– Так же, как преданность и честь. Во всяком случае, я хочу в это верить. Ты знаешь, в гвардейских полках в ходу были инструкции для солдат и офицеров. Типа сборника принципов. У измайловцев был такой: «Честь – святыня офицера». Этому принципу твой предок был верен до конца. И пусть звучит это жутко пафосно, но…
– Но это правда.
По зимнему городу
Вадим убрал со стола чашки и вдруг предложил:
– Хочешь покататься по городу? Снегопад закончился. Сейчас красиво. Уже новогодние огни зажглись.
– У нас на Большой Морской здорово!
– Что Морская! Есть места и получше! Я прокачу тебя по всему городу!
Он увидел, как она вся засветилась от радости. И есть же на свете такое чудо – Маруся!
Питер и вправду уже принарядился к Новому году. Они поехали по кольцевой, а потом свернули куда-то, и оказалось, что они мчат от Александро-Невской лавры к Неве.
Маша сидела, не смея дышать. Она и сама не понимала, отчего испытывает такую острую радость. Предновогодний Питер был хорош, но ее приподнимало над землей что-то иное!
Они почти не разговаривали. Иногда они восклицали что-то восторженное, типа – ух ты, какая красота! – и мчались дальше. Пробок почти не было, или Вадим просто знал, как проехать так, чтобы не застревать. Они ехали довольно долго, а Маше хотелось еще.
Пару раз они проскакивали по Большой Морской, и она видела прозрачную дверь антикварного салона и крыльцо «Сапфира», по обеим сторонам которого уже установили елки. Через какое-то время Маша посмотрела на часы и удивилась, что почти семь вечера. По пути они заехали в небольшой ресторанчик и съели там на двоих пиццу. Маше казалось, вкуснее она не пробовала. Потом остановились прямо у Ростральных колонн и выпили кофе в каком-то закутке. Вадим грозился, что приучит ее есть на ходу. Она кивала, соглашаясь. На ходу так на ходу. Нет ничего лучше!
Она готова была кататься с ним всю ночь!
Через час они снова проехали мимо «Сапфира», выехали на Исаакиевскую площадь, как вдруг Вадим резко затормозил, развернулся и поехал обратно. Маша еле удержалась, чтобы не клюнуть носом.
– Ты чего?
– Там человек.
– Где?
– Сейчас посмотрим.
Они сделали немалый крюк, чтобы снова попасть на Большую Морскую. Затормозили у ювелирного, Вадим выскочил из машины, подбежал к крыльцу, залез за елку и, к Машиному неописуемому изумлению, вытащил оттуда человека в светлом пальто и с шарфом, намотанным на голову. Наверное, для тепла. Маша тоже вылезла и подошла. Вадим держал мужика довольно крепко, но тот все равно норовил упасть.
– Я думал, кому-то плохо стало, а он просто пьяный.
– Я не пьяный, я горемычный, – вдруг заявил мужик, вылезая из шарфа.
Маша принюхалась.
– От него французским парфюмом пахнет, – сообщила она.
– Да и коньяк, как видно, был недешевый, – согласился Вадим, встряхивая горемычного.
– Дешевый я не пью. Я вообще не пью.
– Оно и видно. Ну и что теперь с ним делать? Ментов вызвать?
– Не надо ментов! Они его изобьют и в обезьянник кинут! – взмолилась Маша.
– Откуда у тебя, Маруся, такие познания?
– У меня папа много лет пил. Всякого навидались. Не надо его бросать.
Вадим снова встряхнул своего подопечного.
– Ну и куда же тебя везти, друг ситный?
– Друг не ситный, друг – сволочь и предатель! Лучше я тут сдохну, чем к нему пойду!
Мужик снова полез под елку.
– Эй, куда!
Вадим выудил мужика из укрытия и подтолкнул к машине. Совместными усилиями они запихали пьянчужку в салон и пристегнули.
– Ты адрес свой помнишь?
– Набережная Грибоедова. Возле Банковского моста. Там покажу.
– Это в центре. Ты только не засыпай, слышишь!
– Буду стараться. Вы, девушка, пощекочите меня, если засыпать стану. Я от щекотки сразу орать начинаю.
– Не буду я вас щекотать. Лучше тресну.
– Трескай, что ж! Я бы сам себя треснул, если б мог, – печально согласился мужик.
– Как хоть тебя зовут? – спросил Вадим, сворачивая к каналу Грибоедова.
– Феликс. Не Эдмундович, не бойтесь.
Маша прыснула в кулак.
– Да ты приколист, – покачал головой Вадим. – Ну вот твоя улица. Показывай дом.
Феликс пролез между сиденьями, вгляделся и тыкнул в большой дом.
– Вот он, мой домик.
Домик выглядел вполне фешенебельно.
Вадим выгрузил бедолагу и предложил:
– Может, тебя до квартиры довести, а?
– Не. Не надо. Доведи меня до двери. Там консье… рж… рж. Он доставит куда надо.
– Ишь ты! – усмехнулся Вадим и потащил горемыку к подъезду.
Вернулся он веселый.
– Этот Феликс далеко не бомж. Какого черта его под елку понесло, непонятно.
– Как ты его разглядел? Я вообще ничего не заметила в темноте!
– Нам часто в темноте приходится работать. Осенью и зимой темнеет рано, а ремонт надо закончить. Глаза привыкли.
– А если бы мы здесь не ехали? Он же мог замерзнуть за ночь! Ему даже такси самому не вызвать!
– Думаю, да.
Маша покрутила головой.
– Ты ему жизнь спас!
– Вопрос, надолго ли! Он завтра снова надерется и заснет под мостом. Бедовый мужик. Не жалко себя, видать.
Последнюю фразу он сказал как-то так, что Маша внимательно на него посмотрела. Это он о ком?
– Давай я отвезу тебя домой.
Он повернулся и посмотрел на нее. Не хочет он везти ее домой. Он хочет отвезти ее к себе и оставить навсегда. Вопрос в том, хочет ли она того же самого.
– Хорошо. Мне завтра на работу рано.
Ее голос звучал глухо и устало.
Вадим развернулся и повез ее домой.
Совпадения
Элеонора позвала ее к себе в конце рабочего дня. Оказалось, фея-крестная приготовила ей подарок. Платье. Очень красивое. Таких Маша не только никогда не нашивала, но даже и не видела.
Маша ахнула и тут же отказалась принимать. В конце концов Элеонора рассердилась.
– Я имею право сделать вам подарок к Новому году или нет? Оно идеально подходит к вашему цветотипу и совсем не дорогое.
Она нарядила ее и поставила перед зеркалом. Платье было чудесное, а Маша в нем – еще лучше.
– Почему-то мне кажется, что вам будет куда в нем пойти, – сказала довольная Элеонора.
– Как вы догадались?
– Поживите с мое. Это тот самый мужчина, которого вы разыскивали? Могу я узнать его имя?
– Вадим. Только он пока… еще… не совсем…
– Не рассказывайте, если не хотите. Я не претендую на откровенность такой глубины.
– Да нет никакой глубины! Он не такой, как другие. Сейчас ведь стараются нахрапом девушку взять. Ухаживать и заботиться некогда. И не модно.
– А он ухаживает?
– Не знаю. Но он заботится. Мне кажется, он даже целовать меня не станет без разрешения.
– Так разрешите! Или спугнуть боитесь? Он слишком робкий?
– Нет, что вы! Он решительный и даже жесткий. Слышали бы вы, как он про свои полноповоротники и манипуляторы разговаривает! Мне кажется, его все слушаются. А со мной он бережно. Словно я ваза хрустальная.
Элеонора задумчиво провела ноготком по губам.
– Породу видно сразу.
– Что?
– Я говорю, что чувствуется благородная кровь. У него за спиной десятки поколений русских дворян. Это вам не Ванька-ключник!
– Он зовет меня Марусей. Как вы думаете, это о чем-то говорит?
– Уверена, что он видит в вас силу, смелость и цельность.
– Не многовато для Маруси?
– В самый раз! Маруси, они такие! Подождите, как, вы сказали, его фамилия? Гильберт?
Маша кивнула. Элеонора задумчиво помешала ложечкой чай.
– Что-нибудь еще о семье Вадима известно?
– Только о далеких предках. Его прапрабабка родом из Дармштадта, ее отца звали Людвигом, и он владелец ювелирного завода. У нее был брат.
– О нем что-нибудь известно?
– Только то, что он унаследовал бизнес отца, жил в Германии. После прихода к власти Гитлера, в тридцать четвертом, кажется, эмигрировал с семьей в Америку. У него были сын и дочь. Дальше следы потерялись.
Элеонора посмотрела на нее странным взглядом.
– Что? – испугалась Маша.
– Вы не поверите, но, кажется, я смогу помочь найти родственников этого Вадима.
Маша уставилась на Элеонору. Та была по-настоящему взволнована.
– У моего бывшего мужа в Америке есть родственники по линии матери. Их фамилия Гилберт.
– Фамилия похожа, но другая.
– Вовсе нет, просто англоязычный вариант. Без мягкого знака. Но дело не в этом. Крамер много рассказывал об этой семье. Они перебрались из Германии в Америку в тридцатых, не хотели служить нацистам. Ювелиры в седьмом поколении. У них несколько фабрик и магазинов по всей стране.
Маша замерла, как сурикат, выскочивший из норки. Даже уши встали торчком.
– Крамер хвастался, что в свое время у Гилбертов были связи с российской императорской семьей. Я плохо слушала, думала, что врет. Он всегда много врал.
Элеонора криво усмехнулась.
– И знаете, что самое интересное? Их визитная карточка – камеи на полудрагоценных камнях.
Маша оттянула воротник свитера и подула на грудь. Жарко как!
– Сейчас, – продолжала Элеонора, – самому старшему члену семьи почти сто лет. И он вполне адекватен. Если предположить, что это те самые Гильберты, которые вас интересуют, то получается, еще жив внук этого самого Людвига. Тогда, возможно, он приходится Анне Гильберт племянником. Есть еще его сыновья. То есть правнуки Людвига. И разумеется, праправнуки. Их много. Один из них – мой бывший муж.
Маша перевела дух и покрутила головой.
– Не могу поверить. Неужели мир в самом деле так тесен?
– Погодите радоваться. Возможно, я ошибаюсь и эти Гилберты к вашим Гильбертам не имеют никакого отношения.
– Мы можем это выяснить?
– Думаю, да. Я иногда звоню им. Скоро католическое Рождество. Вполне приличный повод. Впрочем, можно и не ждать так долго.
Маша молитвенно сложила ладошки.
– Элеонора, я всегда восхищалась вами, восхищаюсь теперь и буду восхищаться вечно!