Другое дело, что человек не может не задаваться таким вопросом – просто потому, что он обладает мышлением. Но «мудрец» понимает тщетность подобного вопроса, а «глупец» – нет; и оба ведут себя в реальной жизни по-разному. «Мудрец» живет, не обольщаясь истиной, «глупец» обольщается и потому готов принять за истину то, что ему кажется истиной, либо «авторитетно» подсказывается или навязывается в качестве таковой. «Глупец» – необидная, условная характеристика «массового (среднего) человека», т. е. характеристика подавляющего большинства членов общества. «Мудрец» – также условная характеристика явного меньшинства его членов. Согласно такой «социологии», неявно содержащейся в античном скептицизме и особенно читаемой у последователей Пиррона, общество не только не преследует истину реально, но и в целом (за вычетом «мудрецов») обольщается фетишем истины, различными ее подменами, что лишь увеличивает дезориентацию и растерянность индивида в социуме, который и так, онтологически, является «ненаправленным». Это – картина общества постмодерна; общества, естественного для человека, поскольку оно (как и наука) программируется человеком, не знающим, что есть истина. Общество в целом, как и наука (и любая человеческая деятельность), живет по законам «компьютерной симуляции» – когда экзистенциальной целью, дающей всему смысл, является сама процедура, процесс производства всевозможных «продуктов». В этом и заключается экзистенциальная истина, а «продукты» – ее простая функция. Скептически ориентированные философы эллинизма видели эту экзистенциальную истину – вспомним тех же стоиков, у которых процедура мышления выводила «за скобки» свой продукт (согласие мышления с самим собой – истину), достигаемый автоматически; не говоря уже о последователях Пиррона, прямо отрицавших саму возможность достижения истины как таковой.
Возможно утверждать, что человек всегда строил общество постмодерна – общество без истин как таковых, но основанное на истине процедуры, процесса, метода. Однако человек упорно ищет истины как таковые – в этом его природа, – которые он никогда не найдет, поскольку ищет их, развивая процедуры «компьютерной симуляции» и не отдавая себе отчет в том, что именно в них заключается истина. Поэтому изобретение компьютерных технологий коммуникации и управления, развернувшее процессы информационной и экономической глобализации, явилось своего рода исторической необходимостью, в результате которой общество постмодерна стало уже не только сущностью (многих социальных объектов и явлений), но и сущим.
Почему люди вообще пришли к понятию истины? Во многом потому что в силу нашего обыденного опыта нам кажется, что существуют некие «абсолюты», которые являются непреодолимыми для нас факторами – своего рода абсолютными истинами. Один из таких «абсолютов» обыденного сознания – фактор времени. С тех пор, как обыденное сознание стало историческим, бег времени представлялся ему непреложным и необратимым – направленным в будущее. Эта открывшаяся историческому сознанию «абсолютная истина» повлекла за собой и открытие другой «абсолютной истины» – смерти. Как уже отмечалось, античное неисторическое сознание не проводило разграничение между смертными людьми и бессмертными богами, таким образом, рассматривая в качестве истины не смерть, а бессмертие, – не время, а безвременье. В этом и заключается одна из причин появления античного скептицизма: он появился на переломе эпох, переломе парадигм. Античным скептикам, находившимся еще в координатах неисторического сознания, но уже задававшимся вопросом, что есть истина, не составляло большого труда посмотреть на нее скептически – в этих старых координатах она не была существенной ментальной опорой. Гораздо сложнее скептицизм в отношении истины дался развитому историческому сознанию (в философии науки), привыкшему опираться на понятие истины.
Историческое сознание за тысячелетия своего развития от античного общества к современному прочно «срослось» с понятием истины как с платоновским «родом истинно сущего бытия» – платоновской «идеей», имеющей отдельное существование и дающей жизнь своим проявлениям в виде истин вещей, состояний, отношений. Истина времени и стала «платоновской идеей» – одной из абсолютных истин – в классической парадигме исторического сознания, которая с нового времени вылилась в классический период развития научной картины мира, в классическую парадигму науки, олицетворенную наукой ньютона с ее абсолютами времени и пространства.
Дальнейшее развитие парадигмы исторического сознания как развитие научной картины мира привело к опровержению (в науке) абсолютов времени и пространства теорией А. Эйнштейна, продемонстрировавшей относительность времени и пространства. Выяснилось, что время и пространство – «множественные» истины: время оказалось зависимым от скорости масс, а пространство – от случайного распределения масс во вселенной. Так наукой было поколеблено понятие истины уже в парадигме развитого исторического сознания, что ознаменовало переход от классического периода развития научной картины мира к неклассическому периоду – от классической парадигмы науки к неклассической парадигме, которая продвинула скептицизм позитивистской философии науки и подготовила переход к скептицизму исторического и постмодернистского направлений в философии науки.
Компьютерная коммуникация продемонстрировала уже не в науке, а непосредственно в социальной жизни не просто относительность времени и пространства, но их полное исчезновение в социальном измерении. Появилось даже специальное компьютерное понятие времени-пространства – «реальное время», обозначающее именно режим компьютерной коммуникации, происходящей вне физического времени-пространства, в виртуальном времени-пространстве. Стали различать разное время уже не только внутри физического времени, как это следует из теории А. Эйнштейна, но и в качестве разных модусов времени – физического времени, биологического времени, виртуального времени, социального времени.
Открытие разных модусов времени было равносильно признанию, что понятие времени – условное понятие, что «платоновской идеи» времени-пространства не существует, даже в виде относительной истины (в рамках теории А. Эйнштейна). Особенно интересным оказалось социальное время, связанное со статистическим характером социальной системы. В статистических системах процессы обратимы, и потому время в таких системах приобретает невероятную характеристику обратимости. Это и делает общество в принципе ненаправленной системой, постмодернистским социумом, в котором все пути, даже противоположные друг другу, являются правильными в смысле их равноправности. Подобное заключение в духе философии школы Пиррона, заметим, сформулировано современной наукой, т. е. доказательно по факту открытия разных модусов времени, в том числе социального времени, – открытия, ознаменовавшего вступление исторического сознания, в том числе научного мышления, в новую, постнеклассическую парадигму. Пост-неклассическое мышление – синтетическое, способное объединять противоположности на основе картины мира, в которой фундаментальным порядком является статистический порядок. Последний сам выступает прямым единством противоположностей – единством солидарного процесса и локальных отступлений от этой солидарности, что и делает генеральный процесс обратимым, ненаправленным, соответственно идущим в параметрах обратимого времени и индетерминизма (или нового детерминизма), когда оказывается возможным сосуществование разных векторов, разных миров. Постнеклассическая (постмодернистская) картина мира, ухватывающая фундаментальный в мире статистический порядок, высвечивает догадку о себе у скептически ориентированных философов эллинизма, особенно представителей школы Пиррона, которые высказывались именно об обратимом, ненаправленном характере социального процесса в положении о равноправии разных, в том числе и противоположных, суждений о вещах.
«Толерантное мышление», «диалог и синтез культур» – все это картина общества постмодерна. Действительно, такое общество ниспровергает фетиш истины как фактор противостояния, борьбы, нетерпимости под флагами разных «истин» и предлагает принцип мирного сосуществования разных вариантов и позиций. Это общество не разъединяет, а объединяет людей, внушая им равноправие любых вариантов и позиций; а дальше статистический процесс сам решит, какие варианты и позиции останутся, а какие уйдут. Именно социальный мир – толерантное сознание – и пропагандировал в неявной форме античный скептицизм, показывая во всех своих направлениях то, что понятие истины малозначимо (стоики), рискованно (эпикурейцы), пусто (Пиррон и его последователи). Поэтому, возможно, античный скептицизм явился в западной (европейской) философской традиции своего рода первым философским учением, поставившем проблему социального мира в осуждение реального социума с его избытком человеческой нетерпимости и дефицитом человеческого взаимопонимания.
Античный скептицизм, выступив эпистемологией, в которой умалялась значимость истины как продукта и целевого направления мышления и возвышалась значимость ненаправленной процедуры мышления, тем самым заложил основу моделирования органической взаимосвязи «ненаправленной» науки и «ненаправленного» общества. Иными словами, античный скептицизм открыл путь к пониманию науки как модели общества, а общества как модели науки, спрогнозировав появление в начале XXI в. такого понятия, как «общество, основанное на науке (знаниях)». Философия науки, а позже философия техники явились философским ответом на вызовы развитого индустриального общества, в котором наука и техника стали определяющими детерминантами социально-культурного развития и которое красноречиво было названо «техногенным (технократическим)» обществом. К. Поппер моделировал в своей теории научной рациональности «открытое общество». Т. Кун непосредственно ввел в свою модель научного развития социальное измерение в виде фактора научного сообщества, которое «соглашается» с новой исторической парадигмой науки. Модель научного развития Т. Куна через парадигмы (как и И. Лакатоса – через «научно-исследовательские программы») перекликается, например, с социальной философией К. Маркса, который рассматривал социальную историю как смену исторических парадигм «общественно-экономической формации», – недаром ключевым понятием у Т. Куна, как и у К. Маркса, является, наряду с «парадигмой», понятие «революция». Также и философия науки П. Фейерабенда выступила не только философией науки, но и философией общества, поскольку он требует для науки не только эпистемологической, но и организационной – социальной – демократии.