подписью Тарасова. Примечательно, что в литературе вопроса он постоянно титулуется «московским переплетным мастером З. М. Тарасовым» (без раскрытия имени и отчества – конечно, по скромности, а не по невежеству). В действительности Тарасов никакого отношения к Москве не имеет, а биография его, нами вкратце восстановленная, достаточно удивительна для придворного переплетного мастера.
З. М. Тарасов родился в деревне Рождествено Корчевскóго уезда Тверской губернии. Учился в сельской школе, но курса ее не окончил, а ушел на заработки в Петербург. Выучившись на переплетчика, он работал в других мастерских, а в начале 1910‐х годов начал работать самостоятельно, открыв переплетную у себя на Васильевском острове (5-я линия, 10). К 1917 году расширил дело, переведя мастерскую на Екатерининский канал, 17. Как доносит до нас книга пропусков Собственных Его Императорского Величества библиотек, сохраняющаяся в Архиве Государственного Эрмитажа, с 1912 года З. М. Тарасов стал переплетать книги для библиотеки Николая II в Зимнем дворце. С началом Первой мировой войны он был призван в армию и служил в звании рядового, после 1917‐го со всей душой встретил новую власть, имея за плечами посещение марксистского кружка, а 4 ноября 1918 года вступил в Российскую коммунистическую партию (большевиков), получив должность комиссара полка. Возвратившись в Петроград, он, сохраняя занятие переплетного мастера, был зачислен в штат Военно-морского училища (б. Адмиралтейство) на должность организатора коллектива РКП(б), то есть, используя более поздний термин, стал парторгом. В этой должности он четыре раза (!) выдвигался в Петроградский губернский совет рабочих и красноармейских депутатов, вплоть до 9‐го созыва (1923). С 1924 года, оставаясь активным коммунистом, Тарасов работал по своей основной специальности на переплетной фабрике «Унион»; в 1926 году перешел переплетчиком на ниточную фабрику «Китаб» и вскоре умер. Мы должны также сказать, что переплеты, несправедливо называемые «тарасовскими», в Петербурге, а точнее уже в Ленинграде, делались даже до 1930‐х годов, по крайней мере мы встречали некоторые издания ГИХЛа, облаченные именно в переплеты такого типа.
Среди мастеров, работавших в России на рубеже XIX–XX веков, существует мифологизированная триада, знаменующая собой вершину русского переплетного искусства. Это три фамилии – Мейер, Ро, Шнель. Мы их назвали триумвиратом петербургских переплетчиков. Их произведения всегда ценились собирателями, и в XX веке любой переплет, отмеченный их ярлыком, пользовался спросом. А. Шнель был самым знаменитым, и мы начнем с него.
Александр Александрович Шнель, австрийский подданный, уроженец венгерского города Печ – один из наиболее известных столичных переплетных мастеров конца XIX – начала XX века. Сперва он работал в Вене, но в 1883 году перебрался в Санкт-Петербург, где в 1886‐м официально открыл свою мастерскую, а впоследствии и магазин канцелярских принадлежностей на Большой Конюшенной; записался в петербургское купечество 2‐й гильдии и уже сравнительно поздно, 6 мая 1909 года, получил за переплетные работы для двора право именоваться поставщиком его императорского величества и ставить на продукции российский герб. Именно в 1890‐х годах он с триумфом представлял русское переплетное искусство на выставках. Среди своих наград мастер особенно гордился следующими: серебряная медаль Сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Боровичах (1894), большая золотая медаль Первой Всероссийской выставки печатного дела в С.-Петербурге (1895), золотая медаль Венгерской национальной выставки (1896) и, наконец, золотая медаль Всероссийской промышленной и художественной выставки (1896) в Нижнем Новгороде с формулировкой «За весьма тщательную мозаичную работу из кожи, как с технической, так и с художественной стороны, а равно и за изящное исполнение тисненых золотом переплетов». Тогда же он расширил свое производство и по состоянию на 1908 год имел мастерскую со штатом в 60 человек, получая многочисленные заказы и от казны, императорской фамилии, и от петербургских библиофилов высокого вкуса. Основные материалы и инструменты были привозными – как кожи и бумага, так и шрифты и переплетные украшения. В начале 1910‐х годов Шнель постепенно отказывается от массовых заказов, не выдерживая конкуренции с полиграфическими гигантами столицы, и сокращает свое производство, оставляя преимущественно изготовление художественных и библиофильских переплетов; осенью 1911 года закрывает магазин канцтоваров, в 1912 году вдвое сокращает численность сотрудников переплетной. С началом Первой мировой войны, в сентябре 1914-го, Шнель захотел сменить австро-венгерское подданство на русское, но не получил ответа на свое прошение, уехал в Будапешт и, по-видимому, уже более не возвращался в Россию.
На антикварном рынке книги в переплетах, на которых стоит марка мастерской А. А. Шнеля, встречаются достаточно регулярно, однако это можно сказать о полукожаных достаточно скромных переплетах. Что же касается цельных марокенов, декоративных сафьянов, они всегда были заветной мечтой для собирателей, и по-настоящему качественных шедевров этого мастера на рынке практически не встречается.
Фамилия этого мастера общеизвестна в кругах исследователей и любителей, биография его известна не так хорошо, а полное написание имени долго оставалось неизвестным. Звали же его Луи-Шарль-Эдуард Ро, он был французским подданным и приехал из Франции уже сложившимся мастером. В российской столице он работал с 1880‐х годов: сперва на Малой Морской, а с начала 1890-х – на Моховой улице, где содержал «Французскую переплетную» и, с середины 1890-х, магазин. Ро предлагал «переплеты всякого рода, специальные изящные переплеты, мозаичные вензеля и украшения». После его смерти, случившейся в 1900 году, мастерская перешла к его вдове, Ирине Абросимовне Ро, которая продолжала дело под маркой «Эдуард Ро» вплоть до 1917 года. Несмотря на высокий уровень этой мастерской, она работала преимущественно для частных лиц, а не для двора или казны: тому виной, как и в случае с А. А. Шнелем, баснословно высокая стоимость переплетов. Как и у других лучших переплетчиков, у Ро были свои «монопоклонники», что объяснялось привязанностью к конкретным мастерам его ателье и особенным «европейским» стилем его работы. Постоянными клиентами Ро, а затем его вдовы были богатейшие коллекционеры-купцы Г. В. Юдин и М. Е. Синицын. Традиционно переплеты его помечены наборным штампом «E. Rau» на дублюре, обычно золотом.
Хотя Эдуард Ро не участвовал в выставках и вообще был равнодушен к рекламе, довольствуясь своей исключительной репутацией, мы разыскали единственный случай, когда он отступил от этого правила, и случай прелюбопытный.
Речь идет о начинании, предпринятом лондонским книгопродавцем-антикваром Джеймсом Трегаскисом. В 1890 году он вместе с женой заказал известным переплетчикам Великобритании и Европы переплести на свой вкус одинаковые экземпляры сказки Чарлза Кингсли «Дети воды». В марте 1891 года 41 экземпляр этой книги в различных переплетах был выставлен в их магазине на Холборн. Этот опыт оказался удачным, так что два года спустя, в 1893‐м, проект был повторен – на этот раз при участии их постоянного клиента, издателя Уильяма Морриса. Трегаскисы выкупили часть тиража переложенной и изданной Моррисом в 1893 году французской сказки XIII века «Роман о короле Флоре и прекрасной Жанне» (76 экземпляров из тиража в 365) и привлекли к переплету экземпляров не только европейских и английских мастеров, но и переплетчиков всего мира, поставив перед ними единственное условие – чтобы переплеты не превосходили по своей стоимости двух английских фунтов (совсем немало по ценам того времени). Из русских мастеров в этом беспрецедентном художественном предприятии принял участие один-единственный мастер – Эдуард Ро.
В результате 27 июня 1894 года в их салоне на Холборне были выставлены одновременно 73 (!) экземпляра сказки Уильяма Морриса в совершенно различных переплетах, как по технике и манере, так и по употребленным материалам, которые изготовили мастера со всего света – из 28 стран; три экземпляра, однако, так и не были переплетены: один погиб в Греции при землетрясении, второй в Альтенбурге при пожаре, а третий, отправленный в Кашмир, вернулся непереплетенным, потому как там не удалось найти мастера. Каталог экспозиции сопровождала статья крупного специалиста в области переплетного искусства Сирила Давенпорта. Ни одного переплета ценою два фунта не оказалось – самый дешевый, изготовленный на острове Ява, стоил 2 фунта 10 шиллингов, а самый дорогой, выполненный в Копенгагене, – марокен с мозаикой из сафьяна 13 цветов – 21 фунт.
Эдуард Ро исполнил переплет из оранжевого мелкозернистого левантийского марокена, натиснив его тонким золотым орнаментом и украсив инициалами Уильяма Морриса в центре крышек. Выставка произвела большое впечатление на публику: в частности, ее пожелала увидеть королева Виктория, для которой течение экспозиции было прервано ради того, чтобы устроить персональный показ в Большом коридоре Виндзорского замка. Он состоялся 3 июля 1894 года, и королеву, которая «осталась в восторге», сопровождали при этом несколько высоких гостей. Среди них были «русский царевич» – наследник цесаревич Николай Александрович, прибывший в Великобританию на яхте «Полярная звезда», и внучка королевы – принцесса Гессенская Алиса, будущая русская императрица Александра Федоровна. Почти наверняка высокородные зрители обратили внимание на единственную работу русского мастера, представленную на выставке. Несмотря на то что половина экземпляров уже была зарезервирована богатыми английскими и американскими книголюбами, им не суждено было получить свои заказы: Трегаскисы уступили всю коллекцию переплетов целиком вдове Джона Райландса – крупнейшего и самого богатого текстильного фабриканта эпохи. После его смерти вдова учредила в память о нем библиотеку в Манчестере, которую щедро комплектовала и где до настоящего времени сохраняется это переплетное собрание.