– Что вы собираетесь теперь делать, Лев Моисеевич?
– Думаю, тут все очевидно. Верну оружие этому Молохову. Хотя… обидно, конечно, ведь он не имеет на него никаких прав. К тому же речь идет об убийстве… Жуть просто какая-то!
– Возможно, Гильберт сможет выкупить саблю у Молохова, – предположила Маша.
– С ума сошла! – вскрикнула Бина Рафаэльевна.
– Почему?
– Не хватало еще покупать то, что принадлежит тебе по праву, у того, кто никаких прав не имеет. У потомка убийцы! Да полковник Соболев в гробу перевернется!
– Что же делать? – воскликнул расстроенный Лев Моисеевич.
– Хватит хвататься за левую сиську, Суслик! Верни саблю этому Молоху, черт бы его побрал! А Гильберт пусть собирает доказательства. Все до единого. А потом поднимает прессу, телевидение, весь честной люд и восстанавливает имя предка! Молох, если он не окончательный подлец, сам ему саблю отдаст, да еще и на колени встанет. За своего прапрадеда прощения попросит!
Бина Рафаэльевна разошлась не на шутку. Маша со Львом Моисеевичем зачарованно внимали ее воинственным речам.
Как было бы здорово, если бы все сбылось по слову Мудрости Вселенной!
Но все вышло совсем не так.
Ограбление
Реакция Петра Молохова на отказ была бурной настолько, что ее слышал весь персонал. Даже тертый калач Лев Моисеевич такого не ожидал. Салон вполне может не приобретать предложенную вещь. Сроки тоже не были нарушены. Однако Молохов почему-то решил, что его надули, стал возмущаться, орать и требовать немыслимой компенсации за моральный ущерб. Лев Моисеевич указал посетителю на дверь, и тогда Молохов перешел к угрозам. Маша караулила под дверью директорского кабинета и была поражена. Угрозы не казались шуточными, и это было до невозможности странно. Что, собственно, такого произошло? Ну не хотят брать в этом салоне, так пойди в другой. Любой так бы и сделал. Но Молохов словно этого не знал. Когда накал страстей за дверью достиг апогея, Маша собралась с духом и вошла.
– Лев Моисеевич, вас клиент спрашивает! Тот, который из прокуратуры! Они подарок для начальника просили подыскать, помните?
Лев Моисеевич сидел за столом, зажав в кулак многострадальное ухо. Досталось бедняге, подумала Маша. Петр Молохов повернул к ней искаженное злостью и красное от крика лицо.
– Ой, здрасьте! Извините, что помешала! Так что ему сказать, товарищ директор? – весело спросила она.
Молохов схватил со стола оружие и, смачно сплюнув на пол, выбежал.
– Ничего себе! А плеваться-то зачем? – крикнула она вслед хулигану.
Лев Моисеевич отнял от уха ладонь и откинулся на спинку черного офисного кресла. Он был совершенно спокоен.
– Лев Моисеевич, простите. Мне показалось, что пора вас спасать.
– Очень может быть, Муся, очень может быть, – задумчиво ответил Суслин.
– Думаете, что он угрожал серьезно?
– Кто его знает.
– Да что вы! Он просто пар выпускал. А ругань и плевки, так это от бескультурья. Не знал, как еще насолить.
Лев Моисеевич посмотрел в окно, подумал и изрек:
– Убоись гнева своего, ибо неправеден гнев твой.
– Лев Моисеевич, я серьезно думаю, что Молохов…
– Ступай работать, Мария. И успокой всех. Пусть не болтают об этом, – строго сказал директор и полез в стол, как будто ему срочно потребовалось что-то там найти.
Маша молча вышла. Впервые директор назвал ее Марией, и это ее напрягло. Возможно, она действительно чего-то не понимает.
В зале у стойки в самом деле толпился взволнованный народ. Наташа стояла с круглыми глазами, Костик – с восторженной по случаю незапланированного развлечения улыбкой, бухгалтер Ангелина – со степлером. Наверное, отбиваться собралась.
Маша оглянулась на дверь, за которой, как в аквариуме, сидел охранник. Он смотрел в монитор и незаметно поглядывал в телефон. Там, в телефоне, была вся его жизнь. Он ничего не слышал. Но самым интересным было то, что ни директор, ни сотрудники, ни сама Маша даже не подумали позвать его на помощь, когда начались крики. Отличная у мужика работа!
– Ребята, Лев Моисеевич просил всех заняться своими делами.
Наташа с бухгалтершей синхронно кивнули. Костик фыркнул. Тоже нашлась парламентерша! Без году неделя работает, а уже начальницу из себя корчит. Как это ей удалось так быстро окрутить лошару Суслина?
Костик вразвалочку пошел к двери.
– Ничего не говори охраннику, пожалуйста.
– Я покурить, – бросил Костик, не оборачиваясь.
Уф! Ну и дела! Маше вдруг ужасно захотелось позвонить Вадиму Гильберту. Хотя что она ему скажет: Молохов не вернет саблю и ни у кого прощения просить не станет? Не такой он человек, этот Петр. Наверное, весь в прапрадеда, в честь которого и назван. Зря они надеялись, что потомок убийцы поймет и прочувствует. Такие вообще ничего не понимают. Сабля моя, и идите все на фиг!
Нет, не станет она звонить Гильберту. Нечего ей ему сказать.
За стеклянной стеной у входа расхаживал Костик. Охранник смотрел на него с завистью. Ему бы тоже прогуляться на морозце. Нельзя. До конца смены еще долго. Сейчас этот хмырь вернется в салон, и тогда можно будет попросить его присмотреть за входом, а самому сходить в туалет. Все развлечение.
Целый день Маша маялась от желания позвонить тому, кому звонить было нельзя, и от опасения, что позвонит тот, слышать которого ей вовсе не хотелось. Однако никто ей не позвонил вообще. Шагая домой по растаявшей снежной каше, она в конце концов рассердилась на обоих. Этому Гильберту совсем не интересно, что стало с саблей? Ну нет так нет! А Ширяев тоже хорош! То навязывается беспардонно, на свидание зовет, то пропадает неизвестно куда!
Придя домой, она быстро переоделась и, собрав сумку, поехала на тренировку. Даже чай пить не стала. И телефон оставила на столе. Будут знать! Всю дорогу она пыталась отвлечься от навязчивых мыслей о Вадиме Гильберте, подсчитывая в уме, сколько раз за тренировку ей придется шмякнуться на татами. Выходило, что немало. Безжалостный Михаил Юрьевич ставил ее в пару к обладателю четвертого дана, мужику по имени Серафим, который не брал в расчет ни вес, ни пол партнера. Этот Серафим был если не шестикрылым, то шестируким точно. Маше долго не удавалось достать его, а когда все же получилось, он, поднимаясь с ковра, посмотрел на нее, словно впервые увидел, и пробасил:
– Ну ты даешь, Маха.
В этот момент она испытала такое счастье, что даже просто вспоминая об этом, начинала гордиться собой. Но сегодня сладкое воспоминание не помогло, и на татами ей пришлось валяться чаще, чем обычно.
Она не стала проверять, звонил ли ей кто-нибудь, даже вернувшись с тренировки. Просто умылась и легла спать. Кому нужно, тот сам ее найдет. Если кому-нибудь, конечно, нужно…
Утром их всех нашли неприятности. Ночью магазин ограбили.
Еще за сто шагов Маша увидела, что у входа стоит полицейская машина и три мужика на крыльце. Один из них оказался охранником. Он был совершенно спокоен. На ночь магазин ставили на сигнализацию, и сотрудник вневедомственной охраны удалялся домой до утра. Сейчас он курил с полицейскими, с любопытством поглядывая внутрь.
Машу остановили и, проверив документы, пропустили. Посредине салона стоял Ширяев и записывал что-то в блокнотик. Сотрудники во главе со Львом Моисеевичем толклись неподалеку в ожидании распоряжений. Все, включая Изольду Христофоровну, были на месте. Наташа, как всегда, испуганно таращилась, переглядываясь с бухгалтершей, Костик, вытянув шею, пытался заглянуть за спину капитана. Ему было весело. Еще бы! Вместо ожидаемого скучного рабочего дня – такое приключение! Будет о чем рассказать в интернете. Вот бы еще селфи с ментами сделать!
Лев Моисеевич, потирая бледную от волнения лысину, стоял вместе со всеми и посмотрел на Машу осуждающе. Обычно последней на работу приходила Наташа, ей пилить через весь город, а сегодня, как назло, все явились раньше, только Маша опоздала.
Ширяев повернул голову и равнодушно мазнул взглядом. Ну и хорошо.
Она пробралась за спинами к Костику и дернула его за рукав.
– Что случилось?
Блестя глазами, тот поведал, что ночью из магазина увели несколько очень дорогих вещей.
– А сигнализация?
Костик пожал плечами.
– Подробности пока неизвестны. Мы все только подошли. Ты, кстати, что так поздно?
– Почему поздно? Я же к открытию пришла!
– Ну, обычно ты раньше других приходишь. Ты же у нас старательная.
Маша показала ему язык и подошла к Суслину. Однако спросить ничего не удалось.
– Так. Прошу не расходиться. Мы будем всех опрашивать по очереди, – громко объявил Ширяев и кивнул Льву Моисеевичу.
Тот покорно последовал за капитаном в свой кабинет.
Подойти к Суслину удалось только после обеда, когда полиция уехала, а все сотрудники отпущены по домам до завтра. В магазине остались только Маша да охранник, который с достоинством занял свое место в аквариуме.
Она заглянула в кабинет.
– Лев Моисеевич, может быть, чего-нибудь нужно?
– Нет, но если хочешь, зайди.
Она присела на стул.
– Что говорит Ширяев? Версии есть?
– Есть, должно быть. Но нам он ничего не скажет. Мы все – в списке подозреваемых.
Это Маша и так уже поняла. Капитан разговаривал с ней сухо, в глаза не смотрел, расспрашивал дотошно и все подробно записывал. Как ни странно, Машу это не задело. Служба службой, как говорится. Она честно ответила на все вопросы. В конце концов, чем она лучше других?
– А можно узнать, что именно украли, если не секрет? – осторожно спросила она у печального директора.
– Да уж какой секрет! Часы золотые от Павла Буре, пару редких курительных трубок, табакерку восемнадцатого века, еще пару-тройку безделушек на письменный стол. Ну, помнишь? В стиле ампир? Самое ценное из всего – серьги-жирандоли и склаваж с бриллиантами, который принадлежал фрейлине последней императрицы Головиной.
– Жирандоли я помню. Смешное название, но серьги красивые.
Лев Моисеевич хмыкнул.