реального сектора в виртуальный. В научной литературе и в жизни уже существует «информационное общество», также – экономика, которую называют «информационной», «виртуальной», «электронной», и – управление, называемое «электронным правительством».
Фактически перемещение социальной жизни из реального сектора в виртуальный сектор – это прямой постмодернистский вызов истине, которая оказывается уже не реальной, а виртуальной, информационным конструктом, чем-то произвольным, условным, незначимым. Безусловную же значимость приобретает сама виртуальная процедура, виртуальная активность, не «обслуживающая» реальность, но непосредственно «в режиме реального времени» ее выстраивающая. Это прямое социальное воплощение главной идеи последователей Пиррона о том, что истины нет, а есть социальная активность, которая осуществляется «по обычаю и закону» и в истине не нуждается, обходится без нее[505]. Возможно утверждать, что античный скептицизм неявно высказал идеи «ненаправленной», «турбулентной», «прецедентной» социальной динамики, не нуждающейся в истине. Последняя оказывается ненужной, поскольку она связывается именно с направлением, устойчивостью, предсказуемостью. Античный скептицизм, умалив значение истины (в школах эпикурейцев и стоиков), а то и вовсе отрицая ее (у Пиррона), тем самым и высказался за «ненаправленный» характер социальной динамики.
Например, американский исследователь У. Паркер[506] выдвигает ряд идей, перекликающихся с античным скептицизма, поскольку он подвергает критическому анализу идентифицированные А. Франклином стратегии, которые, по мнению последнего, ученые используют для построения системы доверия к экспериментальным результатам. У. Паркер показывает, что эти стратегии аналогичны тому, что можно было бы назвать практикой «компьютерной симуляции» или стратегией «Шэрлока Холмса».
По утверждению А. Франклина, говорит У. Паркер, экспериментальные результаты в физической науке обычно становятся общепринятыми исключительно на основе рационального доказательства, а не в «социальной» процедуре договора об их принятии/непринятии, как полагают некоторые теоретики и философы науки. Защищая данный тезис и приводя в его защиту собственный анализ многочисленных экспериментальных проверок, осуществляемых учеными, А. Франклин заявляет о своей претензии на создание эпистемологии эксперимента.
Между тем, отмечает У. Паркер такие исследователи как Т. Вайсарт и Э. Уинсберг – обращают внимание на аналогию многих, если не всех, обнаруженных А. Франклином стратегий получения учеными убедительных экспериментальных результатов со стратегией «компьютерной симуляции». У каждого человека есть свои интересы, которые побуждают его что-то совершать, что-то выполнять. Ученый – человек и потому также имеет свои интересы, побуждающие его добиваться в науке не только и не столько «объективных», сколько «интересных» ему результатов. По сути ученый-естествоиспытатель, математически, т. е. в высшей степени рационально, оформляя ход эксперимента и экспериментальные результаты, разворачивает «уравнения своего интереса». Это похоже на некую симуляцию решения проблем, хотя проблемы, конечно, решаются. Однако решаются проблемы примерно так – в этом и состоит симуляция, – как решает их компьютер, который, моделируя вроде бы объективный, неизвестный заранее результат, выполняет свою программу, т. е. закладывает в получение результата свой «интерес».
Также и физик, проводя «объективные» эксперименты, не может избавиться от своего интереса, программирующего результат. «Компьютерная симуляция» в науке хорошо известна и заключается в том, что ученые программируют экспериментальные результаты определенными теоретическими представлениями об исследуемом предмете; т. е. интеллект всегда «предвзят», действуя не индуктивно – от единичных фактов к их обобщению, – но в дедуктивной манере, предсказывая единичные проявления некоторого объекта из идеи, общего представления о нем. В философии науки известна целая школа, зафиксировавшая эту особенность интеллекта, – обосновывающая в качестве базового научного метода гипотетико-дедуктивный метод.
В силу того, что научное экспериментирование программируется интеллектом, решая задачу, поставленную идеей о предмете экспериментирования, оно важно в качестве именно процедуры работы интеллекта – движения от идеи к экспериментальным результатам. Эта процедура и выстраивает систему доверия в науке – постольку, поскольку превращает первоначальную идею в экспериментальные результаты. Таким образом, вопрос доверия к научным результатам – процедурный вопрос. Если процедура в науке выдержана, в том числе процедура эксперимента, доверие к результатам обеспечено. В этом и состоит «социальный» фактор научного развития – в доверии ученых процедуре в качестве фундаментального контекста обоснования научных результатов. Действительно, процедура – нечто внешнее и в этом смысле социальное по отношению к развиваемым в науке теориям. Если это «внешнее» столь важно, то и получается, делает вывод У. Паркер, что ученые занимаются своего рода «симуляцией» – проводят эксперименты, формулируют теории как бы ради процедуры, следование которой гарантирует успех, а пренебрежение – неудачу. Подобной «симуляцией» занимался и Шэрлок Холмс, который блестяще раскрывал преступления, неукоснительно выполняя процедуру – применяя к очередной загадке чисто логический ключ дедуктивного метода. Шэрлок Холмс со своей «дедуктивной процедурой» действовал во многом так, как работает наука, где процедура требует: 1) составить по имеющимся данным, какими бы отрывочными и скудными они ни были, общую идею о предмете; 2) вывести из общей идеи о предмете ожидаемые его проявления; 3) провести эксперименты по подтверждению/опровержению этих ожиданий, т. е. по подтверждению/опровержению общей идеи о предмете; 4) скорректировать, если это нужно по экспериментальным результатам, общую идею о предмете и повторить пункты (2) и (3), возвращаясь к пункту (1) и последующим пунктам до тех пор, пока экспериментальные результаты не покажут, что больше не нужно возвращаться к пункту (1).
Заметим, отмечает У. Паркер, что наука, где так много значит процедура, дает, в конечном счете, результаты, не вызывающие к себе недоверия. Хотя вся научная процедура осуществляется внутри теоретического мышления и в принципе не может оказаться «по ту сторону» к нему, т. е. Не может выступить независимым критерием научной истины. Следовательно, есть всеобщее «по умолчанию» согласие, что доверие к научным результатам не является проблемой, поскольку оно обеспечивается, можно сказать, автоматически – самой процедурой в науке. Однако то, что не является проблемой для самих представителей науки, да и для общества, делается проблемой теми, кто теоретизирует по поводу науки, пытаясь найти для нашего интеллекта «независимое» обоснование его надежности как инструмента добывания знаний, заслуживающих доверие. Вот и А. Франклин ищет в науке специальные стратегии, которые якобы развивают ученые именно в области эксперимента, чтобы повысить доверие к экспериментальным результатам. Он насчитывает пять таких стратегий. Одна из них – стратегия использования такого экспериментального инструментария, который уже зарекомендовал себя как «производитель точных результатов». Следующая стратегия – ожидаемое экспериментатором поведение экспериментального инструментария. Третья стратегия – опора на экспериментальный инструментарий, в основе которого лежит хорошо подтвержденная теория. Четвертая стратегия – независимое подтверждение результатов. Пятая стратегия – «исключение возможных источников ошибок или/и альтернативных объяснений результатов»[507].
Между тем анализ того, что А. Франклин считает стратегиями, сознательно применяемыми самими учеными с целью повышения доверия к научным (экспериментальным) результатам, показывает, что все эти «стратегии» – принадлежность процедуры научной работы; и исследователь, проводя эксперименты, просто следует процедуре – «стратегии Шэрлока Холмса», – а не «стремится повысить доверие к экспериментальным результатам»[508]. Подобное стремление было бы абсурдным, поскольку означало бы недоверие ученых к самим себе, науке как таковой. Если бы Шэрлок Холмс не доверял своему методу, он не был бы Шэрлоком Холмсом. Точно так же, наука существует и доказывает свою силу благодаря своей процедуре, своему методу, и ей не нужно искать никаких дополнительных подтверждений того, что ее результаты заслуживают доверия.
Вывод в отношении науки, отмечает У. Паркер в заключение, может прозвучать парадоксально, но научные знания ценны не тем, что устанавливают истину, а тем, что разгадывают загадки. Истина сама по себе ни к чему не побуждает. Загадка побуждает к преодолению, мотивирует развитие. Наука погружена в процедуру разгадывания загадок, и не столь важно, являются ли разгаданные загадки «объективными истинами», но важно, что очередная разгаданная загадка есть состоявшееся развитие и новый уровень развития общества. Если бы науки не было – не как поставщика объективных истин, но как «Шэрлока Холмса», – общество не развивалось бы; чем равнодушнее человек к загадкам, тем он более уверен, что все знает, объективно оставаясь невежественным, инертным, неразвитым. Одна из миссий науки-процедуры состоит в обеспечении самого принципа общественного развития.
Как видим, У. Паркер занимает в отношении науки вполне постмодернистскую позицию, доказывая, ей нужна не истина, но – правильная процедура «разгадывания загадок» (решения проблем). Это картина «ненаправленной» науки – не имеющей цели в виде истины. Наука движется от проблемы к проблеме, а в пределах каждой проблемы – от знания проблемы до знания решенной проблемы. Таким образом, знание растет. Однако этот рост не приближает к истине и не отдаляет от нее, поскольку невозможно доказать, что очередная решенная проблема есть достигнутая истина. Последняя оказывается пустым понятием, или условным термином. Наука – воплощение человеческой рациональности, и можно сказать, что человек «программирует» науку так, как он программирует компьютер. Поэтому человек, спрашивающий науку, что есть истина, не получит ответа, т. к. он спрашивает самого себя. Это и поняли представители античного скептицизма, выдвинув идею «мудреца», который знает, что бессмысленно задаваться вопросом, что есть истина, – ответа не существует в принципе, поскольку его нет и у самого «мудреца» (родового человека).