и так далее). Так оказались похищены прижизненные издания Н. И. Лобачевского, Д. И. Менделеева, книги русского авангарда, детские книжки Б. Пастернака и О. Мандельштама; словом, все то, что стоит больших денег даже несмотря на сомнительный provenance. Многочисленные, сопровождаемые вниманием прессы, рассмотрения в судах первой и кассационной инстанций, вступление одних приговоров в законную силу и отмена других… Словом, то был достаточно показательный процесс, который отчасти способствовал тому, чтобы сама идея «освобождения книг из плена государственных библиотек» соотносилась бы с уголовным наказанием за содеянное.
Наиболее труднораскрываемой и в то же время наиболее опасной является ситуация, когда в хищении участвует человек, близкий к библиотеке или архиву. Не иначе как те, кто имел возможность беспрепятственно проникать в хранилища, оказались виновниками краж книг русского авангарда (в том числе одной из самых дорогих русских книг «Супрематизм. 34 рисунка» Казимира Малевича) из фондов Российской государственной библиотеки или же собрания первых изданий классиков мировой науки – Николая Коперника и Иоганна Кеплера – из фондов Библиотеки Российской академии наук. Кражи в Публичной библиотеке также имели причину: в годы советской власти по фондам совершался ночной обход, но впоследствии решено было эти обходы прекратить за ненадобностью, ну и началось…
Вспоминается множество подобных прецедентов, в основном по исключительности похищенных книг. Представляется, что такие кражи производятся не абы как – это явно делается под конкретный заказ, и книги потом не предлагаются никаким антикварным магазинам.
Но бывали и совершенно поразительные по масштабам кражи. Прежде всего – когда в 1994 году некий гражданин получил доступ к фондам Общественно-политической библиотеки (бывшая библиотека Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) и похитил оттуда более пяти тысяч антикварных книг на иностранных языках! Выглядело это не как кража: он, имея несколько судимостей, устроился туда на работу, ну и поточным методом, на протяжении почти двух лет, освобождал помещение: вынес порцию книг, отвез в антикварный магазин, вернулся; вынес еще порцию книг, опять отнес в антикварный магазин, вернулся; и так много раз. Арестовали его в феврале 1996 года.
Надо ли говорить, что книги эти все были с библиотечными штампами или же с их следами. Но в 1994 году еще так свежо было впечатление от краха СССР и коммунистической партии, что к штампам «ИМЭЛ» никто особенно не присматривался; то есть антиквары воспринимали их в качестве осколков рухнувшего режима, к тому же легенды сопутствовали этим книгам всегда совершенные, а встречавшиеся тогда на книжном рынке книги с подобными штампами, но из партийных библиотек бывших союзных республик, лишь укрепляли доверие к продавцу. Да и как было понять правду: ведь преступник, освоившись на своем новом месте работы, умудрился «официально» приглашать прямо к полкам известных московских антикваров и продавать им книги, что называется, на месте, как «списанные».
Антиквары оказались тоже довольно наивными. Версия для них была такой, будто продаются дублеты библиотеки, а так как все книги – на иностранных языках, то и продать их трудно, потому приглашают выбирать то, что имеет спрос на книжном рынке. К извинению антикваров нужно сказать, что в те годы бывали и поинтересней ситуации, которые оказывались на поверку полностью законными. Но в данном случае они просчитались, и весь 1996 год по Москве разъезжал воронок, в котором сидел преступник и сотрудники МУРа; каждый, кто купил некогда «Борины книги», давал отчет в своих действиях, а ситуация была такой, что похититель сильно поднапряг свою память. К чести следственных органов нужно сказать, что им удалось даже вернуть около двух тысяч томов.
Но история эта наделала столько шума, как в прессе, так и в антикварном мире, что именно с 1996 года серьезным образом изменилось отношение к книгам с любыми штампами. Впрочем, через несколько лет все вернулось на круги своя.
Еще более удивительный случай – когда 11 декабря 1994 года из Публичной библиотеки ночью через окно вышли на свет драгоценные еврейские рукописи коллекции Абрама Фирковича, еще в XIX веке описанные и всему ученому миру известные. Оценка утраченного простиралась до 140 миллионов долларов. У коллег, кто услышал об этом (а услышали все), был только один вопрос: зачем?! Конечно, довольно быстро нашлись и рукописи, и виновник торжества.
В последние годы заполонили рынок великолепные экземпляры из библиотеки князей Воронцовых в Алупке, частью эти книги вовсе без штампов, зато с автографами посвящений Елизавете Ксаверьевне, Семену Романовичу, Михаилу Семеновичу Воронцовым… Эти книги чудом уцелели: пережили события 1917 года и Гражданской войны, оккупацию Крыма в 1941–1944… Новое время вынесло им свой приговор.
Были в истории книжного собирательства и анекдотические происшествия. Так, вице-президент Академии педагогических наук, знаменитый коллекционер А. И. Маркушевич под конец жизни нащупал «золотую жилу», благодаря разработке которой его собрание инкунабулов и памятников европейской печати, о котором мы уже упоминали, стало пополняться уникальными изданиями… Собиратель настолько вошел во вкус, что совершенно не задумывался (или не хотел задумываться) о происхождении шедевров, приходивших к нему через помощника, бывшего сотрудника архива. Но в конце концов стало ясно, что к нему домой постепенно переезжает фонд трофейных немецких книг из Любекской библиотеки, которые «отлеживались» в ЦГАДА, «с печатями размером с куриное яйцо», как написала потом пресса (но не печатями ЦГАДА, а печатями библиотеки города Любека; книги эти хранились в спецхране и не выдавались исследователям). От рукописей Маркушевич старался отказываться, но когда перед ним оказался подлинник Столбовского мирного договора 1617 года между Россией и Швецией – он его купил…
На этом их приняло к себе Министерство добра и правды. Вот тогда и выяснилось, что главным покупателем черных архивистов был А. И. Маркушевич. Тот, конечно же, делал вид, что ничего не подозревал, покупая книги одну лучше другой – все с немецкими штампами, и его тогда не привлекли «по всей строгости закона» (поставщик его получил 8 лет). Впрочем, Маркушевич понес намного более страшное для коллекционера наказание: чтобы замять этот скандал, он не только вернул все покупки в ЦГАДА, но и подарил лучшее в СССР частное собрание произведений ранней европейской печати в Библиотеку имени Ленина. Жизнь была кончена, он почти сразу после этого умер.
Некоторые громкие дела наделали много шума, но не восполнили утрат. Например, в 1994 году произошла громкая кража рукописей в Центральном государственном историческом архиве в городе Ленина: были похищены около четырех с половиной тысяч листов документов с автографами русских императоров и императриц – указы Капитулу российских орденов о награждении разных лиц «за собственноручным подписанием» августейших особ и прочие бумаги с высочайшими рукоприкладствами. Утрата была обнаружена сотрудниками архива в 1995 году, а в 1996‐м милиция сумела «найти и обезвредить» главного организатора кражи – бывшего сотрудника РГИА, антиквара В. М. Файнберга; благодаря СМИ имя его стало известно всей стране, что, впрочем, не помешало преступнику уехать за границу и избежать наказания. Но рукописи – возвращены лишь частично, и указы с автографами императоров гуляют до сих пор на антикварном рынке не только России, но и по всему миру.
И хотя подобные рескрипты встречались ранее на рынке и в частных коллекциях, документы из РГИА опознать очень легко по специфическим признакам. Доходило даже до того, что в середине 1990-х, еще до скандала, в Петербурге предлагались «полные комплекты» автографов русских императоров из этого живоносного источника – от Петра I до Николая II. Почему эти листы до сих пор встречаются в продаже и беспрепятственно выставляются на европейских аукционах – не слишком понятно.
Или же случай в другой национальной сокровищнице. Может быть, тем, кто не в курсе специфики вопроса, надо пояснить, что многие особо ценные документы или редкие книги в государственных архивах и библиотеках начиная с 1970‐х годов активно переснимались на так называемые микрофильмы (в действительности это диафильмы, как были у некоторых в детстве). После копирования подлинный документ уже не выдавался в читальный зал, а выдавалась только микрофильмированная копия. Даже более, иногда оригиналы скопированных архивных дел вывозились в «дальние» хранилища. Так скопировано множество дел в федеральных архивах, так скопированы уникальные экземпляры из библиотеки Н. П. Смирнова-Сокольского в бывшей Библиотеке имени Ленина, а оригиналы не выдаются (исключение составляют только те книги из его коллекции, которые находятся в специальном сейфовом хранилище Музея книги РГБ).
Но иногда оригиналы все-таки требовалось достать на свет. Это происходило при подготовке выставок либо при работе редакторов собраний сочинений русских писателей непосредственно с творческими рукописями. Например, те же рукописи А. С. Пушкина в Пушкинском Доме, согласно древнего решения Президиума Академии наук СССР, могут быть выданы лишь редакторам полного собрания сочинений поэта – и правило о таком исключительном доступе соблюдается неуклонно.
Несколько лет назад редакторы сочинений Александра Блока все-таки добились того, чтобы в Российском государственном архиве литературы и искусства им начали выдавать для сверки подлинные рукописи Блока. «Начали выдавать» – это эвфемизм, потому что некоторых самых известных и наиболее важных рукописей поэта попросту не оказалось на месте. Как? Да вот так! В папке лежали ксерокопии. Но поскольку несколько десятилетий рукописи читались по микрофильмам, не осталось даже возможности установить, куда что делось. И если это хищение удалось выявить, то сколько не удалось?
Или же удивительное наблюдение из того же угла: 27 ноября 2008 года на аукционе Christie’s продалась фотография А. П. Чехова, подаренная писателем Марии Малкиель 5 мая 1899 года, цена 8 тысяч фунтов. В описании, правда, автограф был не разобран и даже дата указана ошибочно, как 1889, хотя по фото мы видим оригинальный текст. Если же мы посмотрим в Полное собрание сочинений Чехова, то эта фотография Чехова с автографом как раз там впервые опубликована (т. 30, № 222), однако местом хранения указан ЦГАЛИ. Любопытно посмотреть, что же сейчас в архивном деле.