ее по своему разумению, расценить ее, написав карандашом цену на каждой, и сразу отправить в продажу. При этом оформлялась документально вся покупка целиком (число книг и сумма), а при продаже книг выбивался чек, но этим документооборот ограничивался.
Теперь, когда новая Россия стремится не просто догнать Россию советскую, но и даже ее перегнать, опять наращивается документооборот: каждая книга и в магазине, и на складе должна быть оформлена, даже если это так называемые запчасти – фрагменты книг для замены, на случай исправления дефектных экземпляров… Конечно, такая система сама по себе вынуждает букинистов отказываться от больших объемов, а уж от недорогих книг – в особенности.
Но главная беда – невыносимо высокая стоимость торговых помещений, необходимых для антикварной торговли. В сущности, для хорошего магазина нужно иметь помещение в собственности, иначе вместо получения удовольствия и прибыли букинист будет денно и нощно думать об уплате аренды. Это не должен быть подвал, потому что рано или поздно ваше имущество будет залито или фекалиями, или кипятком. Но поскольку ныне в России расчет идет лишь на «быстрые» деньги, можно сказать на моментальные, то любые вложения в такой бизнес, как букинистическая торговля, оказываются если не убыточными, то наполненными тяготами, страхами, многочисленными рисками. Именно поэтому собственно букинистические магазины умирают.
Сохранились, или народились, несколько магазинов, на прилавках которых можно увидеть достаточное число действительно редких книг в пристойном виде. Это обычно объясняется богатым прошлым их владельцев или совладельцев – никогда нельзя создать хороший магазин антикварной книги, не имея к тому: а) серьезных книжных запасов и б) теоретических и практических знаний в указанной области (говоря современным языком, мозгов). А поскольку серьезный книжник за десять-пятнадцать лет работы уже сам собою представляет магазин, то время от времени образуется цивилизованный способ для продажи книг, ведь иначе можно в них утонуть, да и жить книжнику на что-то нужно, к тому же поиск средств для покупки книг – постоянная важнейшая необходимость.
Для некоторых антикваров магазин – это склад тех книг, которые он не смог сбыть сразу после покупки. М. С. Гольдин, умный и умелый антиквар, называл свой магазинчик на Тверской не иначе как «кладбище моих ошибок».
Бумага
Бумага – основной материал книгопечатания. Мы говорим «основной», потому что кроме бумаги для книгопечатания массово использовался и пергамен, и даже шелк.
Изобретенная в Китае, тряпичная бумага в Средние века приходит в Европе на смену пергамену (начиная примерно с XII века). И хотя некоторое время с Востока ввозилась бомбицина – плотная волокнистая бумага из льна, толщина и мягкость которой, по-видимому, были следствием отсутствия сильных винтовых прессов для отжима, но для письма она употреблялась совсем недолго и уже в XIV веке уступила место традиционной тонкой тряпичной бумаге.
Занимаясь антикварной книгой, важно понимать, что старинная бумага – это не просто нечто «сваренное из тряпок», а много более сложное (и интересное) явление. Ибо каждый, кто имеет дело со старой бумагой, – и историк, и палеограф, и архивист, и библиотекарь, и антиквар, и коллекционер – должен представлять себе и суть процесса изготовления, и способы употребления бумаги в прошедшие века. Эти знания не просто добавят эрудиции – они необычайно помогут в профессии, позволяя решать трудные вопросы экспертизы и датировки книг и рукописей.
Судя же по тому, что не только антиквары-букинисты, но и дипломированные исследователи бумагу знают из рук вон плохо, дело это не такое легкое, каким может показаться. Исключение составляют специалисты по средневековым и древнерусским рукописям, однако их интересуют исключительно водяные знаки для датировки и они теряются в памятниках последних трех веков.
Бумага в прежние времена производилась на бумажных мельницах. Это были именно мельницы, потому как для приведения в движение устройств для измельчения тряпья, прессов, молотов требовалась сила воды, передающаяся от большого колеса, приводимого в движение водным потоком. По своему принципу бумажные мельницы близки с зерновыми, и нередки случаи, когда в том же строении мельницы после зерновой устраивалась бумажная и наоборот, с той лишь разницей, что в зерновой мельнице приводились в движение жернова. Собственно, водяные мельницы устраивались и для распила дерева, ковки железа, дубления кож и так далее. Хотя в некоторых странах и употреблялись другие приводы для механизмов – от быков до ветряных мельниц, – необходимость воды в любом случае делала удобными именно водяные бумажные мельницы.
Поскольку требуется не просто вода, а много воды, притом ее чистота является ключевым условием для производства качественной бумаги – вода влияет как на цвет, так и на оттенок, а значит, в конечном счете и на ее вид (сорт), – то наиболее удобным было устройство бумажной мельницы на полноводной реке, но не в городе, а на серьезном отдалении, в верховьях рек; причем устроители избегали соседства с другими мельницами (лесопильными, кожевенными, зерновыми) и вообще с каким-либо производством. Вода не просто приводила в движение механизмы: она еще и постоянно участвовала в процессе бумажного производства. Суть этого процесса состоит в следующем.
Исходным материалом для бумаги до конца XVIII столетия было действительно тряпье, и название «тряпичная бумага» полностью справедливо. Качество исходного материала – тряпья – влияло и на сорт бумаги, который из него получался. Наиболее качественная (тонкая и белая) производилась из некрашеного льняного тряпья, менее качественная (писчая, недорогая типографская) – из цветного льняного и более грубого тряпья; хлопковое тряпье служило исходным материалом для писчей бумаги, то есть непригодной для типографских работ по своему низкому качеству; шелковое и шерстяное тряпье не столь податливо для измельчения, а потому оно также шло на упаковочную и прочую бумагу низшего сорта, в том числе на картон, который назывался в России XVIII века «полетурой». Отдельно отметим, что чем более изношено было тряпье, тем легче оно перемалывалось в массу и тем лучшего качества бумага из него могла быть изготовлена.
С распространением в Европе книгопечатания нужда в тряпье для бумажных мельниц постоянно возрастала: целые артели действовали по всей Европе и скупали тряпье для нужд бумажного производства, а многочисленные законы как регламентировали торговлю тряпьем, так и запрещали вывоз тряпья за границу. Наибольший импорт тряпья был в Англии – она завозила его даже из России.
Дефицит тряпья подталкивал к поиску новых источников сырья для бумажного производства, и опыты эти велись постоянно: в XVII веке производилась бумага из водорослей (в Нидерландах), из асбеста (в Англии), в начале XVIII века европейцы пытались использовать для этой цели пеньку, но конопляная бумага, хотя и крепкая, все-таки оказалась непригодной для типографского использования. В 1719 году в череде этих опытов было и предложение французского естествоиспытателя Рене Реомюра, изучившего принцип устройства осами своих гнезд: использовать для производства бумаги древесину. Но оно было воспринято со скепсисом, а потому производство бумаги из древесины серьезно опоздало.
Итак, когда тряпье было собрано и привезено на бумажную мельницу, начинался процесс превращения его в бумажную массу:
1. Сортировка, которой чаще занимались женщины. Тряпье обычно разбиралось на три основных сорта – некрашеный лен, крашеный лен и хлопок, остальные ткани. Но основную трудность при сортировке представляло то, что тряпье надлежало разрезать на небольшие куски – посредством как ножей, так и простых механизмов. Работа по сортировке была очень трудна, а грязное тряпье было постоянным источником самой разнообразной заразы.
2. Варка. Теперь, когда тряпье рассортировано и разрезано на небольшие куски, каждый сорт тряпья – сорт будущей бумаги – надо было вываривать в котлах с известью, причем не в одной воде, дабы удалить максимально краску, грязь, сало и прочее, что оно вобрало в себя за долгую жизнь.
3. Бродильня. На бумажной мельнице, как и в винокурнях, бродильня занимала самые нижние холодные помещения: вываренное тряпье сваливали там и оставляли в специальных больших ваннах для брожения, после в тех же ваннах, с подачей проточной воды и сливом грязной, пробродившее тряпье промывалось, а затем вываливалось кучами и в таком виде оставлялось на несколько недель. Вся эта процедура имела своей целью максимальное разложение тряпья на волокна и их размягчение.
4. После этого происходил отсев из этой массы лишних вкраплений и примесей, поскольку остальное предстояло перемолоть, то есть все не изъятое из этого варева уже попадет в бумагу и будет влиять на ее качество. Работа эта была наименее трудной из прочих, и потому для нее использовались в основном дети и отроки.
5. Наконец, дело доходило до той процедуры, ради которой и заводилась мельница, – измельчение. Центр бумажной мельницы – так называемая толчея. В толчее имелось несколько углублений – ступ (обычно от четырех до шести), для каждой из которых был свой пест, обитый гвоздями или железом. Он приводом с вала измельчал вложенную в толчею волокнистую тряпичную массу. Если вспомнить кухонную ступку и пестик при ней, принцип становится предельно ясен. Разница лишь в том, что песты на мельнице были большими и приводились в движение не рукой кухарки, а силой воды, ниспадающей на мельничное колесо и передающейся на вал.
Обычно мельница имела два колеса, но независимо от колес и числа ступ помол тряпья производился в две стадии: первую, где происходил грубый помол, и вторую – в процессе которой тряпье превращалось в кашицу. Каждая стадия требовала многочасовой работы мельницы – от шести до двенадцати часов для первой и вдвое больше – для второй. Причем первая, грубого помола, требовала еще и очень большого объема воды, потому что первый помол сопровождался постоянной промывкой будущей бумажной массы. Также одна из ступ на последней стадии зачастую имела только одну цель – раздробить комки в почти готовой бумажной массе.