В 1990‐х годах началось возрождение, но о достижении уровня мастеров рубежа XIX–XX веков говорить не приходится. Что довольно странно и одновременно огорчительно. Казалось бы, в Париже или Лондоне работают тоже люди, и они, если говорить о мастерах, достигших совершенства, переплетают совершенно непревзойденно. Что мешает появиться такому мастеру в современной России?
Перед нашими глазами – калейдоскоп таких мастеров, которые работали с начала 1990‐х и по сию пору. Начиналось с одного, который преподносил себя просто как воскресшего Тувенена или Бозериана, а на деле продукция его была совсем не замечательная. В середине 1990‐х начали возникать артели (простите, кооперативы), которые занимались переплетом антикварных и новых книг. Вот здесь в какой-то момент даже показалось, что ту мастерскую на Остоженке, которая именно в бытность там умела делать то, что делать потом разучилась, ждет большое будущее. Но этого не случилось. Затем начали организовываться другие мастерские (хочется сказать: мастерские друзей, но и в бытность Остоженки мы вроде тоже не враждовали с тамошним главным книжником); для них закупалось лучшее оборудование, резались филеты и штампы, форзацная бумага ехала из Парижа, кожи из Турции и Латинской Америки… Но продукция никак не походила на то, что обычно хочется поставить себе на полку. Сейчас тоже есть мастерские, и тоже делают все, как они выражаются, «по старинной технологии», и переплести дембельский альбом или нечто подобное у них вроде получается вполне в соответствии с содержанием, а коллекционный экземпляр антикварной книги – ни в какую. И в результате выходит даже не то, за что современники бранили стиль А. П. Петцмана, а много хуже.
Безусловно, тому целая совокупность причин. Одна – дороговизна материалов и инструментов, которые приходится покупать постепенно, а пока нет необходимых – работать тем, что имеется. Другая – слишком узкая ниша на рынке, которая хотя и вакантна, но подобные ремесленные мастерские обычно наследуются, а не создаются с нуля. Третья – отсутствие мастеров, не в смысле тех, кто умеет безупречно исполнить художественный переплет (хотя и этих тоже), а кто может научить мастерству.
Но ведь, скажете вы, были большие мастерские или даже есть, а владельцы, как покойные И. С. Горбатов и О. И. Лукашин, изо всех сил старались развить дело, не жалели средств, к тому же сами знали толк в переплетах. Однако когда тебя спросят, отдашь ли ты им переплести что-то особенно ценное, то ответ твой заранее известен – нет, нет и еще раз нет. Казалось бы, даже есть некоторая гарантия, что книга не пропадет (а это один из главных страхов не только коллекционера, но и любого владельца шедевра), но все равно нет.
Два слова о прекрасной традиции русских мастеровых «вставить свои 5 копеек». Например, в издательстве верстают твою книгу, и ты ценой великих боданий с редакцией добился-таки своего: тебе пообещали сноски внизу каждой страницы, поклялись, что корректор не будет оценивать твой стиль, а будет заниматься своим делом и так далее. И вот книга у верстальщика, а он делает что-то не так, как вы договорились, а как «ему кажется лучше», потому что он наследник Ивана Федорова, а не ты. Добро, если это «лучшее» можно повернуть вспять, но не всегда. Переплетные мастера – ровно такие же: ты хочешь одно, а он вроде со всем соглашается, а в результате – «я все-таки посмотрел, так точно лучше будет, так в Париже тоже делают»… И переделать уже никак нельзя: за кожу заплачено, за все остальное тоже, и обычно приходится смириться с тем, что сделал мастер.
В переплетной традиции наиболее сложным было золочение переплетов, то есть золотое тиснение. Про золочение обрезов я не говорю – то, как это делают современные русские мастера, в принципе не поддается описанию, и ничего печатного на ум нейдет для характеристики «золочения». Но что касается золочения, есть обычные правила, которые, с одной стороны, очень просты, с другой – крайне сложны для воплощения. Они диктуют, что линии должны быть ровными, на углах должен быть угол, а не буква «Х»; текст оттиснут ровно, и так далее…
Но все перечисленное отступает от главной, основополагающей причины, по которой у нас, на всей необъятной нашей родине, нет переплетного мастера, в чьи руки можно отдать книгу, не страшась за ее судьбу. Причина – абсолютное отсутствие переплетчиков, у которых бы было развито эстетическое чувство, иначе говоря, был бы вкус. Удивительно, насколько в современных библиофильских переплетах много банального воинствующего безвкусия: орнамент тиснения не сочетается сам по себе, потому что углы крышек декорированы рокайльными штампами, рамка откатана ампирным орнаментом, а корешок – тоже еще что-то, но новое… А шрифт на корешке – это отдельная песнь: есть мода каждую строку на корешке набирать новым шрифтом, или имя автора – одной гарнитурой, название – другой, тогда как на одной книге лучше бы если и менять кегль шрифта, то одной и той же гарнитуры.
С тем, что внутри книги, еще хуже. Обычно бумага на форзацах ничуть не сочетается по стилю с переплетом (это вообще особое искусство, честно говоря). Ну а уж верх «искусства форзаца» – это жутковатый синтетический муар, напоминающий внутреннюю обивку крышки гроба. К тому же стиль переплета должен сочетаться не только сам в себе, поскольку у переплета много элементов, которые необходимо гармонично соединить, но и требуется сочетание переплета с самим изданием, для которого он собственно делается. В случае с чем-нибудь вроде изданий И. Л. Тузова – переплетчик, может, и справится, но с книгами пушкинского времени – вряд ли. А уж абсолютная неспособность переплести поэтический сборник начала XX века так, чтобы он не был похож на «толстые обои» – притча во языцех.
Резюмируем нашу отповедь: велика и необъятна Россия, а хорошего переплетчика взять негде! Конечно, я говорю о том мастере, которому ты можешь вручить замечательную книгу, будь то прижизненное издание Пушкина – Лермонтова – Гоголя или же какой-нибудь шедевр своего собрания.
Единственное, что вроде бы удается некоторым нашим переплетным мастерам, – это вставить книгу в старый переплет; по крайней мере, не так давно я видел столь безупречный опыт такого рода работы, что долго не мог понять, кажется мне или действительно так совершенно исполнена «пересадка».
Говоря о практиках антикварного рынка, мы должны сказать, что в полном согласии с нынешними тенденциями фальсифицирование отмечается и в том разделе, о котором мы ведем речь, – особых коллекционных переплетов. Связаны они с теми приемами, которыми переплетчики оставляют свою подпись на переплетах: ярлыки, наборные резиновые штемпели и, наконец, золотое тиснение имени мастера.
Известный способ фальсификации – скорее подмена, чем откровенная фальсификация, и встречался он еще в середине XX века. Поскольку знаменитые переплетные мастера в значительной степени использовали в качестве фирменной подписи небольшие ярлыки, отпечатанные типографским способом, именно с этими ярлыками и связаны манипуляции. Наиболее частая – это снятие таких наклеек, поскольку в XX веке широкое распространение получило собирательство экслибрисов, а к экслибрисам примыкают и близкие тематически предметы – книгопродавческие и переплетные ярлыки (у многих книжников сохраняются целые их подборки). Таким вот образом было обезличено большое число замечательных памятников переплетного искусства, которые иногда не могут быть атрибутированы верно даже по специфическому стилю. Продолжением нередко становится дальнейшее действие: наклеивание «бесхозного» ярлыка на красивый переплет, но анонимный. То есть анонимный переплет быстро превращается в переплет определенного мастера или мастерской и, соответственно, добавляет и коллекционной, и коммерческой привлекательности.
Оригинальные штемпели переплетчика А. А. Шнеля
Фальсификаты штемпелей переплетчика А. А. Шнеля
Впрочем, этот способ возможно распознать, поскольку основные мастерские, которые имели такие ярлыки (Т. И. Гаген, Н. В. Гаевский, И. Ф. Гринберг, А. П. Петцман), узнаваемы не столько по ярлыку, сколько по индивидуальным особенностям стиля, прежде всего тут вспоминается мастерская А. П. Петцмана. При этом как раз многие образцы продукции И. Ф. Гринберга воспринимаются эпигонами стиля А. П. Петцмана.
Второй способ сравнительно нов, но, конечно же, он напрашивался сам собой уже довольно давно, и мы долго с чувством неминуемого ожидали, когда же найдутся смельчаки. Печально констатировать, но они нашлись. В чем же состоит еще один способ увеличить свой заработок?
Как мы знаем, некоторые переплетные мастера отмечали свои произведения оттиском каучукового штемпеля с фамилией. По роковому стечению обстоятельств, в числе прочих вариантов подписи произведений этим способом пользовался и знаменитый петербургский мастер А. А. Шнель. Поскольку дело его было поставлено на широкую ногу, то было у него довольно много вариантов каучуковых штемпелей: «А. Шнель, Спб», «Шнель» и так далее. Именно эти штемпели и были воспроизведены умниками заново и довольно аккуратно начали выставляться на переплеты.
Однако поскольку стилистика переплетов Шнеля сама по себе довольно характерна, то требуется все-таки не штамповать каждую книгу, а выбирать. И вот здесь можно увидеть, как печатью Шнеля помечаются переплеты, которые никак не вписываются в стилистику этого мастера, не только имевшего свой «почерк», но и известного подбором мраморных бумаг и прочими изысками, хорошо знакомыми специалисту.
А поскольку последние годы основной объем антикварных книг торгуется на аукционах, которые имеют электронные каталоги в сети Интернет, то и оказывается возможным отслеживать такие прецеденты, не выходя из дому.
Отдельно хочется сказать о случае, когда некий экземпляр вполне неплохой антикварной книги в добротном переплете не был продан на одном из московских аукционов, а через несколько месяцев тот же самый экземпляр появился на другом аукционе, но уже с печаткой А. А. Шнеля. Это, конечно, не очень осторожно, господа фальсификаторы (адресуем эти слов