Античный скептицизм и философия науки: диалог сквозь два тысячелетия — страница 26 из 77

[316]. Таким образом можно сколько угодно и притом достаточно точно рассуждать о воспринимаемых нами, как говорит Секст Эмпирик, смесях, но невозможно получить сколько-нибудь достоверные сведения о каждой отдельной интересующей нас вещи в ее качественной определенности, то есть вне связи ее с другими вещами. Таким образом, шестой троп говорит о том, что вырвать какой-нибудь предмет из контекста его отношений с другими предметами нельзя, так как мир есть неизбежное, сложнейшее и грандиозное хитросплетение всех составляющих его вещей, находящихся, таким образом, не только в неразрывной связи, но и в обязательном единстве. Мир никак не сводится к сумме всех отдельных своих частей и никоим образом на них не делится, в силу чего и следует необходимое воздержание от суждения о каждом конкретном предмете этого мира.

Взаимодействие целого и части рассматривается в седьмом тропе. Секст Эмпирик называет этот троп базирующимся на рассмотрении «величины и устройства подлежащих предметов» и говорит о том, что часть исследуемой нами вещи и та же вещь, взятая в полном объеме, то есть в совокупности своих частей представляются нам совершенно различными: «…опилки серебра сами по себе кажутся черными, в сложении же с целым они представляются белыми…песчинки, отделенные друг от друга, кажутся жесткими, собранные же в кучу они производят мягкое ощущение… вино, употребленное в меру, укрепляет нас, а выпитое с излишком, расслабляет тело; подобно тому и пища оказывает различное действие, смотря по отношению величины: часто по крайней мере принятая в слишком большом количестве, она разрушает тело несварением и состоянием, близким холере»[317]. Последнее относится не только к пище, но, фактически, ко всему употребляемому человеком: «…полезное делается вредным в зависимости от неумеренного в смысле величины употребления, и то, что кажется вредным, если его взять чрезмерно, не вредит в маленьких размерах; сказанное более всего подтверждается наблюдаемым во врачебных средствах, где точное смешение простых лекарств делает состав полезным, малейшее же допущенное уклонение делает его не только бесполезным, но часто вреднейшим и ядовитым»[318]. Ознакомившись с аргументами Секста Эмпирика, мы видим, что перед нами не что иное, как простое, лаконичное, но вместе с тем точное и яркое рассуждение о переходе количественных изменений в качественные, по сути – обнаружение фундаментального закона диалектики, к которому пришел древний скептик более чем за полторы тысячи лет до немецкой классической философии. Итак, заключает Секст, если предметы, рассматриваемые в своих отдельных частях и целиком кажутся нам совершенно различными в каждом случае, то следует сделать вывод о невозможности получения точной информации о вещах и воздержаться от окончательных суждений о них.

Общим для всех остальных тропов является восьмой троп. Секст Эмпирик косвенно называет его родовым[319]. В нем заключается общая идея всех других тропов, своего рода их резюме и поэтому на восьмом тропе следует остановиться после рассмотрения всех остальных.

На постоянной или редкой встречаемости исследуемых вещей основывается девятый троп. Действительно, говорит Секст, мы воспринимаем их как более или менее ценные, как более или менее понятные в зависимости от того, насколько часто мы соприкасаемся с той или иной из них. Так, например, «солнце должно поражать нас гораздо больше, чем комета; но так как мы видим солнце постоянно, а комету редко, то мы поражаемся кометой так, что считаем ее даже божественным знамением, солнцем же не поражаемся нисколько; если же мы заметим, что солнце редко показывается и редко заходит, и все сразу освещает, и внезапно погружается во тьму, то мы будем очень поражены этим обстоятельством»[320]. Так же и землетрясение производит сильное впечатление на тех, кто впервые его испытывает и совершенно иначе воспринимается теми, кто привык к нему. «А какое сильное впечатление производит на человека впервые увиденное море!» – восклицает Секст Эмпирик[321]. Редкое кажется нам ценным, а попадающееся часто и легко достижимое воспринимается по-другому, так «…если бы мы вообразили себе, что золото брошено в большом количестве прямо на землю, совершенно как камни, то для кого, на наш взгляд, оно будет таким ценным или достойным сбережения?»[322]. Итак, если большая или меньшая редкость наличия того или иного изучаемого нами предмета представляет собой существенную трудность его познания, то можно говорить о том, «…каковой кажется всякая вещь в связи с ее постоянным или редким появлением, но мы не в состоянии утверждать, какова в чистом виде каждая из внешних вещей, следовательно, и через этот троп мы воздерживаемся от суждения о них»[323].

Десятый троп «…находится в зависимости от поведения, обычаев, законов, баснословных верований и догматических положений»[324]. Целью этого тропа является противопоставление «…каждого из этого либо самому себе, либо любому из остального…»[325]. На основании этого Секст Эмпирик указывает на колоссальное разнообразие всего вышеупомянутого, рассматриваемого в широком масштабе, т. е. у разных народов и в различные эпохи. Так, например, «…некоторые из эфиопов, – пишет Секст Эмпирик, – татуируют маленьких детей, мы же нет; и персы считают приличным носить разноцветную и длинную до пят одежду, для нас же это неприлично; индийцы на виду у всех совокупляются с женщинами, большинство же других людей считают это позорным…, у римлян отказавшийся от отцовского состояния не платит долгов отца, у родосцев же платит непременно; у тавров в Скифии закон требовал приносить чужестранцев в жертву Артемиде, у нас же запрещено умерщвлять человека вблизи святыни… у персов существует обычай мужеложства, а у римлян так поступать запрещено законом, и у нас запрещено прелюбодеяние, а у массагетов обычай установил безразличие в этом отношении…, у нас запрещено быть в связи с матерью, а у персов очень распространен обычай жениться на них, у египтян женятся на сестрах, а у нас это запрещено законом…, у нас в обычае просить богов себе добра, Эпикур же говорит, что божество не заботится о нас; Аристипп точно так же считает безразличным, одеваться ли в женское платье или в иное, мы же считаем это позорным…, атлеты, борясь за славу, как за какое-нибудь благо, выбирают ради этого трудную жизнь, а многие из философов признают славу презренной»[326]. Следовательно, «…если и этот троп указывает на такой огромный разнобой в вещах, мы не сможем сказать, каковым является по природе подлежащее суждению, но только можем сказать, каковым является оно по отношению к данному поведению жизни, к указанному закону, к данному обычаю и к каждому из остального; таким образом, и через этот троп необходимо воздержаться от суждения о природе вне лежащих вещей; таким же образом, – заключает Секст Эмпирик, – путем данных десяти тропов мы приходим к воздержанию от суждения»[327].

Секст Эмпирик также предлагает классификацию тропов, в основу которой положено воспринимаемое либо воспринимающее, так как любой троп, как было показано, говорит о трудностях процесса познания, возникающих либо в связи с объектом изучения либо в связи с познающим субъектом. Над всеми десятью тропами, говорит Секст Эмпирик, стоят, охватывая их, три более общих тропа: «первый происходит от судящего», то есть базируются на рассмотрении субъекта, «второй – от подлежащего суждению», который строится на исследовании объекта и, наконец, третий общий троп происходит «от того и другого», то есть основывается на одновременном рассмотрении объекта и субъекта. Троп «от судящего» охватывает собой первые четыре из десяти рассмотренных выше, троп «от подлежащего суждению» включает в себя седьмой и девятый, и в троп «от того и другого» входят пятый, шестой, восьмой и десятый. Наиболее же общим тропом, в котором собраны все остальные, является троп «относительно чего», который в общей системе изложения был восьмым, и в котором содержится центральная идея десяти тропов[328]. Эту идею можно сформулировать следующим образом: познаваемый нами мир представляет собой грандиозный конгломерат элементов, его составляющих, в котором любая вещь воспринимается не сама по себе, но в обширном контексте ее связей с другими вещами и даже в неразрывном с ними единстве, последние же являются своего рода искажающими истинную картину исследуемой вещи инстанциями, в силу чего одни и те же предметы представляются нам совершенно различными, являются в бесконечном количестве своих модусов, но только не в качественной своей определенности или аутентичности, почему мы и можем сколько угодно говорить о том, что нам кажется, о явлениях предметов, но только не об их сущности, не о самих предметах, которые навсегда остаются для нас тайной. Постичь истину возможно было бы, вырвав конкретную вещь из этого огромного контекста, из мирового единства, но сделать это невозможно, и любой предмет всегда и неизбежно будет восприниматься не сам по себе, но по отношению к другим вещам и предметам. Итак, скептики указывают на трудности процесса познания, связанные с субъектно-объектными отношениями мира, трудности, которые были и являются одной из важных философских проблем.

Изложив десять тропов Энесидема, направленных против положения о достоверности чувственного познания, Секст Эмпирик в «Пирроновых положениях» сообщает о пяти тропах младшего скептика Агриппы, указывающих на недостоверность рационального познания; хотя необходимо отметить, что подобного рода характеристика этих пяти тропов является в какой-то степени условной, так как они не столько рассматривают само человеческое мышление, сколько суммируют и лаконично выражают основные положения предшествующих десяти тропов. «Младшие же скептики, – говорит Секст Эмпирик, – учат только следующим пяти способам воздержания от суждения…»