– Я здесь родился. Русское слово «родина» очень емкое, в отличие от «motherland».
Борис Никитич откатывает кресло в сторону, отъезжает к поручням террасы, заросшим густыми плетями декоративного винограда. Томсон видит, как сгорбилась отцовская спина, укрытая разноцветным пледом. Не оборачиваясь, отец глухо произносит:
– Видимо, я плохо учил тебя в детстве. Насколько я помню, я всегда говорил о том, что местожительство тела и местожительство души могут не совпадать. У многих людей душа давно потеряла все воспоминания о подлинной отчизне. Поэтому, кстати, в мире так много космополитов, которых, как ты знаешь, я нисколько не порицаю. Я вслед за твоим дедом очень благодарен этой замечательной стране, приютившей нашу семью в изгнании, предоставившей нам кров и заработок. Но я никогда, – Борис Никитич резко разворачивается, устремив на сына пронзительный взгляд, – никогда не забывал о том, где находятся мои корни. Ведь любой человек, любой род засохнет, как дерево, если его вырвать из родной почвы…
Он опускает голову, крепко сжимает высохшие старческие пальцы. Долго молчит, положив подбородок на сцепленные руки.
– Твой прапрадед, как ты знаешь, сложил голову в войне за Россию. Он знал, за что погибает под Плевной. За великую православную державу, которая раскинулась на широчайших просторах Евразии. За поколения своих предков, верой и правдой служивших российскому престолу! А вот за кого пойдешь в бой ты? За потомков тех, кто стер с лица земли местное индейское население?
Томсон встает с плетеного кресла, допивает остатки своего сока. Внимательно смотрит на отца.
– Знаешь, чему я всегда удивлялся? Как наша семья ухитрилась в этом прагматичном американском мире сохранить столько русского идеализма. Пока я буду получать приличные доходы как юрист, пройдет немало времени. А деньги мне нужны сейчас. Армия предоставляет такую возможность. Я плевать хотел на идейную сторону дела. Я просто буду исполнять свою работу. Ратную работу, отец! Точно так, как поколения моих предков!
Борис Никитич больше ничего не произносит. И Томсон понимает, что разговор завершен.
После ужина отец долго сидит на террасе, глядя на заходящее солнце. Рядом на столике лежит огромный географический атлас Российской империи издания 1901 года, который некогда приобрел в нью-йоркском букинистическом магазине дед Томсона, Никита Борисович Старомыслов…
11
Северо-восточная Украина
Полигон
18 августа
00.40
После взрыва гранаты сражение на несколько мгновений, бьющих в ночной тишине по сознанию набатными ударами пульсирующей в висках крови, внезапно прекратилось.
Оставшиеся в живых бойцы рванулись в разные стороны, стараясь занять новые огневые позиции.
Митин нажимал на спусковой крючок своего пистолета-пулемета до тех пор, пока в магазине не закончились патроны. Он перемещался с максимально возможной скоростью, крутился на месте, как волчок. В какой-то момент просто упал вниз, прижимаясь щекой к посеченной крапиве. Не замечая ожогов, немедленно заменил последний имевшийся в запасе рожок, перекатился в сторону и избрал новую тактику, переведя «Кедр» в режим одиночных выстрелов.
Боевая ситуация иногда меняется с катастрофической скоростью. События недавней схватки за считаные секунды откатились в прошлое, оставив после себя, словно волны на песчаном пляже, убитых и раненых.
Рич, Ник и Берк успели укрыться в бункере Г-8, смело метнувшись прямо за разрушенную взрывом гранаты стену. Томсон и Хантер залегли по разные стороны металлической трубы. Джо не решился открывать огонь из гранатомета, поскольку даже приблизительно не мог определить, где теперь позиции противника. Неожиданное рассредоточение русских бойцов теперь не позволяло грамотно прицелиться. К тому же Хантер был шокирован. Впервые на его памяти с такой неумолимой стремительностью уничтожили подчиненную ему группу. Он заполз в укромное место под самое брюхо трубы, в густые заросли терновника, и только через полминуты вычислил, где находятся враги.
Первыми открыли огонь Запад и Восток. Хлесткие трассеры, словно удары бича, рассекли пространство прямо перед входом в бункеры, откуда с некоторым запозданием в ответ полетели очереди, выпущенные из винтовки Рича и карабина Ника. Одновременно заговорила штурмовая винтовка Томсона, который начал стрельбу по позиции Митина. Командир американской диверсионной группы в этот момент с радостью отметил, что противник существенно уступает в численности. Трое против пяти – это неплохой расклад, если не учитывать собственные потери…
Ранение Юга было несмертельным, но крайне неприятным. Для маневренного боя Немчинов с полным основанием мог считать себя выбывшим из строя. Пуля прошила навылет правое плечо, что лишало Игоря возможности вести прицельный огонь. Каждая попытка как положено прижать приклад и толком выделить позицию противника отзывалась мучительной болью. Ко всему прочему во время падения разбился окуляр прибора ночного видения, поэтому ориентироваться в темноте стало чрезвычайно сложно. Юг, до боли сжимая зубы и не обращая внимания на кровь, замочившую весь правый край камуфляжной куртки и словно покрывшую липкой смазкой его «Грозу», пополз вперед. Он старался уйти с опасного участка, поскольку оказался как раз на линии интенсивной перестрелки. Совсем рядом размеренно работал «Кедр» Митина, а навстречу ему летели трассеры из штурмовой винтовки Томсона. Около металлической трубы Юг, тяжело дыша, залег среди бурьяна.
Внезапно буквально в двух шагах заговорил еще один вражеский автомат. Немчинов титаническим усилием постарался ликвидировать эту огневую точку. Но громоздкая «Гроза» для такой близкой дистанции была практически непригодна. Юг вытащил бесшумный пистолет «ПСС» (эту модель в качестве личного оружия Митин приказал всем спецам захватить с собой в рейд) и постарался прицелиться в невидимого противника, до которого оставалось всего лишь несколько метров. Но Юг не учел одного важного обстоятельства.
Хантер вел огонь, используя в качестве укрытия небольшой валун, лежащий прямо у металлической трубы. Таким образом он оказывался защищен сразу с двух сторон, как раз оттуда, где располагались позиции Митина и Востока, что Джо легко выделил в прибор ночного видения. У него был неплохой сектор обзора, а тренированный глаз сразу определил сбоку новую угрозу. Раненый Немчинов передвигался слишком неуклюже и немедленно выдал свое присутствие. Повернув ствол штурмового карабина влево, Хантер нажал на спусковой крючок, чтобы оборвать жизнь еще одного профессионала российского спецназа…
12
Северо-восточная Украина
Полигон
18 августа
00.41
Томсон потом часто вспоминал этот ночной бой. За пятнадцать лет армейской службы случались самые разные экстремальные ситуации. Были такие рейды, когда за свою жизнь он не мог бы поставить и ломаного цента. Но всегда собственные действия оправдывались суровой логикой вооруженного противостояния, конкретными боевыми задачами, которые требовалось решить во что бы то ни стало.
Тогда же Томсон словно провалился в иной мир, где властвовали несуразные, странно стыкующиеся друг с другом закономерности. Начиная с того момента, когда он отдал команду прорываться из бункеров, реальность приобрела хаотические черты, характерные для какого-нибудь фильма абсурда. Томсон готов был поклясться, что отработанная многочисленными тренировками, жестко определенная тактика неожиданно полетела в тартарары вовсе не из-за ошибок командира или просчетов боевой группы, не из-за хитрости и силы противника, а по неведомой причине. Будто тайный незримый хозяин бывшего секретного Полигона распорядился смешать карты в колоде. Может быть, поэтому Томсон не сильно удивился тому, что произошло на следующий день…
После того как все его оставшиеся в живых бойцы, за исключением Хантера, вновь укрылись в бункерах, продолжая вести оттуда ответный огонь, Томсон определил для себя главное – нужно изо всех сил пробиваться обратно и занимать позиции у выхода из подземных коммуникаций. Уйти сейчас невозможно. Хотя, если исходить из соображений формального успеха рейда, Томсону надлежало именно в данный момент прорываться в противоположную сторону и драпать по ночной степи, не думая о последствиях. Ведь мешок с генераторами, цель всей операции, с собой, крепко привязан ремнями к подсумку, где находится боекомплект. Но разве командир имеет право бросить на произвол свой отряд во время ожесточенного боя? Не говоря уже о том, что вовремя появившаяся резервная группа, видимо, практически полностью уничтожена. Сбоку, у трубы, слышен лишь голос штурмовой винтовки Хантера. Судя по всему, остальные бойцы погибли…
Все эти мысли слепящими искрами разлетались в сознании, когда Томсон, привычно сжав свою волю в стальной кулак, рвался назад. Бросок на два метра. Огневая позиция. Следующая перебежка. Схема, доведенная до совершенства.
Томсон сейчас не вел прицельной стрельбы. Его слепые очереди, рассекая ночную тьму, должны были дезинформировать противника о подлинном направлении движения. Томсон старался перемещаться неровными зигзагами и нажимал на спусковой крючок уже в тот момент, когда вскакивал для следующего рывка вперед. Только уже оказавшись у самого входа в бункер Д-10, он смог грамотно открыть огонь.
Томсон был отличным стрелком, пожалуй, даже более высокого класса, чем требовалось по всем нормативам для командира отряда специальных диверсионных операций. На всю жизнь он запомнил, как его учили в снайперской школе на военной базе в штате Огайо…
– Дубль два, парень. Ты опять промазал. И чего будем делать?
Темнокожий инструктор, пережевывая омерзительный мятный «Джуси фрут», стоит прямо перед Томсоном и смотрит с неприкрытым пренебрежением.
– Дубль три.
Инструктор выплевывает жвачку и крепко хватает Томсона за плечо.
– Я смотрю, ты очень крутой парень. Все русские такие?