– Командир, – позвал Лиепиньш.
Горстин поднялся и вполз на прежнее место. Лодка сместилась, почти развернувшись к восточному берегу кормой.
– Левее на корпус, – указал снайпер, – и выше двадцать метров, кусок красного гранита…
Архип повел биноклем.
– Есть.
– Вправо на ширину этого камня…
– Ну, снег…
– Это не снег, командир. Краска. И выше смотри, рваную консервную банку видишь?
– …
– Створный фонарь, – пояснил Ян. – Когда пятна не видно. Где-то есть второй и такое же пятно, между ними – проход. Если не знаешь, что искать и где, за снеговые проплешины и ржавое железо сойдет… Уверен, в глубине узости, с воды можно увидеть еще два пятна – одно над другим, пока они не совместятся, входить на крупнотоннажном судне между стен нельзя: наскочишь на камни. Смотри – фокус.
Горстин навел бинокль на лодку, казалось, она уткнулась носом в берег и… вдруг вошла в него, как нож в масло, скрывшись из виду. Вот вам и фокус. Нашли, выходит? Так просто?
– Что дальше, командир? – спросил Лиепиньш. Горстин по голосу понял: про то, что под их бережком, он не забыл.
– Наблюдай. Готовность – двадцать минут…
Капитан отполз ниже от гребня и перебежал к лодке. Свистнул два раза: «Все ко мне».
Через минуту Харри и Пыхалов показались между камней. Гиревой возник рядом вдруг, словно из воздуха.
– Передовая группа обнаружила вход, – сказал Горстин. – Через пятнадцать минут мы должны быть на воде. Рацию – к передаче…
Пыхалов подхватил прорезиненный мешок. Завозился, забрасывая антенну, щелкая переключателями, пристраивая ключ на плоском камне и шифроблокнот, капитан развернул планшет, мысленно составляя текст…
– Готов?!
– Есть!
– Сорок пятого обнаружил. Координаты. – Архип надиктовал цифры. – Фаворит вырвался. Следую своим курсом сорок минут. Одиссей…
Пыхалов вырвал страничку, наклонил голову и быстро заработал на ключе. Карандаш снова зажат в зубах…
– Собирайся, – сказал Горстин через минуту, поднимаясь, – и догоняй…
…Берег раскачивался перед глазами, скалы ходили ходуном, подпрыгивая в низкое небо, веревка резала ладонь, вещмешок давил на спину и плечи. Внимание разделено между тем, куда ставить ногу, и тем, что впереди – через пролив. Радист догнал их, когда до воды оставалось не больше ста метров.
– Смени, – приказал Горстин. Пыхалов перехватил веревку. – Вперед, ребята. Ориентир – расщелина с кустами…
Горстин наддал, уклоняясь к югу, чувствуя затылком тяжелый снайперский взгляд. Он намеренно выводил группу поодаль от места, к которому пробирался сейчас, напрягая все мускулы и привычно сохраняя равновесие, а взгляд уже ловил бело-серое, измочаленное, словно старый матрас. На ходу он перекинул ППС наизготовку. И почти сразу понял: оружие не потребуется. А потом нервные импульсы донесли до сознания то, что видели глаза.
Капитан сбился с шага, в грудь толкнуло, будто он плашмя упал в воду, голова дернулась. Мучительными усилиями он пытался сокращать межреберные мышцы, чтобы набрать воздуха полную грудь и вытолкнуть наружу молча, без крика…
Потом повернулся и на ватных ногах, задыхаясь, побежал к группе, прогоняя видение того, что когда-то было человеком: размозженную о камни, остриженную клочками голову; плечи с костлявыми лопатками, выпирающими под остатками полосатой лагерной робы, словно обрубки ангельских крыльев; руку, застрявшую в камнях, с непомерно большой кистью и растопыренными пальцами-веточками, что растягивали морщинистые перепонки; ребра с прилипшей кожей; тазовые кости – не в меру широкие; перекрученные ниже колен голени, будто жгут мокрого белья, и сросшиеся в гигантский плавник деформированные ступни…
Разведчики спустили лодку на воду, стоят по колено в набегающих волнах.
Гиревой нагнулся, удерживая лодку на месте за резиновый борт; он выглядит удивленным. В бороде Товарища Харри образовался провал, а мохнатые брови ползут вверх, словно две жирные гусеницы. Лицо Яна походит на створный знак: белое, с неровным мазком перекошенного рта. Пыхалов с уродливым наростом рации на спине смотрит озадаченно, как двоечник у доски.
Архип почти добежал до них, когда с другого берега ветер донес частое стрекотание автоматов и сдвоенный грохот гранатных разрывов…
Фьорд Нордхейм-Лааме, объект «Глубина 45»,
27 апреля 1945 г., 09:25
Стрельба оборвалась, когда лодка разведчиков развернулась на входе в заливчик.
– Наддали! – скомандовал Горстин.
Останавливаться поздно. Тишина означала одно из двух: либо передовая группа погибла, либо после первого столкновения наступила короткая передышка – прикидывают с обеих сторон, оценивают: кто, какими силами, что дальше?
Медлить в обоих случаях нельзя. Разведчики в лодке сейчас – как вша на гребешке. Тело невольно сжимается в ожидании выстрелов в упор, и кажется, что все прожитое укладывается между двумя ударами сердца коротким пунктиром, как тире между датами: родился – погиб. Ничего, тело пусть боится, лишь бы голова работала: воля тренированно гасит трепыхание инстинктов.
Вот створные знаки в глубине бухты, о которых говорил Лиепиньш, так и есть – одно над другим. Впереди, у правого берега, в тридцати метрах покачивается лодка Шамана… Стены резко поднимаются вверх и сходятся над головой каменным небом с трещиной, в которой клубится облачное небо. Скала с правого борта колышется, словно живая, прогибается, шевелит пучками пересохшей травы, мятыми лоскутами. Тянет пороховой гарью…
– Камуфляж! – негромко воскликнул Пыхалов. Он впередсмотрящий и реагирует раньше всех.
– К бою, Пыхалов!
Радист бросил весло и выставил перед собой автомат.
Да, маскировочная сеть. Огромное полотнище на стальном тросе, будто занавес в театре, за которым угадывается прямоугольный провал. Высота над водой – подходящая для швартовки десантной баржи, буксира или «морского охотника». Длина причальной стенки должна соответствовать: двадцать пять – тридцать метров. До нее – рукой подать.
Из провала не доносится ни единого звука: ни стонов, ни криков, ни отчетливо-раздельной, лающей немецкой речи, ни стука подкованных подошв. Не скользят смутные тени за маскировкой, только лодка передовой группы медленно разворачивается на мелкой волне под ветром, да колышется край занавеси-сети.
Очевидное решение – пройти вдоль причала и высаживаться там, где пришвартована первая шлюпка: что-то там есть – ступени в скале, шторм-трап…
– Леня, на сеть! – скомандовал Горстин. – Рацию оставь… Прижимаемся к стене!
Если за ними наблюдают, то все начнется прямо сейчас.
Пыхалов быстро скинул лямки вещмешка с передатчиком, автомат – на его место, за спину. Приподнялся, наваливаясь коленями на упругий борт: левая рука вытянута, готовая поймать ячеи сети, в правой – пистолет. Гиревой приготовился прикрывать. «А хорошие у флотских разведчики, – подумал Горстин мимолетно, – все понимают…»
– Что бы там ни увидели… страшного, – произнес он неожиданно для себя самого, – не столбенеть! Секунда на реакцию – много!
Как занозу из сердца вынул. Напряглись плечи Яна, обернулся Товарищ Харри, остальные внешне не отреагировали: у них конкретная задача, они уже действуют и с целью операции знакомы – ясно, что ничего хорошего в месте, где людей используют как подопытных, они не увидят…
Начали.
Нос лодки приподнялся, освободившись от впередсмотрящего. Радист, уцепившись за край сети, мягко соскользнул за борт и заработал руками, поднимаясь к краю провала. Рукоять пистолета торчала за отворотом бушлата. Остальные навалились на весла без всякой команды: десять секунд, пятнадцать…
Архип насчитал тридцать три, когда их лодка уткнулась в первую. Ян с веревкой в руке перебрался на ступени короткой каменной лестницы, потянул на себя. Горстин обернулся, Пыхалова не видно, значит, уже на причале.
Харри перевалился на борт лодки «егерей», вяжет кормовые концы надувнушек, чтобы не расползлись, и одновременно освобождает Горстину проход. Архип, быстро переступая через скамейки – подумалось, неурочно и смешно: «банки», флотские называют их «банки», – протиснулся мимо снайпера и нырнул под маскировочную сеть, словно в воду…
Перекатился, встал на колено, повел стволом. Глаза привыкали к полумраку нестерпимо долго. Прямоугольное помещение размером с ангар, высечено в скале, кнехты на краю причальной стенки, две опорные кран-балки, грузовые крюки тяжело обвисли на тросах. Пахнет порохом, пироксилиновой гарью, каменной пылью и кровью – кислый, медный запах не спутать ни с чем.
Архип ощутил рядом движение: Гиревой, Лиепиньш, Харри поднимались на причал, рассредоточиваясь. На другой стороне замер Пыхалов, изготовившись к стрельбе. Ствол его ППС направлен на искореженные взрывом сдвижные ворота: открыты наполовину, помятые, выглядят так, будто неведомый великан пытался скрутить их в трубку. Слева от проема, на высоте человеческого роста – узкая щель-бойница, иссеченная осколками, щербинами от пуль, стена вокруг – в пятнах жирной копоти.
Это все. В остальном причал пуст: ни ящиков, ни бухт троса, змеящихся по стенам кабелей, электрических щитов – только сетки от разбитых ламп на потолке, стеклянное крошево на полу и россыпь гильз от «тридцать восьмых». Но что-то здесь случилось, и группа Шамана раскрыла себя сразу же. «Маскарад» не сработал… Вот только где они?
Горстин поднял руку, привлекая внимание остальных. Показал на себя, потом на Гиревого и на ворота: «Входим».
Двинулись бесшумной семенящей походкой, у проема замерли. За воротами – скальный коридор около сорока метров по прямой, неровные стены – похоже, естественная пещера, – кабели, лампы тускло горят в конце, освещая небольшую площадку, металлические перила – электричество, стало быть, есть. Слева от ворот – черный провал, помещение с бойницей погружено в темноту, света, проникающего снаружи, не хватает, чтобы хорошенько рассмотреть то, что внутри. Запах крови усилился душной обволакивающей волной.