Но неужели мы не знаем случаев такого рода: некоторая книга или рукопись была приобретена как подлинная лет пятьдесят назад известным знатоком, и вот теперь наследники этого коллекционера ее продали через аукцион, другой коллекционер купил, притом отнюдь не за копейки и хорошо понимая, что это не просто рукопись, а рукопись с provenance; он счастлив… Проходит лет пять, находится ученый или эксперт, который собирает музейную выставку по какому-нибудь поводу и просматривает экспонаты; вам есть что показать, он к вам приходит, вы выносите сокровище, а он и говорит: это же копия того времени, а не подлинник! Разве не видно? Скандал…
Кто же в этом случае виноват? Наследники? Продавший пятьдесят лет назад эту книгу антиквар? Аукцион, который выступил посредником? Покупатель, который не мог подумать о том, что это, может быть, не оригинал?
Далеко не каждый, кто так опростоволосился, побежит пытаться возвращать предмет и, выкручивая антиквару причинные места, требовать свои деньги. Кто-то предпочтет умолчать, потому что мир коллекционеров имеет не только хорошую память, но еще и неограниченный запас желчи: одна такая громкая история может прицепиться к коллекционеру, и он многократно будет потом жалеть, что начал скандалить.
Все эти разговоры и разговорчики, вопросы и ответы в любом случае приносят много огорчений и конкретному собирателю, но еще более – подрывают доверие к антикварному рынку в целом. Особенности экономики в России таковы, что любой мелкий бизнес (а антикварная торговля и даже аукционы – все это блохи, которые сильно не влияют на наполнение бюджета) должен скорее выживать, нежели комфортно существовать. И когда предмет сомнителен, аукцион его тоже может взять, поскольку формально это только посредник: он соединяет продавца, ФИО которого известны, с покупателем, который также известен.
К тому же никакой аукцион не может, если не имеет в штате квалифицированного эксперта, отметать бесконечные фальшивки, которые сыпятся на антикварный рынок как из рога изобилия. И никакой самый универсальный эксперт не может знать досконально весь репертуар книг и рукописей. Но только ли в России так? Неужели мы не знаем примеров тому, как на ведущих аукционах мира продавались фальшивки? Конечно же знаем…
Поэтому, по традиции, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Иными словами, коллекционер на то и коллекционер, а не золотарь, чтобы развивать в течение жизни свой когнитивный аппарат и пытаться если не всегда, то во многих случаях принять верное решение самостоятельно, а при трудностях – не стесняться обратиться к эксперту (о которых мы расскажем в одноименном разделе). Чтобы так поступать, а особенно – признать собственную некомпетентность, нужны человеческие качества и ум, а этому уже не научишься.
Не секрет, что в XVI веке в Католической церкви в результате реформ римской курии папой Сикстом V, около 1587 года, официально была введена должность Promotor Fidei, то есть «поборник веры», которую занимал один из прелатов, служивший в Священной Конгрегации обрядов; а де-факто возникла эта должность даже раньше, еще при папе Льве X. Конгрегация обрядов занималась широким кругом литургических вопросов, в том числе беатификации и канонизации (отдельная Конгрегация по канонизации святых возникла в 1969-м, незадолго до того, как должность была упразднена папой Иоанном Павлом II в связи с пересмотром всей процедуры).
Традиционно должность Адвоката дьявола занимали не только даровитые и образованные богословы, но и одновременно талантливые ораторы. Это объяснимо: в процессе прений они должны были подвергнуть сомнению тезисы другого участника, который представлял свидетельства в пользу канонизации определенного претендента на звание святого. И немудрено, что на этом посту мы видим и будущих предстоятелей Римской церкви. Обиходные же наименования этих двух должностных лиц были Advocatus diaboli (Адвокат дьявола) и Advocatus Dei (Адвокат Бога).
В течение своей тридцатилетней практики в области антикварных книг и рукописей мы чем дальше, тем более воспитывали в себе именно качества Адвоката дьявола – и когда рассматривали печатную книгу во всем комплексе (переплет, экслибрис, страницы), и когда изучали автограф или рукопись, придирчиво обращая внимание на чернила, их проникновение в бумагу, на особенности письма, на характерные детали почерка, на сопутствующие владельческие признаки. И смеем надеяться, что за долгие годы антикварная книга нас смогла многому научить. В особенности – смотреть на предмет не в качестве Адвоката Бога, то есть не искать всему объяснение исходя из уверенности в подлинности, а совершенно напротив. Не подумайте, что мы всегда пытаемся увидеть фальсификат в подлинном предмете, нет, но мы всегда стараемся представить, будь это фальсификат, как бы он был сделан и что может помочь его разоблачить.
Если читатель думает, что придирки мои – это забава на пустом месте, то я должен сказать, что как Адвокат дьявола стал необходим Римской курии для прений с Адвокатом Бога, так и работа по распознаванию фальсификатов объясняется не только наличием их на антикварном рынке, но и людьми, облеченными и полномочиями, и научным весом, выполняющими в прениях роль Адвокатов Бога.
В контексте нашего рассказа – это те люди, которые не просто торгуют фальсификатами или же, работая в магазине, берут такие предметы для комиссионной продажи; они в данном случае не слишком влияют на восприятие предмета специалистами (хотя, конечно, их порой тоже приходится учитывать). Как и с канонизацией святых, Адвокат Бога опирается на те сведения, которые ему представлены, но выражает свою, искреннюю или же ангажированную, точку зрения. Разница между Римской курией и антикварным рынком в том, что для положительного решения о канонизации необходима подпись Адвоката дьявола, тем самым признавшего свое поражение в конкретных прениях. В нашем же случае никакой состязательности сторон нет, и точка зрения Адвоката Бога как будто бы не требует критического рассмотрения.
«Скрижаль Пушкина» из книги М. Гершензона «Мудрость Пушкина» (1919)
И таких случаев, когда облеченные полномочиями специалисты без достаточных на то оснований (в том числе и в виде собственной квалификации) принимают положительное решение о подлинности фальсификатов, более чем достаточно, и мы таковые упоминаем.
Однако бывает и Адвокат Бога, который вроде бы и специалист, и обладает квалификацией, но все равно принимает фальсификат за подлинник. Притом делает это с большим воодушевлением, подчас даже с эйфорией от общения с подлинным предметом. Эти случаи, хотя формально и не отличаются от других, кажутся нам более деструктивными для антикварного рынка по своим последствиям. Потому что ошибку универсального «эксперта» может опровергнуть специалист в узкой области, а вот ошибка последнего – уже заноза и для науки, и для тех, кто силится доказать правоту как Адвокат дьявола.
Речь здесь, опять же, не в заинтересованности принять фальсификат за оригинал, а в заблуждении специалиста. Ведь мы имеем дело с такими предметами, которые зависят от субъективного мнения, и эксперт, уже склонившись к какому-то выводу, затем для имитации объективности объяснит это письменно в наукообразном экспертном заключении. Но его настроение порой может быть таково, что фальсификат он принимает за оригинал.
Поставьте себя на место такого специалиста, скажем, при экспертизе автографа писателя начала ХX века, ну допустим, Осипа Мандельштама. Обычно такую экспертизу, если вы ищете кого-то сведущего, будет производить историк литературы, профессор или около того, много лет занимающийся творчеством именно этого автора. Часто к ошибочным выводам приходит тот, кто хорошо знает биографию, но мало имел дела с практической текстологией, и вряд ли тот, кто многие годы расшифровывал рукописи данного автора в архивохранилище, то есть знает не только тексты, но и саму фактуру со всеми тонкостями и особенностями.
Итак, давайте сперва подумаем, что ответит большинство таких специалистов, если им позвонят и скажут: у нас есть автограф имярека, неизвестный, нужно ваше квалифицированное мнение. Обычно такой человек представляет, что он увидит подлинный автограф: дарительную надпись, листок рукописи… И специалист этот прежде всего станет смотреть не на подлинность, придирчиво пытаясь решить главный для вас вопрос, а сквозь это, словно бы априори принимая предмет аутентичным, смело будет двигаться дальше и думать: как это соотносится с биографией, нет ли разночтений, что это может добавить к ранее известным биографическим сведениям.
Безусловно, если что-то в предмете противоречит уже известным каноническим сведениям, то он нет-нет да и задумается – насколько вероятно, что это подлинник? Но если фальсификатор был подготовленный, то никаких очевидных противоречий эксперт не найдет и, соответственно, будет опять же думать «насквозь», то есть о чистой науке. К примеру, в какой журнал можно отдать статью «Неизвестный автограф имярека», чтобы статья вышла побыстрее.
В истории литературы есть блестящий пример несколько иного плана, но дающий нам понимание о спешке ученых опубликовать нечто неизвестное. В 1919 году М. О. Гершензон среди пушкинских рукописей обнаружил четверостишие, которое ему показалось столь важным для творчества поэта, что он назвал его «скрижалью Пушкина» и спешно напечатал в качестве вступления к книге «Мудрость Пушкина», объясняя читателям величие найденных им строк. Вот оно:
А когда нас покидает
В дар любви, у нас в виду
В нашем небе зажигает
Он прощальную звезду.
Но когда книга вышла, знатоки поэзии, пушкиноведы и не пушкиноведы, кто с растерянностью, а кто со злорадством, узнали в этом четверостишии стихи В. А. Жуковского.
Пушкин по неведомой нам причине переписал для себя чужие стихи, Гершензон принял список (хотя бы и рукою Пушкина) за подлинную творческую рукопись, притом неизвестную, и уже далее обычный путь: с неистовством одержимого ученого, сделавшего наконец-то открытие, он увидел в этих стихах и выдающийся философск