[302]. Таким образом, второй троп также подводит нас к изостеничности суждений и необходимости воздержаться от них.
Объем исследуемого еще больше сужается в третьем тропе, и предметом рассмотрения здесь выступает уже единичный человек. Оказывается, что одному и тому же человеку один и тот же предмет представляется различным в зависимости от специфики каждого органа чувств, его воспринимающего. Так например, – говорит Секст Эмпирик, – картина кажется глазу объемной, но для осязания она плоская. Мед некоторым кажется сладким на вкус, но неприятным на вид. Каков же он на самом деле, в своей качественной определенности – сладкий или неприятный? Дождевая вода, – отмечает Секст Эмпирик, – будучи полезной для глаз, отрицательно воздействует на дыхательные пути, равно как и пагубно влияет на них оливковое масло, будучи, однако, полезным для кожного покрова. Прикосновение ската вызывает оцепенение у конечностей, но действует безболезненно на другие части тела. Таким образом, заключает Секст, не зная наверняка об истинной реальности, стоящей за ощущениями, мы можем говорить определенно только о различных явлениях нам этой реальности. Так, например, говорит он, яблоко представляется нам гладким, благоуханным, сладким и желтым. Поэтому не ясно вполне, имеет ли оно на самом деле эти качества или оно однокачественно, а кажется разнокачественным только в силу различного устройства органов чувств, или же, наконец, оно имеет больше качеств, чем нам кажется, но некоторые из них недоступны нашему восприятию. По поводу третьего пункта, замечает Секст Эмпирик, можно представить себе человека, имеющего чувство осязания, обоняния и вкуса, но не слышащего и не видящего. Такой человек, разумеется, будет полагать, что вообще нет ничего видимого и слышимого, и существуют только три рода качеств, которые он может воспринять. Возможно, следовательно, предположить, что и нам, имеющим только пять органов чувств, доступны только те из качеств яблока, которые мы способны воспринять. Не исключено, что существуют и другие качества, подлежащие иным органам ощущения, которыми мы не обладаем, в силу чего и не можем воспринять то, что имеет место в действительности[303]. Итак, если мы не можем однозначно утверждать, имеет ли рассматриваемый нами любой предмет внешнего мира только те качества, которые мы воспринимаем, или у него их вообще нет, или же у него гораздо больше качеств, чем нам кажется, то единственным возможным решением в данном случае, подчеркивает Секст Эмпирик, может быть лишь отказ от суждений об этом предмете.
О влиянии «обстоятельств» как искажающих познавательных элементов говорится в четвертом тропе. Под «обстоятельствами» у Секста Эмпирика понимаются какие-либо состояния, в которых обязательно находится воспринимающий внешний мир человек. Этими состояниями являются здоровье или болезнь, сон или явь, молодость или старость, движение или покой, ненависть или любовь, голод или сытость, опьянение или трезвость, смелость или боязнь, печаль или радость и т. д. Так, например, «безумным и одержимым, – говорит Секст Эмпирик, – кажется, что они слышат богов, а нам нет»[304]. Одна и та же вода, поливаемая на воспаленные части тела, кажется кипятком и представляется теплой если воздействует на невоспаленные части. Мед кажется сладким здоровому человеку, для больного желтухой он горек. Точно так же совершенно различные впечатления посещают человека во сне и наяву. Здесь могут возразить, что болезненное состояние является патологией, а сновидения суть иллюзия, в то время как здоровье тела и души есть норма, а бодрствование является реальностью, и поэтому правильное восприятие мира возможно, соответственно, в состоянии здоровья и бодрствования. Секст Эмпирик указывает на то, что последний тезис есть произвольное человеческое установление и является по сути недоказуемым. Действительно, кто, где и когда наверняка показал, обосновал и убедительно доказал, спрашивает Секст, что здоровье это норма, а болезнь – патология, и что бодрствование это реальность, а сон – иллюзия. Последнее, говорит он, считается самоочевидным или базирующимся на прецеденте, но этого явно недостаточно для того, чтобы считать данные состояния условием верного отражения мира. С таким же успехом мы могли бы произвольно выбрать какие-либо другие состояния (например болезни или сна) и объявить их масштабом получения достоверной информации о внешних предметах. Продолжая рассуждение о четвертом тропе, Секст Эмпирик говорит, что один и тот же воздух, например, кажется холодным старикам, а цветущему возрасту – теплым, так же, как один и тот же звук кажется одним людям глухим, другим – отчетливы[305]. В зависимости от возраста люди испытывают разные побуждения: «Детям, например, мячи и обручи кажутся серьезным делом, взрослые выбирают иное, и другое – старики»[306]. Предметы кажутся неодинаковыми и в зависимости от движения и покоя: «…то, что, стоя на месте, видим мы неподвижным, кажется движущимся, когда мы проплываем мимо»[307]. Также и в состоянии любви безобразное кажется красивым, равно как в состоянии ненависти красивое – безобразным. Голодному человеку представляется особенно вкусной та же пища, которая сытому кажется плохой. «В зависимости же от опьянения и трезвости то, что нам, трезвым, кажется позорным, опьянев, мы будем считать отнюдь не позорным»[308]. Таким же образом «…предбанник согревает входящих с улицы, но холодит выходящих, если бы они в нем промедлили»[309]. «В зависимости же от смелости и боязни одно и то же дело кажется опасным и страшным трусу и нисколько не ужасает более храброго. В зависимости же от радости и печали одни и те же вещи кажутся неприятными огорченным и приятными радующимся»[310]. Итак, человек, взирающий на мир, заключает Секст Эмпирик, обязательно находится в каком-нибудь состоянии, а точнее во многих состояниях сразу, которые являются инстанциями, преломляющими по-своему внешнюю информацию и делающими ее весьма разнородной и, главное, крайне противоречивой, запутанной и непонятной. Для того, чтобы соприкоснуться с истинной картиной вещей человеку надо вышагнуть из контекста этих состояний, что сделать невозможно. Нельзя не принадлежать к определенному полу, возрасту, национальности и не находится в каждый момент времени в состоянии сна или бодрствования, голода или сытости, радости или печали и т. д. По крупному счету, человек как индивидуальное существо является совокупностью огромного количества признаков, свойств и состояний, в силу которых он может постигать только явления окружающих предметов, но не их сущности, от суждений о которых и стоит поэтому отказаться.
О зависимости наших представлений о вещах от положений, расстояний и мест говорит пятый троп; т. е. восприятия будут существенно отличаться друг от друга, если будут изменяться расположения и местопребывания воспринимаемых предметов, а также расстояния, которые разделяют нас и наблюдаемые предметы. Например, в зависимости от расстояний «одна и та же колоннада, если смотреть на нее с двух концов, кажется суживающейся, а если смотреть с середины – повсюду ровной; один и тот же корабль кажется издали маленьким и неподвижным, а вблизи – большим и движущимся; одна и та же башня издали кажется круглой, вблизи же – четырехугольной»[311]. Что касается местопребывания воспринимаемого предмета, то здесь можно сказать, что «…пламя светильника кажется тусклым на солнце и ярким в темноте; одно и то же весло кажется переломленным в воде и прямым на суше… коралл – мягким в море и твердым – на воздухе, и звук кажется иным, возникая в свирели, и иным – во флейте, и иным – просто в воздухе»[312]. Наконец, в зависимости от расположения «…одна и та же картина, отклоненная назад, кажется гладкой, а наклоненная вперед – имеющей углубления и выступы, а шеи голубей кажутся различного цвета в зависимости от различных наклонов»[313]. Если такие инстанции, как расстояния, расположения и места столь существенно затрудняют определение истинной картины вещей, то «…мы можем, пожалуй, сказать, какой нам кажется каждая вещь в связи с тем или иным положением, или в том или ином месте; какова же она по природе, в силу выше сказанного, мы показать не в состоянии»[314].
Указание на то, что ни одна вещь внешнего мира не воспринимается нами обособленно, содержится в шестом тропе. Любой объект воспринимается нами в обширном контексте других объектов, с которыми он тесным образом связан и которые, разумеется, будучи воспринимаемыми, искажают наше представление о том объекте, который подлежит исследованию. Эти всегда многочисленные сопутствующие и искажающие истину предметы Секст Эмпирик называет «примесями» и отмечает, что «…один и тот же звук кажется иным в соединении с редким воздухом и иным в соединении с густым, и ароматы опьяняют в бане и на солнце гораздо более, чем на холодном воздухе, и тело, окруженное водой, по весу легче, а окруженное воздухом – тяжелее»[315]. Кроме того, примесями наделены не только внешние предметы, но и сами воспринимающие их органы чувств: «…если один и тот же звук кажется различным в широко открытых местах и в узких или извилистых, различным на чистом воздухе и в испорченном, то вероятно, что мы не воспринимаем звука безошибочно, ведь наши уши обладают изогнутыми и узкими отверстиями и загрязнены выделениями»