продавай мы все без остатка – проблемы этой бы не существовало…)
Итак, перед тем как устроиться в «Гелос», я сказал А. Л. С., что готов на это лишь при условии, что мы станем с ним «работать в пополаме». Это значит, что с того момента не будет никаких «своих» книг, а только «общие», и все купленное будет нашим общим, и все деньги от проданного будут делиться тоже надвое, то есть мы будем равноправными компаньонами. Боюсь, это был едва ли не самый сложный момент в нашем деловом партнерстве. А. Л. С. всерьез озадачился, и его можно было понять: я занимался обычно только тем, что мне интересно, после нескольких лет работы в «Акции» в режиме, который ныне известен как «24 × 7», меня работа порядком утомила и спокойная жизнь привлекала много больше, чем приключения. А. Л. С. же был обвешан финансовыми обязательствами как рождественская ель: они снимали квартиру, а поскольку тогда уже, наверное, родился ребенок или даже оба, то еще и дачу. Поэтому мысль о том, чтобы делить все надвое, ему не казалась наилучшей.
С моей же точки зрения, иным образом мы бы просто не смогли там работать, особенно с учетом того, что планировали «дежурить в лавке» по три дня в неделю каждый, а прочие три дня уделять своим личным занятиям вне аукционного дома. То есть, не имея за собой никакого контроля, кто-то из нас принялся бы покупать книги себе или бы начал что-то утаивать и так далее. Словом, неравные условия быстро бы наш союз разрушили.
И я горжусь самоотверженностью А. Л. С., что он на эти условия рискнул согласиться; не знаю, как он, но я об этом особенно никогда не жалел (при этом, безусловно, за те тридцать с лишним лет, пока мы сотрудничаем, у нас неминуемо возникали и шероховатости, и недопонимание).
Так следующие несколько лет оказались самыми плодотворными для нашего книжного собирательства. В «Гелосе» мы работали через день, три дня в неделю каждый. И начали сперва инстинктивно, а затем и совершенно осознанно оставлять лучшие книги, которые проплывали мимо нас по житейскому морю, в своем собрании. А. Л. С. жалеет, что мы тогда не оставляли автографы начала ХX века, которые он начал собирать только в 2010‐х годах. Но и прочего набралось столько, что можно было представить миру наш «Музей книги».
В «Гелос» к А. Л. С. пришел продавать свои книги А. Л. Финкельштейн, с которым они сильно сдружились. Причем сперва А. Л. С. отговорил его от продажи всего собрания разом, а затем долго уговаривал написать воспоминания, а когда тот наконец начал свое словотворчество и даже вошел во вкус, А. Л. С. мучительно редактировал их. В завершение мы их опубликовали в «Трутне» аж дважды, первым изданием в 2003‐м и затем ощутимо дополненным в 2005-м. Как результат наших усилий – имя этого собирателя навечно занесено в пантеон отечественного библиофильства.
Представление публике неизвестного автографа А. С. Пушкина (1998)
В ту пору нами были куплены несколько крупных собраний – М. И. Чуванова, Б. П. Чиркова, Г. П. Макогоненко и несколько других. Приобретение каждого случилось в результате массы обстоятельств, совершенно чудесным образом совпавших. В значительной степени эти собрания отложились в нашей коллекции, хотя ввиду трудностей финансового свойства мы вынуждены были расстаться с довольно большим числом книг, особенно из библиотеки Б. Чиркова.
С этим временем связана и главная наша удача – приобретение в 1998 году автографа А. С. Пушкина на первом издании первой главы «Онегина». Он достался нам тоже по причине дружества А. Л. С., на сей раз с покойным Ю. П. Колгатиным. Но он был лишь посредником и не мог повлиять на гигантский размер той суммы, которую с нас запросили. Удивительно, как мы вообще тогда ее собрали, но случилось это благодаря Провидению: в тот момент в Москве действовал очень состоятельный покупатель футуристических изданий, и мы продали ему часть нашей коллекции (не все, к слову, удалось восстановить даже до сего дня). Так мы нашли деньги на Пушкина.
После этой покупки между нами возникла проблема, о которой мало кто вообще может догадываться. Нет, не о том, «продать или не продать», – особенно никто и не стремился его тогда попытаться купить, зная нас. Проблема была этического свойства. Встретившись для разговора об этом и надувшись как морские ежи, мы решали главный вопрос: кто будет писать книгу про автограф. Хотелось каждому.
Книга «Автограф Пушкина» (1998)
Я исходил из интересов дела: зная, что передо мной историк литературы, а я все-таки чистый историк и специалист по книговедению, я тогда уступил, занявшись собственно изданием книги, а не ее текстом. Сегодня очевидно, что сделанный выбор был верным: мы сохранили добрые отношения и получилась отличная книга, которая стала классикой пушкиноведения. Ну а еще важнее, что мы умудрились сберечь автограф, который остается одной из жемчужин нашего «Музея книги».
Большая сага из 2000‐х может быть создана о наших с А. Л. С. отношениях с М. М. Климовым (1953–2021). Я говорю наших, а не моих, потому что мое место в этой саге сугубо запасное и в общем-то навязанное нашей с А. Л. С. взаимной договоренностью, которая неукоснительно соблюдалась и порой соблюдается до сего дня, поскольку мы связаны многими кубометрами «совместно нажитого».
Давно, когда мы с А. Л. С. только начинали делать аукционы, я привел его в магазин на Арбате, д. 11, где в тот момент работал М. М. Вероятнее всего, мы пришли поговорить с ним о книгах, чтобы или покупать, или брать на аукцион. Я знал М. М. с самого моего книжного отрочества, поскольку он дружил с М. Е. с незапамятных времен, но ни сотрудничества, ни уж тем более дружбы у нас с ним не склеилось; вероятно, я ему казался наглым, он мне – чересчур деятельным. Совершенно иначе произошло у них с А. Л. С.: они не только подружились, но и позднее лет десять были компаньонами в другом большом антикварном «колхозе»; то есть я в значительной мере оставался лишь свидетелем их дружеских отношений, безусловно влиявших и на меня.
Михаил Климов (2011; фото А. Славуцкого)
Важным же для настоящего рассказа является то, что М. М., занимаясь как антиквар широкого профиля и прикладным, и живописью, и так далее, всегда оставался большим энтузиастом антикварной книжной торговли. Прочитав его «Записки антикварного дилера», написанные благодаря бесконечным просьбам А. Л. С. и затем изданные нами совместно, можно узнать богатейшую биографию М. М.
Хотя тяга к писательству проходит сквозь последние десятилетия биографии М. М. довольно явной нитью, а многие из его романов, в особенности на тему антикварной торговли, очень увлекательны, именно «Записки антикварного дилера» обессмертили его имя при жизни. Звучит, быть может, высокопарно, но это сущая правда. Однако Gloria Mundi имеет и обратную сторону: коллеги по цеху, понимая, что никто никогда не сможет написать подобного текста, не смогли примириться с тем, что М. М. своим литературным творчеством стремительно вознесся над московским антикварным миром и известен много больше богатых и удачливых антикваров (речь уже не только о книжниках, но и об антикварах вообще). Поэтому реакция этого мира последовала без особенных замешательств: нашего друга М. М. многие коллеги буквально возненавидели и, не щадя нисколько, начали поливать помоями как самого автора, так и его семейство. И нет с той поры издания об антиквариате, где бы сальеризм не нашел своей щели и не просочился в виде замечаний о «скучной» или «нудной» книге М. М. Но мы-то без труда можем еще раз сказать, что это лишь завистливая ложь, а кто из наших читателей «Записки антикварного дилера» не видел, тому уж точно стоило бы это сделать.
В дополнение к характеристике М. М. мы от себя также добавим, что он обладал и интуицией, и фантазией, и хорошим знанием антикварной книги вообще. Азарт, который жил и порой клокотал внутри М. М., позволял ему неустанно искать и выискивать не только неожиданные приключения, но и самые невиданные книги. В отличие от многих других, в книгах ему откровенно везло.
Но ему упорно не везло с компаньонами. Ведь не только мы с А. Л. С. какое-то время «работали в пополаме», но такие союзы книжников и антикваров вообще имеют место: заключаются, а затем распадаются. Однако если мы с А. Л. С., будучи лишенными всякого имущества, рисковали в таком союзе только книгами (и навешивали на себя общий долг, что было даже более критично), то иногда люди рискуют и значительно бóльшим. И уж конечно, далеко не раз мы за свою биографию наблюдали, как компаньоны выдавливают кого-то из общего бизнеса. Например, двое (о которых даже мы думали в высшей степени похвально) вдруг объединяются в своем самом темном намерении и вытесняют третьего, который оказался или человечней, или доверчивей. Особенно это характерно при совместном владении антикварным магазином как недвижимой собственностью – здесь ставки заметно выше, а тягость поражения порой заставляла отверженных сводить счеты с жизнью.
М. М., который не раз искренне и деятельно бросался в пучину совместной работы, был одним из тех, кого компаньоны раз в несколько лет оттирали от дел, и он лишался нажитого имущества, начиная жизненный цикл антиквара заново, то есть с чистого листа. Виной тому его доверчивость и доброта, которые в мире антикварной торговли хотя и остаются добродетелями, но отнюдь не сулят безоблачного существования. И то, что он смог пройти через все это и до последнего вздоха остаться действующим антикваром, говорит о его неукротимой жизненной энергии и оптимизме.
Так вот, М. М. достигли с А. Л. С. некоторой договоренности, по которой мы могли покупать книги через М. М., и это условие было выгодно обоюдно, действовало много лет и всеми неукоснительно соблюдалось. Конечно, трудность для такого бизнес-проекта отчасти состояла в том, что мы с А. Л. С. уже начали собирать коллекцию, а М. М. всегда почитал собирательство тленом, то есть ему было интересней работать с книгой как антиквару, нежели что-то коллекционировать самому. Хотя, будучи провидцем, он мог бы собрать нечто очень интересное, особенно если знать, что он много ранее всех остальных смог заинтересоваться такой темой антикварной книги, как наука.