В контексте нашего повествования дальнейшее можно предугадать. Поскольку, с одной стороны, книги эти встречаются не столь редко, с другой же, общеизвестна вовлеченность Шершеневича в литературную жизнь России, в том числе и близость с Сергеем Есениным, то в руках народных умельцев эти две составляющие при деятельном участии рук этого умельца дают синергию. Вероятно, на этих книгах бывали (ну должны были быть, о чем советуем почитать в работах В. А. Дроздкова) и оригинальные дарительные надписи, однако же довольно много родилось в последние годы и фальсификатов; особенно мне запомнились «автографы» Шершеневичу от «Сергея Есенина».
Но и это еще не предел. В последнее время наше внимание стали привлекать книги из библиотеки В. Шершеневича с традиционными штампами поэта и, конечно же, с автографами ему, но в удивительном состоянии: никаких тебе кондовых совдеповских переплетов, а, напротив, «идеальная библиофильская сохранность». Для того, кто хоть что-то понимает в антикварной книге, эта несообразность, вероятно допустимая, хотя и не в столь угрожающих масштабах, дает повод присмотреться повнимательнее к таким «памятникам музейного уровня». Мы не будем обсуждать автографы на этих книгах, а посмотрим на «доказательство подлинности», то есть собственно на личные штампы Шершеневича. Конечно, для обывателя = обычного собирателя это рассмотрение мало что даст; однако если иметь сравнительный материал – безусловно подлинный, безупречный экземпляр с таким штампом – мы много можем узнать, сравнив штамп на таких книгах «идеальной библиофильской сохранности» с эталонным образцом.
И здесь мы уже видим, что это не один и тот же штамп, а два разных. Из основных отличий, которые просто-таки бросаются в глаза при сравнении, – шрифт, которым набрана фамилия (в фальсификате он более тонкий), а также шрифт строчных «с» и «е» в строке с адресом, которые в оригинальном штампе имеют своеобразную нижнюю губу, а в фальсификате уже вполне ординарные.
Кажущаяся простота фальсификации стала настолько популярна у умельцев, что мы отмечаем и еще один вариант такого фальсифицированного штампа; он более близок к оригиналу, но тоже имеет отличия – уж совсем аляповатый, то есть также легко разоблачаемый.
Поэтому и значительная часть циркулирующих на рынке «автографов» Шершеневичу от его великих современников – Есенина, Пастернака, Клюева и так далее – представляются нам скорее автографами уже наших с вами современников.
Для подобного творчества благодатной почвой стали и книги из библиотек писателей или литературоведов, имевших свой книжный штемпель; из виденного в последнее время «творчества» упомянем такие вот эрзацы личных штампов библиотек Н. С. Лескова и В. Е. Евгеньева-Максимова.
Одно удивительно – как же до сих пор не изготовлена печатка-факсимиле «Валерий Брюсов», украшающая книги этого поэта. Вероятно, это лишь дело времени, и мы скоро увидим «автографы» Блока и Гумилева Валерию Брюсову, ею удостоверенные…
Подлинные автографы «выдающихся деятелей коммунистической партии и советского государства», в особенности довоенного и военного периода, практически не выходят на антикварный рынок, но их фальсификаты изготавливаются неутомимыми народными умельцами. Расчет фальсификаторов делается на такого собирателя (= покупателя), который, кроме финансовых ресурсов, не обладает ни знаниями, ни необходимостью спросить совет у специалиста. Этот тип собирателя, который ныне представляется наиболее существенным игроком на рынке антикварных книг и рукописей, вместе со средствами приобрел себе и невероятную самоуверенность. Мы в очередной раз скажем о том, как легко нарисовать нам не столько нынешний день его собрания – пополнение и пополнение, сколько день грядущий, когда он сам или же его наследники будут разбирать эту груду сокровищ и рискнут показать их не торговцу-оценщику на аукционе, не «эксперту по фсему», а настоящему специалисту. Тогда-то и выяснится, что большинство автографов Ленина, Сталина и им подобных – жалкие подделки.
Едва ли не единственный подлинный автограф Ленина на отечественном рынке в последние годы – это записка 1921 года Степану Данилову, которая продавалась в составе его небольшого архива и была продана за скромные 2,8 миллиона рублей, что, конечно, не так много за подлинный автограф Ленина (скажем, подлинный автограф Ленина на аукционе Christie’s в 2013 году в Лондоне продан более чем за 120 тысяч фунтов стерлингов; ранее, в 2004 году, он был приобретен много дешевле на немецком Stargardt). Отчасти такой «демпинг» в отечественном ценообразовании объясняется сложившейся ситуацией с фальсификатами, благодаря появлению которых для праздных книголюбов автографы Ленина как будто бы не представляют собой исключительной редкости. Формально это так: то здесь, то там выставляются на аукцион «автографы Ленина». Но правда в том, что подлинные автографы в их числе встречаются исключительно редко.
Как же будут эти подделки распознаваться? Здесь принцип наглядности наиболее показателен; собственно, ровно так, как если положить лист эталонной рукописи Маяковского, Ахматовой, Блока рядом с «предметом музейного уровня». При таком сравнении специалист скорее предпочтет глубокомысленно промолчать, чем объяснять на пальцах различия. Именно так обстоит вопрос и с «автографами» тиранов ХX века.
Чтобы как-то добавить аутентичности, употребляются новодельные штампы различных подразделений структуры высших партийных и советских органов. Исходными для них были взяты факсимильные воспроизведения, которых более чем достаточно. Из того, что мы видели, можно вспомнить наборный штамп «АРХИВ ВКП(б)», прямоугольный штамп в рамке «Секретный архив Ц. К. В. К. П.(б.)», овальный штамп в зубчатой рамке «Библиотека и архив при Ц. К.» и даже круглую печать ЦК ВКП(б) с нумерацией (№ 2) и так далее. Отдельная страта – фальсификаты совершенно секретных документов НКВД с «автографами» Л. П. Берии и «резолюциями» Сталина.
Кроме того, мы не раз встречали подлинные документы первой половины ХX века, на которых нанесены, то есть фальсифицированы, резолюции рукой высших деятелей партии. Впрочем, для нас, работавших в архивах в том числе и с подлинными материалами ЦК, Политбюро, МГБ и так далее, очевидно несоответствие в этих фальсификатах с подлинниками вообще всего – от способов печати бланков до физических характеристик этих документов; но обычно люди никакого отторжения не испытывают, потому что подобные «документы первых лиц» для них внове. Важнее здесь иное: мы должны акцентировать внимание читателей на том, почему мы в принципе считаем эти партийные документы фальсификатами.
Начнем с того, что такие предметы, как автографы Ленина, при советской власти не только изымались отовсюду, но и закупались за границей за валюту. И за всю нашу деятельность мы видели подлинный автограф Ленина от силы два раза. Казалось бы, автографов Сталина должно быть больше, однако и они редки, в отличие от многочисленных фальсификатов, исполненных характерным для подлинных автографов генералиссимуса синим или красным карандашом.
Причина такой редкости состоит в том, что никогда, ни при каких свободных временах, ни при каких условиях не мог документ из Особого архива ЦК выйти куда-то «погулять», а потом от наследников этого кого-то попасть на антикварный рынок. Это, на наш взгляд, абсолютно исключено. Вынос таких документов за стены ЦК был чреват в те годы не увольнением, а расстрелом, и невозможно представить, чтобы эти документы могли покинуть ЦК в тот момент и архивохранилища после. Списание их не проводилось, все они хранятся ныне в РГАСПИ, Центральном архиве ФСБ, Архиве Президента.
Чтобы не быть голословными, все-таки произведем умозрительно небольшое исследование и укажем основные характеристики, на которые следует обращать внимание при изучении источников такого типа.
Первое: бумага. Вспоминается гениальный фильм «Мизери», который вряд ли оставил в свое время кого-то равнодушным. Героиня актрисы Кэтти Бейтс, купив в местном сельпо плененному писателю самую дорогую машинописную бумагу, до душевного приступа была раздосадована реакцией главного героя, который такую бумагу отверг. Причина этого в фильме проста: на лощеной бумаге напечатанный на машинке текст легко смазывается, а на обычной этого можно не опасаться. Но сторонний человек вряд ли это знает, тогда как для работающего с пишущей машинкой – очевидно.
Так и с бумагой исторических документов: она должны быть аутентичной не только времени, но и типу источника. То есть, если вы знакомы с той бумагой, на которой в данной хронологический отрезок времени печатались (писались) документы конкретного автора, несложно понять различие. И когда документ эпохи военного коммунизма вдруг представляется на бумаге времен социалистического изобилия – это повод задуматься.
Второе: машинопись. Не хочется редуцировать повествование до ежеминутных отсылок к кинематографу, однако и здесь мы должны отправить читателя к экрану, чтобы он не поленился и посмотрел американскую же картину «Сможете ли вы меня простить?». По крайней мере, это киноповествование будет заметно доходчивее наших слов и объяснит механизм изготовления документов с «автографами» великих. Пусть и не во всех тонкостях.
Машинописные фальсификаты, как и любые другие, имеют свою ахиллесову пяту. По той причине, что портативных пишущих машинок с дореформенным шрифтом до нашего времени практически не дошло, фальсификаты хронологически относятся ко времени новой орфографии. Причем можно было бы, кабы умельцы знали источники, снабдить фальсификаты неким привкусом времени, когда, скажем, на рубеже 1910–1920‐х годов выломанная буква «Ъ» заменялась апострофом, однако этого, конечно, вы не найдете (но, быть может, увидим это в будущем).
Так вот, машинопись многое может рассказать о документе. Обычно для таких рукоделий используется нечто вроде портативной механической машинки с черной лентой. Механической еще и потому, что электрических в употреблении ныне почти не осталось, а возни с ними при фальсификации явно больше (сильный удар пробивает литерой бумагу, что почти всегда бывало с первым экземпляром машинописи). В целом же по характеристике оттиска литеры, даже без учета изношенности ленты, электрическую машинку можно почти всегда отличить. Тут нужно повиниться, что на заре туманной юности автор активно пользовался для своих зач