При этом мы как-то не слишком верим в то, что некая институция может плодотворно трудиться на подобной ниве, даже ныне, в компьютерную эпоху, когда контроль за рынком должен быть много более легким, чем лет двадцать-тридцать назад. Ведь сейчас весь рынок, в сущности, прозрачен и может быть выведен на экран компьютера. Впрочем, этого мало, поскольку для изучения безбрежного океана антикварного рынка на предмет похищенных культурных ценностей требуется, кроме желания, масса специальных навыков. Самый доступный – иностранные языки, однако требуется еще и нечто большее – достаточно высокая квалификация.
Иначе очередной мелкотравчатый чиновник, увидев в очередном же аукционном каталоге автограф Горького, Чехова или Толстого, будет торпедировать официально-угрожающими письмами музеи и архивы, чтобы разобраться, не краденый ли этот автограф, грезя об удаче (тут удача у всех своя; у музея – получение копии неизвестного автографа из частного собрания, у чиновника – чтобы автограф все-таки оказался краденым и тогда он наконец будет щуриться при огне софитов, предвосхищая очередные звездочки на погонах). Такая самодеятельность искусствоведов в штатском не столь губительна лишь тогда, когда речь о зарубежных торгах: после нескольких подобных писем западные гиганты просто перестанут отвечать. Но если предмет будет продаваться в России, то опять начнутся хождения людей в погонах по аукционам и коллекционерам, начнут эти люди топать ногами, приглашать на беседы… Словом, довольно быстро рынок от таких активностей уползет в тень, и опять, как в темные времена, никто не сможет видеть и выявлять похищенные вещи, а продаваться они будут без всякой публичности.
Квалификация же специалиста как раз и состоит в том, чтобы, даже если он чего-то не знает, после пары несложных библиографических действий понять абсолютно точно, что некий предмет имеет незаконное происхождение. А кто, скажите пожалуйста, обладающий такой квалификацией, будет тратить цветы своей селезенки, чтобы потом его начали таскать на следственные действия и в суды как свидетеля? (Ну это еще оптимизм, если не квалифицируют его знания иначе.) Ответ очевиден. Поэтому остается предоставить Провидению вершить судьбы мира, а самому покуривать в сторонке. Но, как мы сказали, иногда нет сил терпеть.
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» – и дух в нем занялся…
Помнится, несколько лет назад на открытых торгах в Москве продавались рукописи Лобачевского, происхождение которых было для меня очевидно, а многолетнее изучение наследия великого геометра позволило сразу понять, откуда что происходит. Те рукописи, о которых речь, ранее хранились в мемориальном Геометрическом кабинете при Казанском университете, давно были введены в научный оборот, вошли в монументальный свод Л. Б. Модзалевского «Материалы для биографии Лобачевского» (1948). Путаницу в описании некоторых автографов создавало то, что они были неверно прочтены «экспертами» и даты писем были как будто иными, хотя, конечно, текст совпадал с публикацией. И в тот момент всем было на это наплевать. Сейчас даже не хочется думать, вернулись эти рукописи в Казань или нет… Думаю, что нет; помню только, что на мои доводы мне было сказано, что раз на автографе государственных печатей нет, то и проблемы никакой нет, успокойтесь мужчина…
Совсем недавно, 1 декабря 2021 года, в Лондоне состоялся крупный аукцион русских автографов «Exiles and Idealists: A Private Collection of Russian Literary Manuscripts» (Christie’s), на котором было много любопытных предметов. В контексте данного рассказа мы были удивлены тем, что ряд рукописей происходил из одного источника – «Provenance: Temira Pachmuss (1927–2007, professor of Russian literature at Illinois University at Urbana-Champaign and leading Gippius scholar)». То есть архива Темиры Пахмус, общеизвестного исследователям богатейшего источника, который после ее смерти по завещанию поступил в Иллинойсский университет. Судя же по представленным на аукционе рукописям, в какой-то момент ее архив серьезным образом поредел. То есть не только на нашей родине бывают необычные ситуации с хранением архивных документов. Однако два предмета на этом аукционе были уже совсем кричащи. Специалист это мог понять сходу.
Первый – фотография А. П. Чехова с автографом А. А. Ральцевичу от 23 августа 1900 года (оценка аукционного дома 5000–6000 фунтов, лот 57). Судя по Полному собранию сочинений (Письма. Т. 12. М., 1983. С. 196, № 268), фотография эта не только была воспроизведена в 1960 году в журнале «Вопросы архивоведения», но и должна бы храниться до сих пор в РГАЛИ (Ф. 549. Оп. 2. Ед. хр. 54).
Второй – автограф С. Есенина, заявление поэта в Госиздат от 20 августа 1919 года (оценка аукционного дома 4000–6000 фунтов, лот 248). Это официальный документ со всеми резолюциями и печатями, опубликованный в Полном собрании сочинений (Т. 7, кн. 2. М., 2000. С. 204, № 13), где имеет такой вот текстологический комментарий (с. 296–297): «Печатается по ксерокопии автографа (частное собрание, г. Москва). В 1960‐е годы автограф находился на государственном хранении: ЦГАОР (ныне ГА РФ), ф. 395, оп. 1, ед. хр. 16, л. 48. Ныне его местонахождение неизвестно». То есть в 1962 году документ был напечатан в собрании сочинений по архивному подлиннику, с которого не ранее 1980-х, когда архивы начали пользоваться ксерокопировальными аппаратами, была снята копия. Когда же пришло время сверить документ для очередного полного собрания сочинений – листа в деле уже не оказалось. (Хочется здесь сказать пару слов и о том, что порой из архивных дел не удаляются, а в них, напротив, появляются никогда не существовавшие листы, в согласии с которыми вскоре будет узаконена очередная грандиозная подделка, но этот рассказ здесь, увы, неуместен, поскольку касается иного континента антикварного мира.)
То есть происхождение рукописей Чехова и Есенина из федеральных архивов не только точно устанавливалось, но и было хорошо документировано. И тогда мы поставили опыт: как только увидели рукописи и поняли суть, то через пару дней, 18 ноября, не сумев взять себя в руки, отправили свои соображения в оба архивохранилища.
И, о чудо, письма наши не были выброшены в spam. Более того, к чести архивов, они направили свои официальные ответы: уже на следующий день директор ГА РФ написала, что архив «предпримет все зависящие от него действия по возвращению документа на государственное хранение», а директор второго архива позднее ответила подробно: «Указанный документ был похищен из фондов РГАЛИ в 1999 г. и до настоящего времени числится в розыске. О появлении его в продаже нами оперативно уведомлены компетентные органы. Администрация аукционного дома Christies’s также проинформирована нами о провенансе этой фотографии и ее принадлежности Архивному фонду Российской Федерации».
Думается, механика далее была следующая: убедившись в правоте моих слов, федеральные архивы подали свои докладные записки в главк. И уже Росархив предпринял действия, которые привели к тому, что вечером 26 ноября, когда оба предмета уже имели заявки от покупателей с все возвышающимися предварительными ставками и цена реализации их должна была серьезно превысить ожидания, аукционный дом Christie’s снял оба предмета с аукциона и разослал извинительные уведомления участникам торгов. Вероятно, когда наша книга выйдет в свет, рукописи эти вернутся в российские архивохранилища. Воистину,
Больших трудов пример есть малый муравей!
Летучие издания
Существует большой сегмент антикварной книги, который традиционно называется летучими изданиями. Особенно нужно благодарить за этот термин академика Н. П. Лихачева, который, собственно, и сделал его научным термином, издав в 1895 году «Каталог летучих изданий и их перепечаток: Манифесты, указы и другие правительственные распоряжения…». Относится этот термин не только к прокламациям, но и к большинству печатных изданий, полиграфический объем которых уступает традиционной книге или даже брошюре, то есть начинается от одной полосы печатного текста. Максимальной границы печатного объема летучих изданий наша наука не определяет, однако, судя по наблюдениям, обычно это два печатных листа. Все, что превосходит такой объем, относится к брошюрам, а если это какой-то тариф или ведомственный штат – то к ведомственным изданиям. Акцидентная продукция также относится к летучим изданиям.
В антикварной торговле долго не было никакого уважения к таким листкам, но со временем, когда «подобрались» книги XVIII – начала XIX века, а к книжным редкостям стали относиться внимательнее, взор как собирателей, так и библиотек обратился к меньшим братьям печатной книги – летучим изданиям.
Сегмент их поистине огромен, и для лучшего понимания необходимо разделять летучие издания (или, как их называют в антикварном мире с легкой руки, то есть даже легкого языка моего коллеги, – «летучки») на несколько основных частей.
Во-первых, это просто издания с минимальным числом страниц – от двух до двадцати четырех. К ним относится один из двух разделов, которые имеют наибольший коллекционный интерес, – это различные оды и стихотворения на случай. Хотя они вроде бы не относятся к области собственно «книги», все-таки давно стоят в одном ряду с традиционными печатными изданиями, да и как же с ними быть? Ведь кабы только неизвестные авторы печатали свои вирши, то можно было бы их списать в утиль, но раз уж и первые наши поэты издавали таким образом свои сочинения, игнорировать их никак не получается.
Во-вторых, крупнейшим разделом «летучек» являются указы и манифесты русских императоров. Именно к этим изданиям проявлял наибольшее внимание Н. П. Лихачев, но так уж сложилось, что именно эти издания каталогизированы недостаточно, и после справочника 1895 года, который был кратким и отражал лишь некоторые редкие указы и манифесты, мало что добавилось. Эти издания даже не брошюра, а чаще всего – просто текст на одной стороне листа; кроме того, часто они не имеют привычного «паспорта», каковым для книг и брошюр служит титульный лист, а система учета и хранения не позволяет их каталогизировать простым способом.