Хозяева нынешней жизни, отмечая сомнительные успехи, стараются как можно быстрее запечатлеть в камне и бронзе своих кумиров и подельников, забыв о специальном параграфе, узаконенном ЮНЕСКО, не рекомендующем устанавливать памятники деятелям культуры раньше чем через пятьдесят лет после их смерти. «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд» - слова юной Марины Цветаевой оказались пророческими; творчество её вошло в классику русской литературы наряду с шедеврами Гумилёва, Пастернака, Ахматовой, Мандельштама. Но, увы, не им ставят памятники нынешние культуртрегеры.
Забыты швыдкими Станиславский, Шостакович, Платонов, Прокофьев. Тютчев в столице отмечен лишь скромным бюстом во дворе родовой усадьбы. Зато «украсили» Москву шемякинскими изваяниями человеческих пороков, словно в насмешку помещёнными по соседству с Третьяковской галереей и памятником Репину. Благодарный новым хозяевам Шемякин-американец торопится увековечить память образованца Собчака. Его заокеанский «земляк» Эрнст Неизвестный предлагает в древнем Угличе, рядом с шедеврами древнерусской архитектуры, установить «Памятник водке». Впрочем,«наследника Микеланджело» не волнуют наши насущные проблемы. Тем более, что прецедент имеется: болванчики в честь певца российского алкоголизма Венедикта Ерофеева уже установлены на трассе Москва - Петушки. Виктор Астафьев, сам в молодые годы отнюдь не равнодушный к рюмке, диву давался, видя прославление сошедшего с круга писателя. А ещё один полуамериканец - Евтушенко - договорился до того, что Венечка пребывает в одном пантеоне с Гоголем...
В дореволюционной России наиболее значимые памятники ставили на собиравшиеся народом пожертвования. Дарители вместе со знатоками выбирали лучший проект и наиболее полюбившегося скульптора. Монументы возводили с большими временными интервалами, помня о значимости и важности события. Поэтому и остались знаковыми на века «Медный всадник», «Минин и Пожарский», опекушинский Пушкин, микешенское «Тысячелетие России» в Новгороде. Не апологет я тоталитарно-застойных времён, выпавших на нашу долю, но не могу не признать, что всесильный Вучетич, обладавший неограниченной властью, сработал всего три монументальных колосса: великолепный памятник Воину-освободителю в берлинском Трептов-парке, «железного Феликса» и «Родину-мать» в Сталинграде. Поучиться бы нынешним ваятелям такой сдержанности у «хозяина всея советской скульптуры»!
Кто в чаду нынешней монументальной пропаганды зрит в исторические корни? Разве подумал конвейерный скульптор А. Рукавишников, сажая в неприличную позу перед Государственной библиотекой своего Достоевского, как скромный до болезненности писатель отнёсся бы к идее быть дважды увековеченным, причём в первый раз блестящим меркурьевским творением, в Москве, где он родился и совсем недолго жил? А что бы сказал Булгаков по поводу уничтожения Патриарших прудов несуразным «примусом» того же автора? Спасибо здешним старожилам, лёгшим под колёса самосвалов и не давшим надругаться над заповедным местом.
С поражающей вседозволенностью спешат окультуренные демократы отблагодарить Сахарова, Бродского или Окуджаву, отливая бронзовых уродцев в их честь. «Откуда вдруг взялся китчевый памятник Б. Окуджаве на Старом Арбате? Люблю его песни, но почему он опередил потомственного арбатца Андрея Белого, Марину Цветаеву, многих выдающихся литераторов-москвичей? Рискну предположить, что дело отнюдь не в его творчестве. Отчасти он удостоился такого поспешного увековечения за свою горячую поддержку расстрела Белого дома 4 октября 1993 года и прочих ельцинских авантюр».
Это сказано на страницах газеты «Труд» поэтом Юрием Кублановским, а не каким-нибудь патриотическим писателем, загнанным либералами в маргинальную резервацию. На фоне такой сервильности демократов выглядит чудовищным четырёхлетнее противостояние питерских «культурных хозяев» во главе с директором Русского музея Гусевым, всеми силами мешающих увековечить память великого музейного деятеля - В.А. Пушкарева, в течение почти тридцати лет руководившего этим музеем, во времена отнюдь не лёгкие для людей с его мышлением. Несмотря на препоны, которые ставили перед «директором №1» сначала диктаторскийсталинский,а потом застойный толстиковско-романовский режимы, он сумел пополнить музейные фонды 120 тысячами редчайших экспонатов. Четыре года самые уважаемые художники, музейщики, писатели, академики во главе с министром культуры А.С. Соколовым осаждают просьбами об установлении мемориальной доски В.А. Пушкарёву губернатора Санкт-Петербурга г-жу Матвиенко. Последним пытался достучаться до женского губернаторского сердца Президент Российского фонда культуры Н.С. Михалков. Человек, особо приближённый к главе государства, написал: «В плеяде знаменитых людей, прославивших Санкт-Петербург в XX веке, имя В. Пушкарева стоит рядом с именами Д. Шостаковича, А. Ахматовой, Н. Черкасова, Е. Мравинского, К. Сергеева, Ж. Алферова, Г. Товстоногова». Не вызвало должного трепета у напрочь забывших о своём предшественнике и кормильце нуворишей и это дорогого стоящее сравнение.
Так с кем же вы, мастера культуры?
Сейчас даже отнюдь не смышлёному человеку понятно, чем обернулась для России бархатистая перестроечная революция конца прошлого века. В повседневном труде нарабатывавшиеся многострадальным нашим народом богатства пущены были на ветер комиссарами - исполнителями воли Лениных, Троцких, Свердловых и иже с ними. Растерзанная в клочья нация сумела за короткий срок воссоздать государственную мощь, удивив мир достижениями в экономике, науке и культуре. И снова воспитанные партячейками последователи «верных» марксистов без зазрения совести прихватизировали оставшееся бесхозным народное добро. Горбачёв и Ельцин, словно зазомбированные, униженно взирали на стаи предприимчивых грабителей, провозглася страшный девиз «Берите, сколько сможете утащить». И утащили, оставив миллионы людей страдающими, преждевременно уходящими из жизни, погибающими в Чечне или от ножей и пуль разгулявшейся рвани, едва сводящими концы с концами.
Ну а что же наши славные мастера культуры? Наиболее хваткие и предприимчивые из них, объединённые умением снимать пенки далеко не с молока, прекрасно вписались в «демократическую» ситуацию. Собиравшиеся раньше на кухнях, за столиками творческих ресторанов, поигрывая в диссидентство, да только не вступая в конфликт с законом и чураясь тюремного режима, на чём свет несли они Бондарчука, Бондарева, Пырьева, Хренникова и прочих коллег по цеху, имевших доступ к номенклатурным кладовым. Доставалось от них даже близко не допускавшимся к кормушке провинциальным талантливым самородкам Распутину, Носову, Белову, Астафьеву, сумевшим стать любимыми писателями русского народа. Ах, как хотелось обиженным и обойдённым барской любовью творцам взять в свои руки ключи от спецраспределителей!
Казалось, с юморком писал Окуджава в одной из песенок, как зайдёт он со временем «К Белле (Ахмадулиной) в кабинет, заглянет к Фазилю (Искандеру)». И ведь дождался талантливый бард счастливых времён. Прежде всего дошёл до ушей новых бар - ельцинской клики - кровожадный вопль Окуджавы, Мордюковой и других народных артистов СССР: «Раздавите гадину, дорогой Борис Николаевич!» Знали они - «гадины» типа Руцкого и Хасбулатова обижены не будут, а то, что сотни чистых, вовсе невинных людей погибнут в кромешном аду «Белого дома», их не волновало. Это Короленко, Чехов, Поленов, Серов и другие светочи нашей культуры плакали и отказывались от почётных званий и привилегий, увидев кровь на петербургском снегу в 1905 году. Нет, нынешние, наоборот, постарались урвать со стола распоясавшихся хозяев куски пожирнее.
Разве снились прошлым мастерам культуры панибратство и беззастенчивость нынешних «просветителей народных»? Я всё время спрашиваю себя: когда они устанут увенчивать друг друга бесконечными премиями, призами, титулами, денежными вознаграждениями и даже памятниками? Да-да, я не оговорился, именно памятниками!
Забыв о том, что во всём мире существует правило ставить монументы людям творческим лишь по прошествии полувекового срока, наскоро слепили они на Арбате скульптурный ансамбль в честь Окуджавы. Не беда, что чем-то напоминает статуя эта пошленькие памятнички дешёвому проходимцу Остапу Бендеру. Порыв души поэта, призывавшего раздавить сотни людей в октябре 1993 года, сполна оплачен.
Удивляюсь я, как торопятся владельцы денежной массы в России воздвигнуть во что бы то ни стало и как можно скорее монумент другому поэтическому «классику» современности - Иосифу Бродскому. Советы, конкурсы, поспешные решения сопровождают порыв славильщиков стихотворца, о котором мудрая Ахматова, стареющая львица, позволяющая неуклюжим щенкам пошалить рядом с собой, прорекла библейски: «Какую биографию большевики делают Рыжему!» (К слову, нынешние постбольшевики у власти так же лепят славную судьбу Лимонову, далеко её не заслуживающему!) Забыли инициаторы установки статуи Нобелевскому лауреату, среди которых интеллектуалы класса М. Пиотровского - верного «хранителя Эрмитажа», что нет в России памятников Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой, Тютчеву, Шостаковичу, Прокофьеву, Станиславскому. Продолжение списка этого займёт несколько строк. Забыли они напрочь почти евангельские строки о том, что «быть знаменитым некрасиво». Да какое уж тут Евангелие, если во всеуслышание с экранов своего телевидения и со страниц собственных газет называют они себя «духовной элитой нации»!
Титул сей прочно закрепился за «бессмертным» жюри премии «Триумф», возглавляемым делопроизводительницей Зоей Богуславской - верной музой Вознесенского-поэта. Бумажником сей премии, щедро оттопыренным г-ном Березовским, распоряжается один из верных слуг ельцинской семейки - Шабдурасулов. И ведь берут украденные у народа денежки элитные лауреаты. Как-то юная журналистка спросила у одного из «бессмертных» - Юрия Башмета (лет пятнадцать назад, посмотрев мои передачи об искусстве русской провинции, пригласил он меня в свою рубрику «Вокзал мечты», и о тех днях остались самые светлые воспоминания), не жгут ли руки лауреатов «берёзовые» деньги. Услышав ответ маэстро, я опешил. Он сравнил Березовского с властелинами Венгрии -