Что касается текста самой диссертации, то он в советской традиции печатался в двух-трех экземплярах (ныне – не менее трех), и начиная с 1940‐х годов один экземпляр отправлялся в Отдел диссертаций Библиотеки имени Ленина, второй – оставался в библиотеке учреждения, при котором происходила защита (вуз, научный институт и тому подобное), третий – сохранялся у диссертанта. В действительности экземпляр диссертанта чаще всего потом шел в «расход» при подготовке к печати итоговой монографии или отдельных статей. Экземпляр вуза чаще всего списывался из библиотеки по прошествии нескольких лет, потому как это формально не книга, а места для книг в библиотеках всегда недоставало. Отдел диссертаций Библиотеки имени Ленина, где, казалось бы, должен сохраняться эталонный экземпляр, также некогда «оптимизировал» процесс хранения: большинство старых диссертаций при переезде в некогда новое хранилище в подмосковных Химках скопировали на микрофиши, после чего оригиналы были сданы в макулатуру. Нельзя не отметить, что копии эти очень скверно исполнены и работать с ними всегда неудобно и утомительно. То есть, как можно видеть, сама по себе диссертация сохраняется достаточно редко.
Все сказанное касается экземпляров диссертаций, которые были успешно защищены, затем утверждены ВАКом, и дело на этом кончилось. Но бывало и иначе: во-первых, защита части диссертаций успешно проваливается по самым разным причинам уже на диспуте, а некоторый процент «защищенных» впоследствии не утверждается ВАКом. И даже когда успешно защитившийся получает диплом кандидата/доктора наук – сохраняется вероятность, что до истечения срока давности ВАК может пересмотреть свое решение, усмотреть какую-либо крамолу вроде «преклонения перед Западом» и затем лишить автора ученой степени.
Что же происходит в таком случае с машинописью диссертации? Если диссертация по какой-либо причине не защищается, не утверждается или решение об утверждении аннулируется, то государство предпринимает все возможные усилия, чтобы следы такого диссертационного исследования были стерты отовсюду: авторефераты изымаются и уничтожаются (только в 1970‐х годах это перестают делать и обязательный экземпляр автореферата сохраняется в фондах библиотек), машинописные же тексты диссертаций в Ленинской библиотеке на основании циркулярных писем ВАКа изымались из доступа, а по прошествии пяти лет – уничтожались (шли в макулатуру); то же происходило с экземпляром библиотек учреждений, где происходила защита.
Таким образом, сама диссертация – это скорее вид рукописи (потому что авторизованная машинопись таковой и является), и в своем исходном виде она едва ли сохранится в одном-единственном экземпляре. Что же касается тезисов и авторефератов диссертаций, это предмет изысканного книжного собирательства, особенно если принадлежат перу известных личностей или выдающихся ученых.
Дом книги
Поскольку автору «выпала великая честь. Жить в перемену времен», то и пришлось наблюдать динамичную жизнь столичной антикварно-букинистической торговли, ритм которой был не всегда таким крайне неспешным, как в нынешнее время. Обычно сменяемость эпох в нашем деле знаменуется открытием или закрытием антикварных магазинов и аукционов, и лишь их калейдоскоп заставляет признать, что времени прошло немало.
Когда в 2008 году мы издавали настольную книгу историка антикварной торговли конца ХX века «Записки антикварного дилера», который в то время как раз был товароведом отдела антикварной книги этого форпоста букинистической Москвы, мне заранее пришло в голову сделать фотографии букинистических магазинов. Не только самих магазинов, но и тех московских зданий, в которых эти магазины некогда были, а затем перестали быть (в последнем случае их адрес под иллюстрацией помещался в черную рамку).
И, что любопытно, тогда из двадцати четырех фотографий этой иллюстративной вкладки пятнадцать адресов уже были в рамках, причем из девяти остававшихся магазинов было несколько новых, открывшихся в 1990‐х годах, например «Акция». Сейчас, проглядев эти иллюстрации, я увидел, что из двадцати четырех магазинов сохранились только три: «Акция», «Книжная лавка писателей» на Кузнецком Мосту, которая последние лет десять напоминает лавку старьевщика, и непоколебимый «Московский дом книги». Как стало возможно сохранить этот магазин – совершенно непостижимо, но он работает до сих пор и, надеемся, продолжит работать.
Когда этот огромный магазин в 1967 году открыл свои двери, автора этих строк еще не было на свете. Но сегодня, прожив большую (и бóльшую) часть своей жизни, я вынужденно снимаю свою шляпу перед этим магазином, который я посещал с отрочества. Хочется ныне пожелать этому магазину существовать и дальше, а также вспомнить тех, без кого этот магазин не имел бы жизненной силы – Лидию Васильевну Яшкову, Надежду Ивановну Михайлову, Елену Евгеньевну Гукову, пожелать им удачи и долгих лет.
Московский дом книги (2000-е)
В былые времена даже пройти к этому магазину было всегда трудно, потому что там на «перехвате» стояли не один-два холодных книжника, а несколько человек, которые уже на подходах к магазину со стороны метро «Арбатская», видя человека с нагруженной сумкой, приставали с вопросом «вы не книги сдавать?». Ну и конечно, феноменально то, что даже сегодня, в эпоху интернета и всего остального, на ступенях Дома книги топчутся изрядно потрепанные жизнью старички, которые задают этот же вопрос всякому человеку с сумкой. На наш взгляд, это есть верный признак того, что Дом книги жив не только внешне, но и внутренне.
Антикварный отдел там менял свое местоположение, и я его застал еще на втором этаже, позднее он переехал ниже, на первый, а ныне покоится на минус первом этаже, привыкая к вечности. Пока я учился в школе, не особенно часто туда ходил: на стеклянные прилавки нельзя было облокачиваться, открытого доступа не было, пугали просторы этого магазина, сильная освещенность. Уже потом, да и то редко, совершал я там некоторые покупки.
Говоря о нынешнем Доме книги, где антикварный отдел занимает тоже важное место и наполнен тысячами и тысячами антикварных книг, зачастую достаточно редких, нужно сказать о феномене такого большого магазина, который более знаком по западным аналогам. Суть не только в изысканном ассортименте – Дом книги всегда был очень избирательным, и там как не было, так и нет антикварных книг без страниц или иллюстраций и прочих опасностей, которые подстерегают покупателей во многих других магазинах. Основное же отличие – именно в количестве книг. И дело не в том, что «много книг – это хорошо, а мало книг – это плохо», совсем не так; просто обилие книг дает большие возможности тому, кто не ленится в них покопаться.
Михаил Климов – товаровед антикварного отдела «Московского дома книги» (2011; фото А. Славуцкого). Отметим изобилие ассортимента, которое можно усмотреть даже на этом фото, где на верхней полке выставлены: комплект «Царской охоты» Н. И. Кутепова (1896–1911), «Путешествие по России» А. Н. Демидова (1842–1848, экземпляр императора Наполеона III), «Беловежская Пуща» Г. П. Карцова (1904), «Византийские эмали» собрания А. В. Звенигородского (1892)
Практика антикварной торговли диктует свои правила, и книга в магазин такого рода ставится не на день-два, а на месяцы или даже годы. Ведь если книга продана очень быстро – значит, товароведы эту книгу недооценили. Поэтому обычно формируется такая цена, которая не кажется чрезмерной магазину и удовлетворяет аппетит владельца, после чего книга водружается на полку и ждет своего покупателя. Проходит время, и, если книга не продалась за пару месяцев или полгода-год, а сдатчик забыл о ней, то инфляция сделает свое черное дело, и по прошествии нескольких лет такую книгу уже можно покупать со словами «повезло недорого купить».
И если в небольшом магазинчике цены хорошо контролируются (книги своевременно переоцениваются), то в большом магазине с историей, с которым сотрудничают крупнейшие собиратели, порой привозящие туда сотни книг за раз, такой контроль невозможен в силу недостатка времени и сил. Как результат, удача здесь может ожидать и при покупке книг с полок, то есть переплетенных, и при покупках из закромов – тонких книжечек в обложках, которые лежат в «подвитринниках» не один год и о которых, может быть, уже забыли все, включая продавцов и сдатчиков.
«Еврейский сторож»
Это несколько странное выражение было введено в книжный мир моим коллегой-острословом и, получив в 1990‐х годах употребление в небольшом кругу московских букинистов, с тех пор прижилось, превратившись в цеховой термин.
Он имеет самое непосредственное отношение к аукционной торговле и обозначает ситуацию, когда в каталоге аукциона, будь то интернет-аукцион или же аукцион реальный, обнаруживается привлекательная книга, но обстоятельства не позволяют биться за нее всеми силами духа и кошелька. Либо денег в данный момент у антиквара не настолько много, чтобы покупать книгу по предельной цене, либо же совершенно нет веры, что книга вообще может достаться: так многим, теоретически, она одновременно может приглянуться. Ну или же вы принципиально не готовы платить за эту книгу реальную цену и на авось намерены предложить цену в особенно популярном у антикваров формате «любая половина».
Именно здесь и пригодится так называемый «еврейский сторож» – на тот случай, если цена по законам аукционного жанра вообще не вырастет или вырастет столь незначительно, что покупка будет иметь смысл; одновременно вы гарантируете себя от того, чтобы книга не досталась кому-то запредельно дешево. Если вообще рассматривать каталог неплохого аукциона с формированием стартовых цен в формате «1 рубль», то расставив «еврейских сторожей» на десять-пятнадцать книг, вы имеете неплохой шанс купить парочку из них.
В последние годы, когда множество аукционов происходят в сети Интернет и практически нет возможности уследить за всем, играешь лично в момент торгов только тогда, когда книга действительно тебе очень нужна. Но и в этих случаях «еврейский сторож» ничуть не повредит: основная платформа электронных торгов в Росс