– Все прекрасно, – Степа улыбнулся саксу счастливой улыбкой и еще даже успел мельком удивиться, чего это он так напрягается, как вдруг понял, что они пришли. Вот так вдруг вот взяли и, не сходя с места, пришли.
Донкат изумленно моргнул. Как это он так не заметил? Все пространство перед ними было залито жемчужным светом. Причем, его не только что включили. Он был здесь все это время. А они как-то подошли и не заметили. Нет, какой же он недогадливый. Это не они пришли, это туман пришел к ним сам.
Они стояли на краю тумана.
Того самого. Молочного. Как в давних Степиных снах. Вот сейчас из него появится кто-то. Степа замер в ожидании… Предвкушении… Ну же. Ну!
Никого. Тишина, молчание. Опушенные листвой ветви деревьев, тянущиеся в сливочную дымку. Сонная трава на ровной, уходящей в туман поляне, над которой стелется белая пелена. Неподвижные камни, окутанные плотной ватой струящихся спиралей молока. И шесть фигур, замерших на краю белой стены.
– Вот и пришли, – Степа заворожено вышел из-за спины Сони и подошел к стене.
Протянул руку. Стена отпрянула. Донкат замер, повернулся к стоящему Декстеру и улыбнулся.
– Оно. Все как в прошлый раз. Не хочет со мной знаться.
– В прошлый раз мы сами к ней в гости напросились, – Декстер подошел поближе. – А так – да. Все, как в тот раз.
Туман вдруг потек вперед. Вокруг мгновенно воцарилась тишина. Ватная белизна погасила все звуки, не осталось ничего. Только медленно перетекающие с места на место волны тумана, сменяющие друг друга в мерном покачивании.
– Э-эй, – Степа пропустил одну из волн сквозь пальцы. – Остальных-то не надо прятать.
Ноль реакции. Донкат напрягся. Сделал шаг в сторону, в которой должен был стоять Декстер. И тут же на него наткнулся. Всего два шага. Надо же, а не видно вообще ничего.
– Ты тут? – прогудел сакс.
– Нет, я уже улетел домой, – фыркнул Степа. – Надоели вы мне.
– Понял, – покладисто кивнул Декстер. – Это не ты, это твое изображение. Мне оно просто снится, а так я сижу на своей кухне и думаю, как приготовить…
– Таиксану, – радостно закончил за него Степа.
Туман как будто бы взбили огромным венчиком. Клубы и волны молочной дымки свились в тугие спирали, завертелись в безмолвной карусели. Их течение стало резким, рваным. В глубине пелены как будто что-то заворочалось, сдвинулось. Порыв неощущаемого ветра сбил неподвижно висящую стену, кинул ее вбок, вернул на место.
– Шойс, что это? – напрягся Степа.
– Ну, ты нашел, кого спрашивать, – процедил сквозь зубы сакс, точно так же напряженно наблюдая за безумной пляской клубов тумана. – Главного специалиста по туману? Это вы с Селеной у нас знатоки…
– Селена, – Степа рванулся в сторону, но был перехвачен железной лапищей Декстера.
– К-куда? – сакс подтянул его поближе. – Стой спокойно. Еще не хватало и нам потеряться. Селена не хуже тебя знает, что делать. У нее рядом подруга из ФАФ, Элечка, и еще один специалист. Разберутся, что делать. А не разберутся, мы поможем. Только нам самим сначала надо выяснить, что происходит.
Да уж, Степа бы тоже не отказался понять, что происходит. Вспомнив весь свой опыт общения с этим туманом, он постарался проникнуть взглядом через молочную стену, приподнять непроницаемый полог, попросить неведомо кого, чтобы туман стал прозрачным, позволил увидеть происходящее в нем.
Попросил. В ватной стене между вспучивающимися клубами вдруг начало проступать чье-то грубо начерченное лицо. Сразу и не понять, мужское, или женское. Нет, скорее, мужское. Глаза, начерченные несколькими небрежными штрихами, были закрыты. Брови нахмурены, как будто лицу снился нехороший сон. Вокруг лица медленно, неспешно, как будто показывая, что никуда оно деться не может, проявились четыре столба. В отличие от лица, каждая деталь этих столбов была выписана с превеликим тщанием. Степа разобрал даже прожилки на каком-то листе в орнаменте.
Что это? Ничего похожего в прошлый раз он не видел. Тогда в тумане были фигуры, люди (ну, почти люди), которые пытались ему что-то сказать, чем-то помочь, от чего-то защитить. А вот спящее лицо Донкат видел впервые.
– Ты кто? – он сам не понял, что его толкнуло.
Ему бы молчать и молчать, ведь раз показался, значит, рано или поздно скажет, зачем, но Степа никак не был готов к молчанию.
Лицо открыло глаза…
Ничего там страшного не было. Вообще. Была только радость. Но такая, от которой Степа сам не заметил, как попятился. Шаг, другой, третий…
– Шо-ойс!
Сакс пропал, как провалился. Тишина. Молчание. Неподвижность мира, на котором картонными аппликациями медленно перемещаются клубы тумана. И грубо прорисованное лицо с глазами, полными радости, от которой хочется зажмуриться, убежать, зарыться с землю и не видеть эти нарисованные нарочито небрежными штрихами зрачки, которые, кажется, проникают в голову, в душу, с саму суть жизненной силы.
– Ты пришел…, – мама дорогая, оно еще и разговаривает. И разговаривает тоже радостно. Как будто брата встретил.
Степу передернуло. Ничего себе родственничек. А где остальные? Те, которых он видел в прошлый раз? Или в каждом Месте живут свои обитатели?
– Ты пришел, – нарисованный рот почти не шевелился, но, тем не менее, создавалось полное впечатление живого лица. – Я рад. Ты поможешь мне?
– Я? – опешил Степа. Вот тебе и здрассьте, не успел на планету попасть, так, пожалуйста – вербуют в помощники инфернальных личностей. Хотя, почему сразу «инфернальных»? Обыкновенное лицо. Не красавец – не урод, не злой – не добрый, не мужчина – не женщина, не человек – ….
Ай!
Лицо и вправду не было похоже на человеческое. Как он сразу-то не заметил?
– Кто ты?
– Таиксана, – шевельнулись нарисованные губы.
– Салат? – удивился Степа.
Лицо на секунду замерло.
– Я не знаю, про что ты говоришь, – мерно произнесло оно.
Вот те на, опешил Степа. Здесь что, много этих таиксан?
– Ты мне поможешь?
Ну вот, опять. Съездил на экскурсию, называется. Степа чуть оглядываться не начал. Нет уж, пошли они, эти приключения вместе с ностальгией куда подальше. Не успел зайти в Белое Место, уже припахивают помогать каким-то духам.
– Чем я тебе помогу?
– Отпусти меня, – попросило лицо.
А вот уж нет. Донкат аж вздрогнул. Если любопытствующая поездка в Белое Место была просто шалостью, необязательным штрихом к расслабленному образу отпускника, то любая помощь непонятным созданиям, в которых и специалисты-то толком ничего не понимают, будет верхом идиотизма. На это запудренных Степиных мозгов все же хватило.
– Э-э, а я не могу, – Донкат сделал ма-аленький шажок назад. Похоже, пора отсюда сваливать. Рассказать обо всем Шадской – пусть она сама разбирается. Это как раз по ее зарплате вопрос.
– Отпусти меня, – это ему кажется, или картинка сдвигается вслед за ним? – Мне плохо.
– Бывает, – Донкат стал пятиться быстрее. – Но я-то что могу сделать?
Да где же край этого облака? Где Шойс? А он вообще, в ту сторону идет?
Донката пробрала нехорошая дрожь.
– Ты можешь, ты можешь, – лицо почему-то перестало шевелиться вообще, но голос не умолкал. Наоборот, он звучал все громче и громче. – Ты часть…
Вот спасибо, теперь он еще и часть. Интересно было бы узнать какая. И чего? Ежась от накатывающего страха, Степа все же попытался пошутить, хотя бы и для самого себя. Ирония иногда, знаете ли, помогает. Иногда…
Не в этот раз.
Лицо перестало говорить. Вместо этого перед Степой, сменяя один другого, вдруг начали появляться странные образы.
… поле. Большое поле. По которому медленно течет людской поток, заканчивающийся в странном мерцающем провале. Нет, не людской…
… неприветливый чужой мир (откуда он это знает?). Резкий ветер гонит по небу низкие грязные тучи. Камни и бесплодная растрескавшаяся земля…
… где-то далеко раздаются раскаты грома. Нет, это не гром, это те, с которыми лучше не встречаться. Они тут были первыми. И не желают видеть новых гостей. Надо уходить…
… горечь и злость. Иссушающее чувство бессилия. Ты ничего не можешь сделать. Ни-че-го. Ничего? …
… Степины губы растягиваются в злорадной усмешке. Непривычная рука в странной перчатке медленно оглаживает небольшой, чуть подсвеченный изнутри шар, сотканный из нереальных, плывущих под взглядом линий. Подарок. Если уж мы ничего не можем сделать с вами, то, может быть, вы сами это сделаете? Улыбка становится шире и злорадней, рука в перчатке ныряет внутри шара и тот вспыхивает ярким, где-то даже приятным светом. Рука выныривает обратно, и на шаре начинает проступать … грубо прорисованное лицо, принадлежащее непонятно кому: не красавец – не урод, не злой – не добрый, не мужчина – не женщина, не человек – …
Не человек…?
Степа переводит глаза на руку в странной перчатке, и сознание вдруг услужливо подсказывает, что это вовсе и не перчатка…
– А-а, – вскинулся Донкат.
– Ты поможешь мне? – о, оно опять разговаривает. – Мне нужно спрятаться, вернуться.
Лицо никуда не делось. Наоборот, оно подплыло почти вплотную. Так, что Степа мог видеть каждую завитушку орнамента на столбах, ограничивающих его.
– Что тебе надо? – вот, самый правильный вопрос. Куда ему еще дальше-то прятаться? Дальше Белого Места не убежишь.
– Помощи, – нарисованные глаза маячили почти у самого лица Донката. – Ты знаешь, ты умеешь, я вижу. Ты делал это.
– Я? – Степе искренне захотелось привести пару выписок из галактических официальных реестров, где русским по белому написано, что он, Донкат Степан Афанасьевич, никогда в жизни не помогал никаким нарисованным лицам, живущим в Белых Местах. Вот правда-правда, честное слово.
Показалось, или по лицу скользнула тонкая усмешка. Оно еще и иронию понимает?
– Я ничего не делал.
Ответа не случилось. Вместо него перед Степой возникла другая картинка.
Переливающаяся всеми цветами радуги пелена перегораживала вход в какой-то тоннель, уходящий в необозримую даль. Ой, а не эта ли дорога виделась Степе в недавних грезах, навеянных последней «картиной»? Похоже. Донкат присмотрелся внимательнее, оценивая диспозицию.