Вполне можно увидеть детальную разработку этой античной идеи в современных (посвященных философии науки) исследованиях того, что можно назвать методом мышления. Мы видим, что, действительно, для нашей рациональности важно достижение взаимопонимания, человеческого единства, и именно это ощущается истиной и справедливостью. Объективистская же истина оставляет человека равнодушным, поскольку она отчуждена от него и интересна ему только в процессе своего творения, а процесс этот социален, осуществляется как человеческая коммуникация, в которой и рождается высшее для человека благо взаимопонимания. В конце концов, последователи Пиррона прямо говорили, что не может быть единичных держателей истины, и именно эту идею олицетворяла фигура «мудреца» во всех скептически ориентированных школах эллинистической философии. «Мудрец» в античном скептицизме – абсолютный критерий в виде родового человеческого мышления, коллективного (не одиночного) человеческого разума. Античные скептики понимали или догадывались о том, что истина не объективна – иначе она была бы дана «отдельному уму», который обрел бы право поучать других и, – вместе с тем, – власть над ними; они понимали или догадывались, что истина, будучи интерсубъективной, может родиться лишь в свободной и равноправной человеческой коммуникации, являясь определенным «конструктом» человеческого взаимопонимания. В данном случае становится хорошо видным глубоко демократический, точнее даже, гуманистический смысл античного скептицизма, который задолго до современной эпохи сумел продемонстрировать следующее: мудрецом является человек, понимающий, что все люди равны перед своим индивидуальным (и групповым) незнанием относительно того, что есть истина; однако, к сожалению, мудрецов мало, и в массе своей люди готовы к порабощению теми, кто объявляет себя держателем истины и использует ее знамя как инструмент власти над другими; мудрецы же вынуждены в этих условиях уходить во внутреннюю эмиграцию – довольствоваться согласием с самими собой, чему учили и стоики, и эпикурейцы, и особенно последователи Пиррона.
В третьей главе было выдвинуто и обосновано положение, согласно которому античный скептицизм, будучи самосомневающимся сомнением, является не столько одной из философских систем, определенным направлением, или течением в философии, но – скорее – типом мышления, или своеобразным стилем философской рефлексии, в силу чего можно достаточно нетрадиционно рассмотреть вопрос о локализации такого явления как античный скептицизм не только в пирронизме, но и – в других философских учениях эллинизма.
Античный скептицизм может быть представлен в качестве общей направленности эллинистической философии. Существенной чертой сходства мыслителей этого периода является специфическое социально-протестное сознание, неизбежно порождающее ярко выраженный социальный скепсис (вряд ли возможный в контексте, например, классического периода греческой философии), обусловивший своеобразную «внутреннюю эмиграцию», которая ознаменовала собой не антропологический даже (как у Сократа), а скорее своеобразный экзистенциальный поворот античной философии – поворот к человеку социально не включенному и пассивному, не гражданину и патриоту, а анархисту и космополиту. Такой поворот философии по-новому поставил проблему человека и человеческого мышления: произошло своего рода переоткрытие вопроса об отношении человека и его знаний к реальному миру, о природе истины; в силу чего философия этого периода, помимо всего прочего, явилась рефлексией теоретического знания и во многом предвосхитила современные не только эпистемологические, но и социально-философские концепции. Различия между скептически ориентированными философскими школами эллинизма, очевидные и принципиальные для своей эпохи, в исторической перспективе все более стираются, а на первый план выступают черты их сходства, особенно принципиальные для рассмотрения диалога между эпохами, разделенными приблизительно двумя тысячами лет.
Вполне прослеживается связь античного скептицизма с философией науки, поскольку все крупные направления в ней – позитивистское, историческое и постмодернистское – объединились, подобно всем эллинистическим философским школам, вокруг идеи, согласно которой истина в науке является условностью, и научная рациональность добывает знания, но не истину. Эта идея роднит между собой все направления философии науки и ее в целом – со всеми школами античного, или эллинистического скептицизма, но и каждая его школа имеет коррелят в соответствующем направлении философии науки.
Эпикуреизм во многом предвосхитил позитивистское направление. Эпикурейцев вполне можно назвать скептиками в отношении теоретического мышления – такими же, какими оказались позитивистские философы науки, не доверившие мышлению никакой самостоятельной (теоретической) работы в отрыве от «предложений наблюдения». По сути, к тем же «предложениям наблюдения» привязали мышление и эпикурейцы. Они дали в своей эпистемологии суррогат мышления-понятия, если видеть в них античных «позитивистов», поскольку позитивистские философы науки в известной степени превратили теоретическое мышление в своеобразный суррогат. Однако важен позитивистский, как и эпикурейский, мотив «подмены» теоретического мышления – недоверие к нему, когда оно отрывается от «очевидного».
Стоическая школа во многом предвосхитила историческое и постмодернистское направления в философии науки. Т. Кун показал, что только историческая практика науки является критерием научной истины, а приоритетная мотивация научного развития иная, чем стремление к объективной истине, отныне поступающей в компетенцию времени и истории. На эту приоритетную мотивацию указывает стоическая теория познания с ее автоматизмом достижения истины – «согласия мышления с самим собой» и, следовательно, переносом важности с результата-истины на процедуру. Стоики в общих чертах сформулировали идею, согласно которой истина не является главным вопросом в познании, а главный вопрос – процедура перехода мышления с эмпирического уровня на теоретический уровень, «спроектировав» феномен науки в виде намеченной в общих чертах логической структуры познавательного процесса. Появление в западной философии науки с середины 50-х годов XX в. исторического направления явилось определенным возвратом к стоической теории познания и ее развитием: его представители добавили к прозрению стоиков об эмпирико-теоретической дихотомии познания историческое измерение этой дихотомии.
Философия Пиррона и его последователей во многом предвосхитила постмодернистское направление в философии науки. Если стоики и эпикурейцы допускали хотя бы интерсубъективную истину, то пирронисты исключили и ее, поместив человека в мир полной субъективности, в котором не было истины, но было бесконечное множество субъективных миров, в силу чего человеку для того, чтобы надежно оградить себя от заблуждений, остается ничего не утверждать, но зато он может, подвергая радикальному сомнению, все опровергать без опасения оказаться неправым. Этим они предсказали постмодернистское направление в философии науки с его безразличием к проблеме истины и исчерпывающим научный метод принципом теоретического плюрализма (релятивизма истины). В свете «постмодернистской» характеристики пирронистов они (вместе со стоиками) предстают реальными оппонентами эпикурейцев, заложивших в истории эпистемологии модернистскую (позитивистскую) линию убежденности в существовании истины и необходимости ее «очищения» ради обретения опоры для поступательного движения.
Одна из основных идей последователей Пиррона, согласно которой не может и не должно быть единичных держателей истины, что последняя, скорее всего, не объективна (иначе она была бы дана «отдельному уму», который обрел бы право поучать других и, – вместе с тем, – власть над ними), а интерсубъективна и может родиться лишь в свободной и равноправной человеческой коммуникации, являясь определенным «конструктом» человеческого взаимопонимания, указывает на глубоко демократический, точнее даже, гуманистический смысл античного скептицизма, который задолго до современной эпохи утверждал, что мудрецом является человек, понимающий равенство людей перед своим индивидуальным (и групповым) незнанием.
Заключение
Подводя итоги монографического исследования, можно сделать следующие выводы.
Среди предпосылок и причин появления античного скептицизма в качестве самостоятельного философского течения можно выделить как идейную, так и историческую составляющие: идейно скептицизм явился определенным результатом отдельных, более или менее выраженных, скептических тенденций в развитии греческой философии от досократического до эллинистического периода; а исторически он представляет собой своего рода интеллектуальную реакцию на появление философской приоритетности безусловной эвдемонистической ориентации эллинизма, которая была во многом обусловлена характерными чертами этой эпохи, выражавшимися прежде всего в социально-экономической и политической нестабильности и, как следствие, эмоционально-психологической неустроенности.
Длительная идейная и историческая эволюция античного скептицизма прослеживается от отдельных скептических тенденций в различных учениях, течениях и направлениях допирроновой философии до оформления самостоятельного скептического направления, которое эволюционировало далее от философских воззрений своего основателя Пиррона и его ученика Тимона (старших скептиков), через скептицизм Средней и новой Академии (в лице ее руководителей – Аркесилая и Карнеада) до философского учения Энесидема, Агриппы и Секста Эмпирика (младших скептиков). В результате длительного развития скептицизма оформились следующие основные его типы, которыми он представлен в истории античной философии: а) интуитивно-изостенический скептицизм Пиррона и Тимона, б) интуитивно-пробабилистический – Аркесилая и рефлективно-пробабилистический – Карнеада, в) рефлективно-изостенический скептицизм Энесидема, Агриппы и Секста Эмпирика.