта особенность связана с тем, что с ранних времен Рим был составной частью Латинского союза (Х. Майер). Возможно, добавим от себя, этому способствовала проблема «выживания», сохранения жизнеспособности общины и пополнения ее «гражданских ресурсов», очень остро стоявшая для Рима в условиях серьезной внешней опасности в период ранней Республики. При территориальном выходе государства за пределы Италии проблема предоставления гражданских прав перешла в другую плоскость: как бы скупо ни наделялись присоединенные народы, сначала италики, а затем перегрины-провинциалы, правами римского гражданства, в количественном отношении это явление на порядок должно было превосходить греческие полисы. Оно и не могло быть сопоставимо с ними, поскольку экспансия греческих государств никогда не принимала таких масштабов, чтобы вопрос о «гражданской ассимиляции» покоренных народов становился существенным. К тому же «гражданская ассимиляция» была обусловлена римской социально-политической организацией, в первую очередь отсутствием прямой демократии (которая неизбежно должна препятствовать расширению гражданского коллектива) и издревле существовавшей возможностью даже для раба-чужака стать при отпуске на волю римским гражданином.
В целом, если для ряда греческих полисов (и Афин в первую очередь) характерна тенденция ограничения роста гражданского коллектива в силу как политических, так и экономических причин, в том числе недостаточности материальных условий (в частности, земельных площадей), то для римлян – расширительная тенденция. В абсолютном значении количество членов гражданского коллектива в римском полисе его «классического времени» было значительно большим, чем в любом греческом (в III в. до н. э., по данным Ливия, оно колебалось вокруг цифры в 200 тыс. человек; позднее, по цензу 70 г. до н. э., – 900 тыс. человек). А количество граждан неизбежно серьезно влияет на политическое устройство, на выбор формы правления. Прямая демократия возможна только в относительно малом объеме гражданского коллектива, римское гражданство перешло допустимый для нее «порог численности».
В римской общине, как и во всяком полисном коллективе, действовал принцип обусловленности права на землю принадлежностью к нему и обязанности общины наделить гражданина землей. Отношения земельной собственности в Риме, базируясь на полисном укладе хозяйственной жизни, имели свою некоторую специфику по сравнению с Грецией. Сразу отметим, что мы глубоко солидарны с мыслями И. Е. Сурикова (см. первую тему данного курса лекций), высказанными им относительно т. н. античной формы собственности.
Земля рассматривалась как божественный дар и потому изначально воспринималась как собственность коллектива в целом. Обожествление земли как всеобщей матери было отражением представления о ее общей принадлежности, восходящего к родовому строю (В. И. Кузищин).
Любая полисная организация предполагает верховную собственность на землю всего гражданского коллектива, что не исключает понимание отдельного гражданина как частного собственника земли. Признанными критериями частной собственности являются, во-первых, свобода отчуждения земли (продажи, дарения и т. д.) и, во-вторых, право отстранения несобственника собственником земли. Но в Риме права на землю и даже свободу отчуждения обеспечивала не только собственность (dominium), но и владение (possessio). Термин dominium, обозначающий частную собственность, появился, судя по всему, в конце Республики, но явления всегда возникают раньше, чем понятия, ими обозначавшиеся.
Свойственная Риму с архаических времен общинная (общеполисная, т. е. находившаяся в собственности всего гражданского коллектива) земля называлась ager publicus. В Риме исследователи фиксируют сохранение в течение довольно долгого времени значительной доли общественной земельной собственности. Аренда земли на ager publicus называлась possessio (владение). Рента с общественной земли называлась vectigal. Аграрный закон 111 г. до н. э. превратил, согласно традиционному мнению (Д. В. Дождев и др.), владения на общественном поле в частную собственность римских граждан (ager privatus), отменив ренту. Однако на вопрос о том, что все-таки следует понимать под термином ager privatus, в научной литературе даются и иные ответы. Т. Г. Мякин в последних работах полагает, что «понятие «частный» (privatus) в конце II в. до н. э. скорее всего указывало на «нечто, выделенное из общего целого», где под «общим целым» следует понимать «общественное поле римского народа» (ager publicus populi Romani)», соответственно «сам тип земель ager privatus и должен быть квалифицирован нами как земли, «выделенные» из состава ager publicus, в силу их передачи во владение».
Общеполисные земли (ager publicus), если они располагались непосредственно на территории римской общины, арендовались отдельными ее гражданами, арендные платежи поступали в римскую казну. В Италии земли категории ager publicus находились в наследственной аренде не только у римских граждан, но и у знатных граждан италийских союзнических общин. Завоеванные италийские земли, которые после захвата попадали в ведение квесторов, назывались ager quaestorius. Эти земли квесторы продавали гражданам, но что фактически продавалось – земля или вечный посессий (право владения), – вопрос дискуссионный. Земли в провинциях, принадлежавшие всему римскому народу, назывались ager provincialis. Та часть ager provincialis, которая отдавалась жителям провинций в долгосрочную аренду, называлась ager stipendiarius.
Для Римской республики нет сведений о храмовых производственных землях, более того, в источниках зафиксирован запрет на храмовое землевладение (Cic. De leg. II.22). Понятие «священные земли» означало не собственность храмов, а земли, доходы с которых шли исключительно на сакральные цели, однако они считались частью общественного земельного фонда (А. М. Сморчков).
Вне зависимости от формы земельной собственности создавались три типа хозяйств: мелкие крестьянские хозяйства (до 30 югеров земли), виллы (до 500 югеров) с использованием полутора-двух десятков рабов в земледелии, ориентированные на рынок некоторыми видами своего производства сельскохозяйственной продукции, и латифундии, крупные хозяйства, в скотоводстве которых также использовался рабский труд, но земля обрабатывалась колонами (свободными крестьянами-арендаторами).