Еще минут двадцать они плутали темными дворами и боковыми улицами, уходя от предполагаемой погони, а потом бросили машину в какой-то подворотне, стерли отовсюду отпечатки своих пальцев, пешком добрели до проспекта и взяли такси.
Внезапно налетела летняя гроза. Мутная вода бурлила и пенилась в стоках, забивая решетки принесенным с мостовой мусором, на поверхности луж вздувались, лопались и снова вздувались пузыри. Над капотами и крышами припаркованных во дворе машин висела туманная пелена мелких брызг. В открытую форточку залетали шальные брызги и тянуло запахами горячего асфальта и озона. Глеб еще немного постоял у окна, любуясь грозой, и вернулся к столу. Перед этим его взгляд, словно притянутый магнитом, отыскал забитую мусором, уже наполовину затопленную водопропускную решетку в дальнем углу автомобильной стоянки и ненадолго задержался на ней.
Когда Сиверов опустился в кресло, Ирина Андронова поставила перед ним дымящуюся чашку кофе. Вид у Ирины Константиновны был усталый и озабоченный. Глебу очень хотелось хоть чем-то ее порадовать, но это, увы, пока что было не в его силах. Он знал очень многое, но ничего из того, что жаждала услышать Ирина Константиновна.
Федор Филиппович пригубил кофе, недовольно покосился на окно, за которым продолжала бушевать гроза, и посмотрел на часы. Ирина Константиновна поняла намек и торопливо села. Сиверов сдержал улыбку. Руководители бывают двух типов. Одним подчиняются только те, кто напрямую от них зависит, и лишь потому, что боятся потерять работу. Другие же созданы для того, чтобы управлять людьми, и способны, даже не открывая рта, подчинить своей воле любого, пусть абсолютно незнакомого человека, не имеющего никаких видимых причин им подчиняться. Генерал Потапчук относился именно к этому, второму типу руководителей.
— Так что говорят уважаемые эксперты? — светским тоном поинтересовался Глеб, поднося к губам чашку с кофе.
Ирина отвела от него взгляд, порылась в сумочке и выложила на стол полиэтиленовый пакетик с обрывком золотой цепочки, найденным на трупе банкира Гронского.
— Уважаемые эксперты говорят, что данный предмет может оказаться фрагментом украшения, идентичного тем, что были найдены Шлиманом при раскопках Трои, — сказала Ирина.
— Может оказаться, а может не оказаться, — проворчал генерал Потапчук. — Это я мог сказать и без экспертов. Что это нам дает?
Сиверов аккуратно поставил чашку на стол. Ирина Константиновна пользовалась автоматической кофеваркой: приготовленный машинным способом кофе оставался крепким и ароматным, но в нем чего-то не хватало — может быть, души.
— Это, по крайней мере, доказывает, что данный предмет не был куплен Гронским в подарок любовнице в ювелирном магазине, — сказал он, опередив Ирину Константиновну. — Само по себе это не может служить доказательством причастности банкира Гронского к убийству Крестовского и похищению клада Приама…
— То-то, что не может, — ворчливо вставил Федор Филиппович.
— …но вкупе со всеми остальными обстоятельствами это дает довольно полную картину событий, — спокойно закончил Глеб, уже привыкший воспринимать участившиеся приступы генеральской раздражительности наравне с климатическими явлениями вроде грозы, что в данный момент бушевала за окном.
— Любопытно было бы узнать, что это за остальные обстоятельства, — произнес Потапчук тоном, который заставил Глеба усомниться в том, что ему действительно любопытно.
Глеб сделал глоток кофе и зажег сигарету. За окном опять громыхнуло, над улицей прокатился такой треск, как будто на брусчатку Красной площади с большой высоты высыпали полвагона булыжников. Жалюзи испуганно задребезжали, занавеска вздулась парусом и зацепилась за люстру. Ирина Андронова встала, подошла, отчетливо постукивая каблуками, к окну и закрыла форточку. В комнате сразу стало тише и как-то уютнее, хотя гроза нравилась Глебу и он предпочел бы оставить форточку открытой.
— Помните, я вам докладывал, что в день, когда разгромили засаду, Ромашов ездил в Наро-Фоминск? — сказал он. — Там открылись довольно любопытные обстоятельства. Пару месяцев назад там произошло убийство. В сдаваемой внаем однокомнатной квартире обнаружили троих квартирантов, вселившихся туда месяца полтора назад, и девицу легкого поведения. Мужчины были расстреляны из пистолета калибра одиннадцать и четыре десятых сантиметра…
— Надо же, — вставил Потапчук, — сорок пятый…
— …а у девицы, — продолжал Глеб, — была перерезана глотка. Простите, Ирина Константиновна, но из песни слова не выкинешь. В горле у нее торчал складной нож, и, судя по всему, нож этот метнул через всю комнату один из убитых. Ничего интересного, кроме колоды крапленых карт, при осмотре квартиры не обнаружили. Зато личности убитых удалось установить. Все трое значились в милицейской картотеке. Один отмотал четыре срока за грабежи и вооруженные нападения, другой — обычный бык, бомбила, немногим лучше первого, и, наконец, третий — профессиональный шулер по кличке Пинцет.
— Группа, — констатировал Потапчук. — Гастролеры?
— Так точно.
— Интересная группа, — сказал генерал. — Грабитель, бык с мускулатурой и катала… Это наводит на размышления. А проститутка?
— Проститутку, вероятнее всего, использовали в качестве отмычки — просто заставили позвонить в дверь и что-нибудь наплести, чтобы впустили в квартиру. Так что погибла она, скорее всего, случайно и к делу отношения не имеет.
— А все остальные имеют?
— Полагаю, что да. Я объясню. Дело это наро-фоминские сыскари считали стопроцентным «глухарем», поскольку зацепиться им было не за что. Но совсем недавно появились новые обстоятельства. Некая дамочка приятной наружности попалась при попытке подлить клофелин своему кавалеру в бокал. Дамочку взяли в оборот, пообещали навесить на нее полтора десятка таких дел, и она, сами понимаете, раскололась и поведала следователю всю свою биографию. Подробности достаточно тривиальны и нас интересовать не должны — все, кроме одной: эта девица, Евгения Лобова по кличке Лобастик, была любовницей Пинцета.
— Наводчица? — предположил Федор Филиппович.
— Наводчица, помощница, ученица — словом, все что хотите. Боевая подруга.
Глеб посмотрел на Ирину. Та немедленно придала лицу выражение сосредоточенного внимания — ни дать ни взять школьница, которая преданно смотрит в глаза объясняющему новую тему учителю физики, а сама в это время думает о чем угодно, но только не об электронах и силе тока в проводнике. Ирине Константиновне явно был скучен и неприятен весь этот рассказ о людях, которые ей представлялись кем-то вроде инопланетян. Глеб ей сочувствовал — примерно так же, как сочувствует стоматолог пациенту, который бледнеет при виде бормашины.
— Так вот, — продолжал он, — за некоторое время до своей безвременной кончины Пинцет получил крупный заказ. Какое-то неустановленное лицо кавказской национальности пожелало поселиться в центре нашей столицы. Не имея для этого достаточного количества денег, это лицо не придумало ничего умнее, как поручить Пинцету выиграть для него квартиру. Остроумно, не правда ли? Пинцет сколотил бригаду и перебрался поближе к месту событий, в Наро-Фоминск.
— Наводчица для наводки, катала для игры, а остальные — чтобы у лоха не возникало ненужных мыслей, — констатировал генерал. — Затея, конечно, бредовая, но вполне осуществимая.
— Полностью с вами согласен, — кивнул Глеб и продолжил: — С неделю пошатавшись по местам, где ведется крупная игра, Пинцет высмотрел подходящего лоха и напустил на него Лобастика. Так вот, угадайте, кто был этот счастливец?
— Не может быть! — только и смог сказать Федор Филиппович.
— Еще как может! — воскликнул Глеб. — Ромашову удалось выяснить, что Дмитрий Крестовский действительно любил перекинуться в картишки. Это был его основной заработок, хотя до профессионального игрока ему было ох как далеко. Оставалось только выяснить, есть ли у него то, что нужно заказчику. Это уже была работа для Лобастика, и она с этой работой справилась. Результат превзошел все ожидания: в единоличном распоряжении Крестовского оказалась трехкомнатная квартира в центре, просторная и в очень удобном месте. Остальное было делом техники. Лобастик сфотографировала квартиру, клиенту показали фотографии и дом, и тот пришел в такой восторг, что даже согласился увеличить гонорар. Крестовского привели в снятую на один вечер специально для этой цели квартиру, и он проиграл огромную сумму — сто двадцать четыре тысячи долларов. Сроку для выплаты долга ему дали всего три дня, и никто не сомневался, что денег этих ему не достать, а следовательно, ему волей-неволей придется оформить дарственную на квартиру. Крестовский, однако, всех удивил, пообещав найти деньги.
— Может быть, убийц нанял он? — предположил Федор Филиппович.
— Сомневаюсь, — сказал Глеб. — Тем более что, по словам Лобастика, деньги Крестовский действительно нашел и передал Пинцету с подельниками точно в указанный срок. Его при этом сопровождали какие-то люди очень серьезной наружности, так что компании Пинцета ничего не оставалось, как забрать деньги и удалиться. А когда Лобастик прибыла, чтобы получить свою долю, она обнаружила в квартире четыре трупа и полное отсутствие денег.
— Интересно получается, — задумчиво протянул Федор Филиппович. — А почему ты так уверен, что этих стрелков — или стрелка — нанял не Крестовский?
— Время, — сказал Глеб. — За три дня теоретически можно найти сто двадцать тысяч долларов. Найти профессионального стрелка за это время тоже возможно. Но чтобы за такой срок отыскать и то и другое, надо просто иметь все это под рукой. И потом — гильзы. Пинцета и его людей расстреляли из пистолета сорок пятого калибра, и баллистическая экспертиза показала, что это был тот самый ствол, из которого впоследствии убили самого Крестовского. Профессионал сделал бы дело, получил гонорар и навсегда забыл о существовании какого-то Крестовского. Кроме того, пули, извлеченные из тела банкира Гронского, были выпущены из этого же ствола. А Крестовский звонил Гронскому буквально на следующий день после своего проигрыша — это известно из распечатки, взятой Ромашовым на телефонной станции.