льно замедлилось, тем не менее в конце концов бывший молдавский господарь получил до 10 тысяч душ крестьян и, следовательно, жил в большом достатке. Все это дает нам ясное понятие о той обстановке, в которой рос наш сатирик в раннем детстве.
Непосредственных сведений о том, как жил и развивался Антиох Кантемир в этот ранний период, мы не имеем, но в общем можно составить себе довольно ясную картину тех влияний, которым он подвергался. Отношения между родителями были прекрасные; оба они одинаково заботливо пеклись о воспитании детей, как и о том, чтобы дать им самое лучшее и полное образование. Князь Дмитрий, заключая с Петром условие относительно своего вступления в русское подданство, выговорил себе право «послать сыновей своих для наук в знатные города и иные христианские страны». Отсюда видно, как сильно его уже в то время заботило образование детей, хотя старшей из них, княжне Марии, было всего одиннадцать лет. Кроме того, мы имеем и другие сведения об этой заботливости. Из Молдавии князь Дмитрий привез с собою ученого священника, грека Анастасия Кондоиди, именно в качестве наставника своих детей. Но Петр, озабоченный привлечением к государственной службе возможно большего числа образованных людей, которых, как известно, было тогда мало в России, определил ученого греческого священника в духовную коллегию и таким образом лишил детей князя Дмитрия опытного и знающего воспитателя. И вот мы видим, что князь Дмитрий ревностно заботится о приискании другого столь же опытного учителя. Для этого он даже не страшится гнева Петра и просит его отпустить к нему на поруки другого греческого священника, Либерия Колети, сосланного навечно в Соловецкий монастырь за причастность к делу царевича Алексея. Просьба его в конце концов была уважена, и таким образом нашелся другой наставник. Вслед за тем князь Дмитрий имел опять столкновение с Петром из-за своих детей. Не довольствуясь иноземными воспитателями, он пригласил к себе одного из наиболее даровитых студентов Московской академии, которого Петр собирался отправить за границу для дальнейшего образования, известного Ивана Ильинского, имевшего также очень значительное влияние на своего ученика. Князь Дмитрий решительно воспротивился намерению Петра, и ему удалось удержать Ильинского при себе. Таким образом, молодой Кантемир имел наставником своим, кроме отца, всегда присутствовавшего на уроках детей, матери, двух ученых греческих священников, еще и русского преподавателя, на которого в конце концов возложено было главным образом его воспитание и образование. К сожалению, об этом деятеле, столь близко прикосновенном к биографии Антиоха Кантемира, сохранились весьма скудные сведения. Достоверно известно только, что в нем сильна была любовь к литературным занятиям, что он сам много переводил и писал и передал своему даровитому ученику любовь к литературному труду и что он долго оставался в доме князя Дмитрия, исполняя между прочим должность домашнего секретаря, и поддерживал с Антиохом самые дружественные отношения вплоть до своей смерти (он умер в 1737 году). О громадном значении, которое придавал князь Дмитрий образованию своих детей, свидетельствует и духовное его завещание, в котором он настойчиво советует им заботиться о своем образовании, мало того, отказывает все свое имущество тому из них, который проявит наибольшие способности к научным занятиям, и в то же время называет своего меньшого сына, будущего сатирика, «в уме и науках от всех лучшим». Эта аттестация со стороны такого образованного и внимательного отца, каким был князь Дмитрий, служит доказательством, что Антиох уже в раннем детстве проявлял большие способности к научным и литературным занятиям. Она и в другом отношении является пророческой. Из всех детей князя Дмитрия от первой жены пятеро остались в живых: Мария, Матвей, Константин, Сергей (Сербан), Антиох. Из четырех сыновей только Антиох оказался вполне достойным принять наследство своего замечательного отца. Константин, как мы увидим ниже, оказался в нравственном отношении человеком несостоятельным; Матвей и Сергей были вполне заурядными людьми и своею разгульною жизнью причиняли много забот Антиоху и Марии. Нельзя не удивиться, как из одной и той же семьи, высокообразованной, нравственной, самым заботливым образом относившейся к делу воспитания, вышли столь различные дети. Между Антиохом и сестрой Марией, с одной стороны, и остальными братьями – с другой, нет почти ничего общего.
Кротость нрава, нерасположение к шумной житейской сутолоке, стремление к мирной жизни, к уединению составляют характеристические черты душевного настроения брата и сестры. Что общего между ними и другими, которые вечно возятся с какими-то «зазорными харайками», дебоширят с ними и тут же приказывают своим слугам «отдуть на обе корки» своих товарищей, капитана Дубасова, какого-то поручика и даже его жену? Из интересных документов, собранных Шимко, мы видим, что все три брата причиняют Антиоху бесконечные хлопоты и беспокойства. Константин лишает семью всего ее состояния, Сергей проигрывает значительные суммы в карты, выдает векселя и отказывается платить по ним, так что его товарищ, полковник Боборыкин, даже грозит убить его за это и совершает на него ночью набег «цугом в карете».
Верится с трудом, что все это дети, выросшие под нежным и заботливым попечением одного и того же отца, одной и той же матери. Теория наследственной передачи физических и душевных свойств на судьбе семьи Кантемиров мало оправдывается. Говорят, впрочем, что Антиох проявил особенную склонность к уединению и научным занятиям вследствие своей болезненности: он действительно был слабого телосложения и вечно хворал. Но, весьма возможно, что и болезненному его состоянию, и преждевременной смерти много содействовал чрезмерный умственный труд, потому что он от книг и книжных занятий с раннего детства не отрывался ни на миг. По крайней мере, достоверно известно, что он сильнейшим образом расстроил себе зрение непрерывными кабинетными занятиями и по целым дням не выходил из комнаты. К тому же мы видим, что его сестра, княжна Мария, отличавшаяся вообще удовлетворительным здоровьем, почти с такою же ревностью предавалась книжным занятиям и находила в них высшее наслаждение в жизни. Мало того, мы должны констатировать, что между Антиохом и Марией существовало тайное сродство душ, что их вкусы, склонности, настроение, даже привычки удивительно совпадали: тот же тихий нрав, глубокая религиозность, преданность высшим интересам духа, стремление жить уединенною жизнью, нерасположение к свету, к участию в политической борьбе, крепость семейного начала, домовитость, – все это в одинаковой степени присуще брату и сестре. Если Антиох, как мы увидим, рвался за границу, чтобы усовершенствоваться в науках и мирно предаваться там их изучению на пользу приемного своего отечества, то его сестра не меньше чуждалась придворной жизни, хотя и была назначена фрейлиной Анны Иоанновны, и жила уединенною жизнью в Москве или под Москвою, предаваясь чтению, живописи, музыке, науке и заботясь о мирских делах лишь настолько, насколько эта забота обусловливалась глубоким желанием быть полезною нежно любимому брату и вообще семье.
Когда для нее стало ясным, что собственного семейного очага она иметь не будет, ее помышления были только о том, как бы соединиться с любимым братом или, в крайнем случае, посвятить себя одному служению Богу, создать мирную обитель, в которой нашли бы себе успокоение отрешившиеся от мирских забот одинокие женщины. Чем-то возвышенным, идеальным веет в этом отношении от брата и сестры, двух вполне родственных душ по основному настроению, если не по жизненным задачам и силе умственных способностей. Во всем их образе мыслей и поступках с большой силой проявляется, как мы уже заметили, глубокая преданность высшим интересам духа и, кроме того, чрезвычайная заботливость о благополучии близких людей и вообще всех, с кем сводила их жизнь. Эта заботливость распространялась у них не только на людей, но даже на животных. Когда во время большого московского пожара 1737 года у княжны Марии сгорел ее дом, она пишет брату, что больше жалеет о своей собачке Перле и двух кошках, погибших в огне, чем о доме. «Горько оплакала я их смерть, – продолжает она. – Кондоиди сочинил им надгробную речь, подобную той, какая, если помните, была произнесена над Ромашкой, собакой нашего отца, а Ильинский перевел эту речь на русский язык». Надо сказать, дом княжны Марии до такой степени был наполнен кошками и собаками, что она в шутку называла его своим Ноевым ковчегом.
Столь же любовно относились брат и сестра к старым слугам своего отца, на глазах которых они выросли. В письмах княжны Марии к Антиоху встречаются часто приписки этих слуг вроде следующих: «И я, сиятельный господин, смиренно кланяюсь вместе со служанкою вашей Екатериною, прося Бога увидеть вас здоровым и радостным», или: «Не гневайтесь на меня, ваше сиятельство, за то, что я давно вам не писал. Я все странствовал по горам и полям русским». Эти приписки принадлежат верному слуге князя Дмитрия, его дворецкому Камарашу. Другой слуга, Гризавиди, делает следующую приписку: «Выпиваю за ваше здоровье две рюмки водки и прошу вас не забывать меня и моих трудов». Какая-то Даниловна пишет князю, что записала его имя для поминовения за здравие, просит ему у Бога всякой милости, особенно, чтобы он поскорей женился и тогда устроил ее в монастырь. Сама княжна Мария извещает брата, что одна из их служанок вышла замуж за ефрейтора, или сообщает, что Ефрему Бог дал сына, или просит разыскать в Лондоне мать поступившей к ней в услужение немки.
Эту же заботливость Антиох и Мария распространяют и на своих крепостных. Жалуясь на неплатеж крестьянами оброка, что было особенно чувствительно для нашего сатирика, потому что его материальное положение за границей лишало его всякого спокойствия, княжна Мария пишет: «Приходится терпеть и сидеть сложа руки. Что делать! Не одни наши мужики так бедны. Я очень довольна тем, что долго прожила в деревне, так как там меньше расходов, чем в Москве… Жаль крестьян: уже третий год у них неурожай». И княжна Мария не решается взыскивать с них недоимки, а предпочитает заложить у какого-то Игнатия Францевича свой крестик и не выслать брату денег за границу. Чувства княжны Марии к крепостным выразились и в том красноречивом факте, что перед смертью она дала всем дворовым вольную и завещала «до приискания пропитания кормить их и давать им помещение, а при уходе выдать им жалованье и харчи на полгода». Что же касается чувств самого Кантемира в этом отношении, то о них свидетельствуют его стихи. Еще в начале XVIII столетия наш сатирик писал, что «пахарь и вельможа равны в суде, и одна правда превосходна», что «та же и в свободных, и в холопях течет кровь, та же плоть, те же кости». Тогда уже сатирик негодовал на тех, «кто каменной душою бьет холопа до крови», и клеймил того, чью «храбрость один лишь холоп искушает», потому что «он один отвечать не посмеет». Пышно расцвели в нем эти чувства доброжелательства к ближним, которые вынес он из семьи, расцвели и разрослись до просвещенного осознания гражданского долга, до глубокой преданности общественным и государственным интересам, до готовности не щадя сил и здоровья служить отечеству.