– Прямо возле дома! – взволнованно орал Серый. – Из автомата всю грудь разворотили, сразу и кончился!
Черномор провел сухой ладошкой по влажному лбу.
– Горе-то какое! А кто сделал?
– Залетный, видно. Менты его грохнули.
– Сейчас приедем.
Несколько минут Черномор сидел неподвижно, стараясь справиться с волнением. Никто ничего не знает, посланец Метлы мертв. Главное, не выдать себя интонацией, взглядом, жестом. Он кликнул Гангрену.
– Собери наших, Креста убили, – скомандовал он.
Кортеж из четырех машин прибыл на Пирамидную через полтора часа, когда о случившемся напоминала лишь постепенно рассасывающаяся толпа зевак. Захлопали дверцы. Для вора смерть – событие куда более значимое, чем рождение. Появление на свет голого маленького лоха – факт естественный и никого, кроме заделавших его мужика и бабы, не затрагивающий. Да и родителям часто он на фиг не нужен – сдадут в дом малютки, и дело с концом.
Другое дело – уход из жизни. К этому времени уже имеется какой-то багаж: авторитет, связи, положение. Есть «пристяжь», друзья, враги. Каждый с болезненным интересом примеряет обстоятельства случившегося на себя: как сделать, чтобы тоже не сыграть в ящик, чем подстраховаться, от чего поберечься... Да и изменения в соотношении сил происходит: кому-то кончина покойного выгодна, кому-то нет... Опять же, похоронить надо по-человечески, чтобы и братве показать, и лохам – не зря жил усопший!
Когда такой козырной вор, как Крест, уходит, то со всех концов страны авторитеты съезжаются, часто вопросы важные заодно решают и превращают поминки во всеобщий сходняк.
Прибывшие на Пирамидную, 62 двадцать членов тиходонской общины в полной мере осознавали важность предстоящего ритуала и старались ему соответствовать. Все обрядились в темные костюмы, каждый держал букет из четного числа гвоздик. Лица выражали сдержанную мужскую печаль.
Во дворе находились люди Креста. Они тоже выглядели мрачно, но одеты были в повседневную одежду, что сразу ставило их на ступень ниже свиты Черномора. Воры очень ценят внешние проявления чувств, поэтому отступление от традиций является нетерпимым.
Черномор первым вошел в дом. За ним Север, Лакировщик, Хромой, Гангрена. Остальные остались во дворе, заведя обычные в таких случаях разговоры с кодлой убитого: как получилось да кто мог послать убийцу, когда похороны...
В просторной, но небогатой горнице с завешанными зеркалами, на раздвинутом, словно на большую компанию, обеденном столе лежал Крест в единственном своем, купленном после освобождения черном костюме, белой рубахе и новых черных штиблетах. В скрещенных на груди руках горела свеча.
Вокруг скорбели пять ближайших помощников. Хромой с каждым поздоровался за руку, и Черномору это не понравилось. Чувствовалось, что Хромой свой в доме Креста.
«Надо и от него избавиться», – подумал Черномор. Случай играл ему на руку, расчищая дорогу: Король, Крест... Но постоянно рассчитывать на случай нельзя, надо и самому заботиться о своих делах.
– Скорбное дело привело нас сюда, братья, – прочувствованно сказал Черномор, остро ощущая, что именно на нем сосредоточено всеобщее внимание.
– Недавно мы хоронили нашего замечательного друга Короля, и вот теперь нет с нами Креста...
Черномора не оставляло ощущение какой-то неправильности, странности происходящего, но сосредоточиться он не мог, и мысль ускользала.
– Мы все знали его как верного хранителя наших законов и обычаев, кристально чистого, богатейшей души человека, настоящего вора...
Черномор не мог заставить себя смотреть на убитого и боялся приблизиться к нему. По поверью, виновный в смерти вызывает истечение крови из ран покойника...
Пахан запнулся. Он вдруг понял, в чем заключалась странность обстановки. Тело Креста должно находиться в морге. Когда его успели забрать, обмыть, переодеть? Да и кровь еще не свернулась, если вся грудь разворочена, она бы пропитала рубашку и костюм...
– Мы, мы...
Слова вылетели из головы. Полнейшая растерянность овладела Черномором. Овеянное величием смерти, происходило то, что заведомо не могло происходить. Он пересилил себя и посмотрел на покойника. Расплавленный воск свечи скатывался – на скрещенные руки, ему показалось, что один палец чуть заметно подрагивает.
Пауза затянулась. Кодла Черномора с тревожным недоумением смотрела на побледневшего, явно выбитого из колеи пахана.
– Что же ты замолчал, иуда?! – раздался страшный голос, хотя никто из живых не открывал рта. Получалось, что говорил убитый.
Холод пробежал по спинам, шевельнулись волосы. Даже Север подался назад.
«Покойник» резко сел.
– Мочкануть Креста надумал?! Мокродела подослал?!
Обличающий перст уткнулся в Черномора. Тот обмяк.
– Нет, что ты, нет... Никто бы не поверил, что властный пахан может так жалко лепетать.
– Нет? – Крест презрительно улыбнулся. – Серый успел его ошмонать! И вот что нашел...
Он вытащил из кармана пиджака бумажку, развернул, показал всем, кто находился в комнате.
– Откуда у него твой телефон?!
У профессионала не могло быть при себе такой улики. Телефон Черномора Крест сам написал на листке, чуть изменив почерк. Но Черномор этого не знал.
– Откуда у него твой телефон? – повторил Крест. – Ну, говори!
Черномор молчал.
Каждая минута молчания, растерянная поза и бегающие глаза красноречиво подтверждали его вину. Причем настолько убедительно, что Гангрена первым махнул рукой и вышел во двор. За ним двинулись остальные, но Крест остановил их.
– Останьтесь, чтобы все видели... И, подойдя к Черномору, сунул тому в руку «наган».
– Давай сам!
Бывший пахан лихорадочно вцепился в оружие, словно в спасательный круг. Взвел курок, вздрогнув от громкого щелчка, зажал ствол в ладони и приставил к сердцу. Тоскливым взглядом посмотрел на Креста, потом на Севера, будто собираясь что-то сказать. Но не сказал.
Сухо ударил выстрел.
Вскоре Крест вышел на крыльцо.
– Заходите, попрощайтесь... Теперь на обеденном столе лежал Черномор. Он был мертв по-настоящему.
Менты трясли город. На каждом шагу встречались патрули, гаишники проверяли документы у водителей, осматривали салоны и багажники. Контрольно-пропускные пункты на выездных магистралях жестко контролировали транспорт. Втюхаться с оружием было очень легко, и Баркас лихорадочно размышлял, как доставить «стволы» на «стрелку». И наконец придумал.
Из остановившихся на набережной иномарок веселая компания перегружала в катер снаряжение для долгого путешествия – палатку, сумки, коробки... Смеялись девицы, звякали бутылки, напрягались мускулы у Кента, принимавшего замаскированные и надежно упакованные «волыны». Потом вниз спустился Баркас, завел движок, катер отвалил от гранитной стенки.
– Ставьте палатки, мы скоро подъедем! – кричали с берега девицы. Баркас смотрел на удаляющийся берег, гулящий за чугунным парапетом
люд, мост, по которому сплошным потоком шли на левый берег и дальше, на южную трассу, автомобили. Все они проследуют через КПП ГАИ, но лодки и катера никто контролировать не додумался. Река свободна! Яркие вспышки электросварки заставили его прищурить глаза. Несколько рабочих приварили решетку к жерлу нацеленной на водную гладь бетонной трубы. Тюремная атрибутика испортила настроение бригадиру.
– Давай быстрей! – прикрикнул он на Кента.
Тот прибавил обороты и круто заложил штурвал.
Катер стремительно пересекал фарватер, приближаясь к противоположному берегу.
У условленного места пришлось прождать около получаса. Наконец появились те же иномарки, только девиц в них не было.
– Причаливай! – скомандовал Баркас. И когда под днищем заскрипел песок, огромным прыжком вымахнул на пляж. – Что так долго?
– Шмонали, – недовольно ответил Рэмбо. – Чем-то мы им не понравились. Даже карманы ощупали.
Оружие перегрузили обратно в машины.
– Глаза не мозольте, внимания не привлекайте, заезжайте на какую-нибудь базу отдыха и ждите времени, – инструктировал Баркас. – Сбор в шестнадцать тридцать на развилке шоссе. Ясно?
– Ясно, – кивнули, Рэмбо и Тренер.
Баркас вернулся в город. Его беспокоило, что Север не выходит на связь. Он не знал о смерти Черномора и о тех изменениях, которые она вызвала в воровской общине.
– Место пустовать не должно, – размеренным тоном говорил Крест, и Север внимательно слушал.
– Я один город не удержу. А у тебя авторитет есть, я организую коронацию, станешь вместо этого, – Крест кивнул в сторону небрежно сброшенного на пол трупа Черномора. Театр кончился. Когда наступит темнота, тело перевезут домой, а утром Гангрена «обнаружит» самоубийцу.
– Нам делить нечего, – продолжал Крест. – Я уйду – займешь мое место...
Север кивал. Действительно, ему с Крестом нечего делить. Значит, нет нужды объединяться с Баркасом и подставлять себя и своих людей под пули.
– Надо будет с Шаманом что-то решать... Крест недобро усмехнулся.
– Решим. По нашим законам. Эти долбаные спортсмены и прочая чешуя под ворами должны ходить. И будут ходить под нами, если жить хотят...
В кабинет к Воронцову без стука вошел Метис – грузчик мясного павильона, он же один из верховых авторитетов группировки.
– Что там за херню твой мент придумал? – зло спросил он. – На «стрелку» без «стволов»! Чтобы перемочили всех?
– Делай, что говорят! – отрезал Шаман. – Центурион действует по моей команде!
– «Центурион», – передразнил Метис. – А кто ответит, если ребят положат?
– Может, ты вместо меня командовать будешь? – угрожающе процедил Шаман, но тут же сменил тон. – В городе сплошные засады. Сгореть хочешь? Те тоже без «стволов» явятся!
Недовольно бурча, Метис вышел.
Генеральный директор и кандидат в законодательное собрание задумчиво смотрел ему вслед. При Толстяке таких демаршей быть не могло. Но Толстяка подбирал Шаман, а Центуриона – Воронцов, прежний и новый начальники службы безопасности отражали разные половины личности руководителя группировки.