А вот свидетелем следующей истории Ковалев был уже лично. Передаю ему слово…
«Дочка у меня тогда сильно заболела, это были последние годы Советской власти, и ее в декабре месяце отправили в детский санаторий в Евпаторию. Ну, как всегда кое-что впопыхах забыли, и мне пришлось ехать туда на поезде довозить вещи. Приехал, мы с дочерью покатались по городу, мороженое я ей специальное купил по особому блату, поскольку у меня там знакомые были, вещи передал… Поезд у меня обратный только через сутки, не сезон, холод, гостиницы пустые. Я поселился в номере с двумя мужиками-инженерами из Ростова, которые в межсезонье чинили в Крыму автоматы с газированной водой, за лето вышедшие из строя. Они сидели с портвейном, и меня пригласили. Узнав, что я ученый, сильно обрадовались и стали спрашивать, как можно объяснить следующие явления, которыми я, честно говоря, был поставлен в тупик.
Один из них, уже принявший портвейна (а это важное упоминание), разделся по пояс, и начал прилеплять ко лбу, щекам и груди чайные ложки, и они висели. У второго так не получалось, а у этого – висят! И они меня спрашивают: мужик, объясни, что происходит.
Я взял общую тетрадь, говорю:
– Давайте заведем лабораторный журнал, как полагается.
Записал дату, оценил примерный вес ложечек, отметил, из какого они материала. А потом стал прилеплять к мужику другие предметы – кусочки сахара в бумажке, которые я прихватил с собой из вагона, пластмассу. Это тоже прилеплялось, но хуже, а лучше всего приставал к мужику металл – ложки, монеты.
– Себе попробуй приложи! – Предложил мужик.
– Куда лучше?
– Самое сильное место – переносица. Точнее, на лоб по центру чуть выше линии бровей.
Прислонил – прилипла! Я потом даже с некоторым усилием ее оторвал! Раньше-то мне в голову не приходило ко лбу монеты примагничивать!
Конечно, тут можно говорить, что угодно – кожа потная и жирная, предмет легкий… И тогда, чтобы развеять мои сомнения, мужик взял утюг, который я взвесил на напольных весах – 4 килограмма, между прочим! – и приложил его к груди. И тот повис. На живот пяткой утюг не опирался, поскольку у худощавого инженера живота не было. Так мало того! Чтобы его оторвать, пришлось пролить стакан воды между утюгом и кожей, тогда он отлепился. И это еще не все!
– Ладно, – говорит этот мужик, – я тебе еще кое-что покажу, только молчите оба, ни слова не говорите, иначе собьете с настроя, и ничего не получится.
Далее он берет сигарету и самыми кончиками губ ее удерживает. Тут главное, сказал он, чтобы губы были сухими, чтобы сигарета к ним не прилеплялась. А дальше подносит две руки параллельно к лицу, словно на ветру закурить хочет, разжимает губы, и сигарета, вместо того, чтобы упасть, повисает в воздухе между ладонями. Причем, не просто повисает, а разворачивается в воздухе на девяносто градусов как магнитная стрелка, указывая фильтром на одну ладонь, а табаком на другую. И висит, слегка вращаясь при этом вдоль продольной оси. Она словно расположилась вдоль силовых линий, которые выходят из одной ладони в другую – аккурат из тех мест, которыми лечат все эти целители, то есть из центров ладоней. Хотя сигарета – абсолютный диамагнетик! И руки – абсолютный диамагнетик.
По словам этого мужика, у него этот эффект проявляется только если он слегка выпьет. Не сильно.
Я покачал головой, говорю: про такое я даже не слышал никогда. Начал расспрашивать. Оказалось, родители об этой его способности знали. И даже водили его в ростовский цирк, чтобы эти способности к делу пристроить – показали пацана директору цирка. Парню тогда было уже 15 лет. Директор посмотрел, сказал: да, феномен, спору нет. Но люди с дальних рядов не увидят, как у тебя крутится сигарета. Феномен твой нетоварный…
Еще интересный момент. Этот опыт требовал от мужика определенных усилий, он даже вспотел и слегка протрезвел. Но примерно минуту у него сигарета в воздухе исправно висела и крутилась вдоль оси, только потом упала.
– А что вы для этого делаете? – Был с моей стороны резонный вопрос.
Ответ оказался странным:
– Я представляю, что это игла и мысленно говорю: «Ты игла, ты игла, ты должна висеть!» Это с детства у меня такая присказка.
Понятно, что сигарета мыслей не читает и приказов не воспринимает, но, видимо, мозг с детства именно на эту «мантру» словил рефлекс и привык выдавать на нее определенные потенциалы. Это была своего рода привычная настройка…
– А еще, – сказал ростовский инженер, – надо напрячь ладони и как бы толкнуть в них энергию, идущую от плеч. Я не могу это объяснить. Это же ощущения!
– Ну а ты куда-нибудь ходил со своим феноменом, показывал специалистам?
– Ходил, конечно, к разного сорта светилам, но один их них мне сказал, выведя в коридор: «Ты не трынди об этом, а то в психбольницу упекут».
Надо сказать, опыт с сигаретой у него не всегда получается, а вот пятаки, ложки и вилки всегда и легко прилипают сами. Причем, признался, что сильно устает после опыта с сигаретой и демонстрирует его только в исключительных случаях.
Я потом по приезду в Дубну рассказал эту историю коллегам, даже продемонстрировал – пятак налепил на лоб, зажигалку пластмассовую, коробку спичек. Мне коллеги говорят: «Вечно с тобой какие-то приключения, Ковалев!» И тоже стали пробовать лепить на себя монеты и предметы. У кого-то хуже получалось, у кого-то лучше, у кого-то никак.
Причем, было интересное чувство, особенно с пятаком: когда его отлепляешь, изнутри головы как будто легкий отсос воздуха происходит. Такое тянущее и, надо сказать, не очень приятное ощущение. И если долго экспериментировать… А мы экспериментировали долго, потому что набежала в институте целая толпа, дело было сразу после Нового года, тогда же не существовало теперешних новогодних каникул, все приходили 2 января на работу и постепенно-постепенно раскачивались на работу несколько дней. В общем, сбежалась целая толпа, я надемонстрировался, и в конце концов у меня разболелась голова…»
После этого рассказа я задал Ковалеву несколько уточняющих вопросов.
– Жирная кожа, как вариант, все же никак не прокатывает для объяснения?..
– Для монет и мелочей еще может прокатить. Но не для утюга. И потом, кожу он специально одеколоном протирал, чтобы не было сомнений. Еще любопытный момент – если не он губами придерживает сигарету вначале, а кто-то другой ее держал, она не подвешивалась. И далеко от головы он руки с висящей сигаретой отвести не мог, становилось очень тяжело ее держать. Нужна была зачем-то голова. Я все же просил его отодвинуть руки с висящей сигаретой. И видел, что как только он стал отводить руки от лица дальше, сразу сильно сосредотачивался и начинал резко потеть, лицо стало просто мокрым.
– И еще раз – что он делал внутри себя, кроме бормотаний мантры про иглу, какие были ощущения?
– Он напрягал руки особым образом, как будто спасал ее, сигарету, словно ребенка или яйцо, которое сейчас может разбиться.
– А как он обнаружил в себе эту сигаретно-подвешивательную способность?
– В детстве. Случайно. Когда в 15 лет начал курить тайком от родителей. Однажды его спалила соседка, он сэмоционировал, хотел прикрыть лицо ладонями, выхватить сигарету, у него со страху она выпала и зависла между ладонями. И одновременно он ощутил между ладонями как бы упругий столб энергии. Я его спросил, а что, кроме сигарет, он пробовал подвешивать? Оказалось, сухие стебли травы подвешиваются. Для подвешивания требовалась полая структура в виде трубки.
– Типа конского щавеля, который мы курили в детстве?
– Наверное. Или камыш, не знаю…
Ну, а завершу эту главу я рассказом о «частичной левитации», вызванной необычайным эмоциональным подъемом, каковой подъем случился у знакомого нам уже крайне вспыльчивого, экспрессивного Нурбея Владимировича Гулии – великого бабника и доктора технических наук. По ставшей уже доброй традиции предоставлю слово ему самому, он хороший рассказчик. Только небольшое пояснение дам предварительно: о ту пору была у профессора любовница – заводская крановщица Таня, и это все, что нам нужно знать.
Начинается все, как у Гулии водится, с проклятия, а заканчивается частичным отрывом от земли в виде потери веса.
«Таня часто рассказывала про свой цех, там изготавливали стеновые железобетонные панели для домов. Рассказывала о добром пьянице-такелажнике с татарской фамилией, которую я уже забыл, и другом такелажнике – Коле, который симпатизировал Тане. Она не могла скрыть, что ей нравился этот Коля, и постоянно рассказывала про него. Глаза ее при этом глядели куда-то в бесконечность с нежностью и любовью…
Однажды, когда Таня ушла в ночную смену, меня одолела ревность. Заснуть я не мог, выпил для храбрости, добавил еще и отправился на Танин завод.
Через проходную прошел легко – ночью никто посторонний не ходит на завод. Вокруг была тьма и только вдали горело огнями высокое, этажа в три, производственное здание, откуда раздавались звуки вибрирующих прессформ, крана, идущего по рельсам, его звонков, воздухавырывающегося под давлением…
Я заметил сидящего на какой-то тумбе маленького пожилого человечка, жующего что-то вроде плавленого сырка. Подойдя к нему, я спокойно спросил у него, кто сегодня на кране.
– Танька, – тихо улыбаясь, ответил он.
– А кто здесь такелажник Коля? – Продолжал я свой «допрос». Я понял, что это тот добрый татарин, о котором рассказывала Таня.
Человек поднялся, и, обняв меня за плечи, отвел в сторону:
– Я знаю, кто ты, Таня мне все о себе рассказывает. Она любит тебя, а Коля – это чепуха, дурость, чтобы разозлить тебя. Я тебе покажу его, и ты все поймешь.
Татарин свистнул, помахал рукой и тихо позвал: «Колян!»
К нам подошел маленький, худенький мужичок в серой рваной майке. Лицо его было совершенно невыразительно, из носа текла жидкость, запекшаяся в цементной пыли.
– Вот это наш Колян, ты хотел его видеть! – Все еще улыбаясь, тихо сказал мне татарин.