Ф. Миллар опубликовал затем две монографии и ряд статей; суть его выводов сводится к тому, что не магистраты, а комиции (в первую очередь демократические трибутные собрания) играли решающую роль в политическом устройстве Республики. Римский народ был не объектом, а субъектом политической борьбы. Модель функционирования римской государственно-правовой системы, предложенная Ф. Милларом, по существу, воспроизводит афинскую демократию на разных этапах ее развития (классическая Римская республика уподобляется афинскому государственному устройству времен расцвета демократии V в. до н. э., а поздняя Республика – афинской политической системе периода кризиса полиса IV до н. э.). При этом упускались из виду такие существенные различия римской и афинской политико-правовых сфер, как, например, отсутствие в Риме органа, аналогичного афинскому буле (совету 500), предварительно готовившего заседания народного собрания. Заметим, что римский сенат после принятия закона Публилия Филона в 339 г. до н. э. стал предварительно одобрять законопроекты, выносимые на голосование в комиции, а после закона Мэния 338 г. до н. э. – и кандидатов на высшие магистратуры. Но афинскому буле была присуща т. н. пробулевтическая функция, включавшая подготовку вопросов, подлежавших рассмотрению народного собрания и составление предварительного проекта решения. Подобной компетенции у римского сената не было. В целом и сенат, и магистратуры в концепции Ф. Миллара вообще потеряли свое историческое место.
Дискуссионные публикации дали ряд следующих наблюдений: внешние (демократические) очертания римской политической системы не отображают адекватно внутренние механизмы ее функционирования (М. Йене), олигархические и демократические черты в ней были взаимосвязаны (А. Якобсон), эта система была «ограниченной олигархией» (Ф. Моро), демократический потенциал ее не мог быть реализован на практике (Г. Мауритсен), политическая жизнь в Римской республике была демократичной по форме и олигархической по сути (Р. Морстейн-Маркс).
Наиболее удачным подходом к определению сути политического оформления Римской республики нам представляется попытка преодолеть ограниченность рамок привычного категориального аппарата для определения публично-правовой системы Римской республики («олигархия», «демократия», «аристократия»), раздвинуть их, предпринятая К.-Й. Хёлькескампом, сформулировавшим теорию «римской меритократии».
Меритократия – власть достойных (термин представляет собой латино-греческий новодел). В работах К.-Й. Хёлькескампа возникновение римской меритократии рассматривается как комплексный процесс, обусловленный следующими факторами: 1. Завоевание Римом Италии и территориальная экспансия; возвышение римской общины до гегемониальной власти. 2. Значение imperium (высшей военной и гражданской власти) и магистратов с империем, а также правил, по которым магистраты и командиры выбирались, и преимуществ, которыми они наделялись. 3. Функционирование сената и его роль как институционального центра социополитического порядка новой консолидированной республики. В качестве ключевого рассматривается первый из перечисленных факторов. Хронологическим отрезком формирования меритократии называется период от 338-го до 295 г. до н. э. (две генерации). Понимать ли последовавшую за этим временем классическую Республику целиком (во всем ее хронологическом охвате 287–133 гг. до н. э.) как меритократию – ответа на этот вопрос в данной теории пока не дан. Нам представляется также, что искусственно сужен период ее формирования, думается, что он начался с допуска плебеев в децемвират в середине V в. до н. э. Тем не менее мы считаем данную теорию в настоящий момент наиболее состоятельной в теоретическом осмыслении характера политической системы Римской республики.
В привычную, берущую начало от античности шкалу понятий, характеризующих государственное устройство (к которой относятся такие категории, как «демократия» и «олигархия»), термин «меритократия» может быть включен как качественное определение олигархии (в исходном значении слова от корней ὀλίγοϚ – немногий и ἀρχή – власть; без уточнения, каковы эти немногие). Олигархия – буквально «власть немногих», но каких именно немногих – вопрос в каждом конкретном случае не праздный. Античные мыслители не демонстрировали единства содержательного наполнения понятия «олигархия». Если Аристотель понимал под олигархией власть немногих богатых, то Полибий не акцентировал принцип богатства для олигархии. У него олигархия – отсутствие выборности и своекорыстие людей, стоящих у власти. В современной литературе используют термин «олигархия» в том значении, которое вкладывал в него Аристотель. Поэтому термин «олигархия» понимается обычно не просто власть «немногих», а «немногих богатых». Теория же меритократии, по сути дела, дает следующую характеристику римской политической системы классической Республики: власть немногих, но достойных. При этом это власть выборная, к ней, как правило, приходили люди, достойные ее функционально и морально.
В Риме держатели империя были до определенной степени автономной и независимой стороной по отношению к populus и comitia, по крайней мере в сравнении с носителями должностной власти во многих греческих полисах. Магистраты cum imperio владели исключительным правом созывать комиции и руководить ими, вносить законы, предлагать кандидатов на выборах и объявлять результаты. Через lex curiata de imperio (куриатный закон об империи) высшие магистраты торжественно наделялись властью и имели право при всех публичных делах совершать ауспиции. Они обладали неограниченной властью приказа и дисциплинарной властью. Provocatio (право обращения к народу против решения магистрата о тяжелом наказании гражданина), трибунские auxilium (помощь гражданину) и intercessio (запрет действий магистрата) – эти praesidia libertatis (средства защиты свободы граждан) должны были удерживать в определенных рамках фактическое применение империя внутри города. Они не ограничивали империй, они даже предполагали вес империя и обширную власть его носителей, они косвенным образом признавали его огромное значение и этим фактически подтверждали его (К.-Й. Хёлькескамп).
Особое место в формировании меритократии принадлежало сенату. Сенат был политическим центром Республики, он играл роль ключевого института планирования, принятия решений и контроля, он являлся авторитетнейшим органом, что было неотделимо от важнейшего круга функций (распределение провинций, пророгация империя, интеррегнум). При этом вес сената был неформальным (в противоположность носителям империя), и имелось постоянное и неизбежное напряжение в отношениях между сенатом, с одной стороны, и магистратами с империем – с другой, так же как оно присутствовало между гражданским коллективом и носителями империя. Конфликты иногда вспыхивали, но, как правило, оставалось это напряжение латентным. К тому же обладатели империя практически всегда были сами сенаторами (К.-Й. Хёлькескамп).
Важным положением теории «римской меритократии», которое мы разделяем, является то, что возвышение руководящего слоя классической (средней) Республики нельзя представлять только лишь количественным расширением старого патрициата некоторыми семьями «новой аристократии». Наоборот, это возвышение было комплексным многосторонним процессом, в ходе которого возникла совсем новая своеобразная и специфическая элита. Новая элита формируется не на старой основе, – делается вывод в концепции меритократии, – ее характеризует новое качество, новая мораль, новые критерии достойности.
В целом анализ характера политической системы Римской республики, сделанный антиковедами за последнюю четверть века, свидетельствует о признании решающим фактором управления римской общиной деятельность не всего гражданского коллектива, а его элиты. Вместе с тем мы бы хотели подчеркнуть следующее: civitas, являясь разновидностью полисной организации, конституировалась в качестве государственного образования на основе принятия принципов, регулирующих общественную жизнь, всем гражданским коллективом. Каждая полисная община вырабатывала собственные способы поддержания стабильности своего существования, политические механизмы выполнения организаторской функции государства и методы согласования интересов различных социальных групп. Иначе говоря, в каждом полисе политико-правовой уклад был результатом коллективного принятия его массой граждан. Полис, будучи коллективом граждан, всегда поддерживает в своей идеологии представления о верховенстве народа, о его праве принимать основополагающие решения, и в этом состоит демократическая посылка его государственной организации. Следствием этого является постоянное сохранение если не реально-политического, то хотя бы формально-юридического значения народных собраний. Но это не исключает того обстоятельства, что установленные гражданским коллективом правила политической игры позволяют иметь определяющее влияние в государственной практике не народу, а элите. Судя по всему, это и имело место в Риме.
Определяя, в чем корень демократического начала римской республиканской системы (а оно было присуще ей, по Полибию, наряду с аристократическим и монархическим), мы должны, как нам представляется, отдавать себе отчет в том, что оно относится не собственно к политическому режиму, не к механизмам осуществления власти, а к первичной, полисной основе римской общинной организации. Суть, на наш взгляд, состоит в том, что во всякой полисной организации форма правления – «общественный договор», т. е. результат коллективного принятия решения гражданами данного полиса. В этом демократическая посылка. Но «договориться» – вполне демократическим путем – граждане могут о том, что механизм осуществления властных полномочий будет каким угодно, в том числе и совсем не демократическим. Когда мы дифференцируем понятия «полис» (civitas – гражданская община) и «республика» (res publica в значении «государство», политическая организация гражданской общины, т. е. status civitatis), тогда мы менее запутываем себя в понимании «римской демократии». И если бы Ф. Миллар это разделил изначально, думается, что несколько иной оборот приобрела бы начатая им четверть века назад дискуссия.