– Не забывай, что в России сменилась власть и хранить верность было уже по сути некому!
– Про революцию он еще ничего не знал! Правительство сменилось в феврале! Николай Второй отрекся от престола второго марта. Можно было смело валить на запад! Но он остался. Был снова ранен, но даже в госпиталь ехать отказался!
– Потому и отказался, что готовил побег и не хотел далеко уезжать от линии фронта.
– Да зачем ему было ждать так долго?
– Не знаю! Момент выбирал!
Маша посмотрела на директора страшными глазами. Лев Моисеевич сразу струхнул.
– Я пытаюсь тебе оппонировать, только чтобы истина была бесспорной.
– Вы знаете, уже в эмиграции многие участники Первой мировой вспоминали, что подвиги русской гвардии попросту замалчивались прессой не без ведома правительства. В сборнике «Измайловская старина» я нашла стихотворение поручика Алексея Смолянинова. Там были такие строки:
Как вы решились без разбора
Коснуться доблестных имен
И грязью мелкого позора
Забрызгать славу их знамен!
Вам не кажется, что мы делаем то же самое? Мы верим в предательство Соболева, хотя вся его жизнь опровергает это! Мы верим не ему, а Стаху! Почему? Вы же сами говорили, что измена для настоящего измайловца просто невозможна! Помните, еще злились на меня?
Лев Моисеевич закрыл глаза. Маша молча смотрела. Наконец он взглянул на свою молодую сотрудницу и сказал:
– Ты права. Кому верить, как не Соболеву. И что нам делать дальше? Где искать доказательства?
– Везде, где только возможно. Первым делом я найду его потомков. У них с Анной был сын, значит, возможно, имелись и внуки.
Пашка нам в помощь
Делая пафосное заявление, Маша на самом деле даже не знала, с какого конца тянуть за эту ниточку. Даже если потомки Николая Соболева дожили до наших дней, они могут носить другую фамилию и обитать где-нибудь во Владивостоке. Однако с чего-то надо было начинать, и она забила в поисковике фамилию Соболев. Подумала и уточнила – Санкт-Петербург. Яндекс откликнулся быстро и охотно. От количества Соболевых у нее зарябило в глазах. Да их за год не обзвонить! Приуныв, Маша прочитала в Дзене несколько глупых статеек про каминг-аут модного психолога, брошенного ребенка известной телезвезды и интервью врача, который всем советовал срочно начать лечиться от гельминтов, потом попила чаю с печеньем, а затем, обругав себя последними словами, снова села за компьютер. Сейчас захлебнется в море Соболевых, и никто даже не скажет, что она погибла смертью храбрых.
Телефон ожил, когда она уже собиралась звонить первому из обнаруженных Соболевых.
– Ты куда пропала, мать? – осведомился обиженный Пашкин голос. – То торопила, то затихарилась. Если тебя жаба душит билет отдавать, так и скажи.
– Пашка, прости. Я просто… приболела немного, и все.
– А че болит? – равнодушно осведомился он.
– Голова.
– О, это безнадежно, – протянул Пашка. – ну так мне куда тебе материал скинуть? На мыло?
– А есть что скидывать?
– Обижаешь, мать! У меня всегда есть что скидывать!
– Пошляк ты, Пашка! Кидай на почту.
– А билет?
– Завтра завезу, не сомневайся!
Обрадованный Пашка отключился.
Итак, что накопал наш друг?
Она вошла в почту и открыла файлы.
Накопал друг Паша действительно немало. Не зря все же его взяли на работу в такое серьезное место.
Он нашел дело Николая Соболева.
Крутя колесиком мышки, Маша листала исписанные убористым почерком штабного писаря страницы протокола полкового суда. Кроме обвинения в измене, в деле имелось еще одно. Полковника обвиняли в убийстве денщика Петра Стаха. Он тоже исчез в ночь побега, и в полку решили, что Соболев его убил. Не потащил же он в светлое будущее еще и денщика! Тело убиенного так и не нашли, что лишний раз подтвердило: к бегству полковник готовился давно. По денщику давшие показания сокрушались особенно. Якобы Соболев рассказал накануне бегства, что Стах спас ему жизнь.
Имелся в деле и подробный перечень вещей, найденных на квартире Соболева, а также список предметов, которые полковник забрал с собой. Этот список являлся веским доказательством измены, потому что среди предметов были те, с которыми полковник не расставался никогда. Офицеры, служившие вместе с Соболевым, подтвердили: он всегда имел при себе наградную Георгиевскую саблю, золотой портсигар с вензелем государя императора Николая Второго и медальон в виде камеи, который подарила оному полковнику жена.
За протоколом шла выписка из дела Анны Гильберт, арестованной в двадцать третьем году. Оказывается, она сменила фамилию, чтобы скрыть тот факт, что ее муж, офицер царской армии Николай Соболев, являлся изменником родины, передал врагу ценные сведения, а потом перешел через линию фронта и сдался немцам во время Первой мировой. Сама Анна также являлась шпионкой и готовила свержение советской власти совместно с империалистами. Из документа следовало, что в том же году Анна была расстреляна.
Маша узнала и то, что сын Соболевых был арестован дважды, прошел через лагеря и умер в начале пятидесятых, так и не дождавшись реабилитации. О других родственниках сведений не было.
Зато были документы, связанные с деятельностью чудом воскресшего Петра Стаха, который объявился в Петрограде в январе восемнадцатого, вступил в Красную армию и геройски воевал на фронтах Гражданской войны.
Она пролистала материалы еще раз. Итак, что мы имеем? Георгиевская сабля точно принадлежала Соболеву. Это раз. Денщика он не убивал. Это два. Оружие оказалось у Стаха. Это три. Надо искать не Соболевых, а Гильбертов. Это четыре.
Пашка, ты великий человек! И это пять!
Поисковик предложил на выбор англичанина Криса, гитариста Пауля, который давал в Питере концерт несколько лет назад, немецкого математика Давида и еще двух действительно русских Гильбертов. Один из них – Вадим Гильберт, директор фирмы «Питер-теплосети» – показался ей более доступным для общения, поскольку его фирма была в городе. Другой проживал в Гатчине. Она тут же позвонила по указанному на сайте телефону. На звонок никто не ответил ни сразу, ни через три часа.
Аппарат сломался? Не может быть, чтобы в офисе никого не было целый день. Съездить, что ли, в эти теплосети? Даже если это совсем другой Гильберт, на одного станет меньше. Маша посмотрела сначала на часы, стрелки которых почти добежали до семнадцати ноль-ноль, потом в окно, за которым собиралась разгуляться метель, и пошла на остановку маршрутки.
Вадим Гильберт
Фирма располагалась в здании наподобие того, куда она ходила на тренировки. Только на этот раз лифт не понадобился. «Питер-теплосети» базировались на первом этаже. Странно, но двери офиса были открыты настежь, хотя в большом помещении никого не оказалось, кроме мужика, который, расхаживая между столами, орал в телефон.
– Нет! Автокран нужен не на шестнадцать, а на двадцать пять! И полноповоротник! Нет! Диспетчер отправила заявку на полноповоротник еще до обеда! Ищи, черт! Самосвалы пришли. За это спасибо! На завтра нужны еще два – на пятнадцать и двадцать тонн. Нет! Манипулятор не знаю зачем пригнали! Вы вообще компьютер открываете? У меня все на объектах! Короче, подведешь – расторгну контракт. А ты как думал?
Продолжая разговор, мужик посмотрел на Машу, робко стоявшую у двери, кивнул, двинулся куда-то в глубь помещения и скрылся за поворотом. Маша, помедлив, пошла за ним. Зря, что ли, ехала?
Обогнув угол, она оказалась перед кабинетом директора. За дверью с табличкой «В. Гильберт» было тихо. Маша подняла руку, чтобы постучать, но дверь внезапно распахнулась и давешний мужик спросил:
– Вы по какому вопросу?
От неожиданности она растерялась и пискнула:
– Я ищу потомков Николая Алексеевича Соболева, полковника Измайловского полка. Вы не он?
– Нет, – ответил мужик и снова скрылся за дверью.
Наверное, если бы он удивился, переспросил или засмеялся, она бы сразу поняла, что ошиблась, и убралась из этих теплосетей восвояси. Но мужик ответил так, как будто ждал вопроса.
Маша решительно толкнула дверь и вошла. Кроме мужика, в кабинете никого не было, следовательно, он и есть Вадим Гильберт.
– Здравствуйте. Простите, мне…
– Я же сказал! Вы ошиблись!
– Я только…
– Слушайте, не мешайте работать!
– Но мне всего лишь надо узнать…
– Нечего тут узнавать! До свидания!
Гильберт встал и, широко шагая, вышел из кабинета первым. Маша осталась одна, растерянно оглядываясь по сторонам. Похоже, ей тут не рады.
Стоять столбом и ждать неизвестно чего было глупо. Она вышла из здания и остановилась на крыльце. И что теперь? Прийти завтра снова? Опять погонит! А если попробовать заявиться к нему домой, протиснуться в дверь и, ухватившись за ручку, сказать, что никуда не уйдет, пока не узнает правду?
Маша тут же представила, как Гильберт тащит ее к выходу, а она упирается ногами и орет благим матом. Такого позора ей переживать еще не приходилось! К тому же найти адрес этого Гильберта вообще нереально!
И вдруг ее осенила гениальная мысль. У нее же есть шикарное знакомство в следственном комитете. Тот, кто нам мешает, тот нам поможет, вспомнила она незабвенную «Кавказскую пленницу». Ура!
Не откладывая в долгий ящик, она позвонила Ширяеву и попросила найти адрес Вадима Гильберта. Капитан немного напрягся, но Маша сразу успокоила: Лев Моисеевич просил съездить к этому человеку, а она бумажку с адресом потеряла.
Ширяев перезвонил всего через семь минут. Продиктовал и адрес, и телефон. А потом предложил встретиться в субботу у Медного. Маша обещала. А что было делать?
Трясясь в троллейбусе куда-то в сторону Стрельны, она пыталась сообразить, что скажет Гильберту, когда увидит, и вдруг подумала: если бы этого Вадима отбирали в гвардейский полк, взяли бы не глядя. Потому как черноволосый и красивый. Даже очень красивый.