Местное лечение не даст общего иммуномодулирующего и детоксикационного эффекта.
Не говоря уже о том, что местное лечение далеко не всегда удается осуществить.12. Можно ли одновременно с травами принимать БАДы?
Можно. В большинстве случаев любые сочетания БАДов совместимы с основным лечением. Отдавать предпочтение нужно добавкам с антиоксидантными и иммуномодулирующими свойствами.
По обстоятельствам могут понадобиться БАДы с нормальной кишечной флорой, полиненасыщенными жирными кислотами, печеночными детоксикантами и так далее. Выбор осуществляется индивидуально.Из биографии
Мы привыкли считать, и так написано у многих классиков, что человек сам строит свою судьбу. В пример приводятся многочисленные случаи, когда один, одаренный сверх всякой меры талантами и здоровьем, скатывается на самое дно, не умея отказаться от винной бутылки. И напротив, человек нищий и убогий от рождения благодаря упорству и труду добивался выдающихся успехов. Ну что ж, не могу не согласиться. Мало того, я уверен, что человеку дарована Создателем свобода выбора.
В то же время я считаю, что при рождении человек помимо склада ума, темперамента и состояния здоровья получает также и основополагающее целеуказание, которое оказывает влияние на весь его жизненный путь. И что бы человек ни делал, все равно рано или поздно он приходит к тому, что ему предначертано.
Я понимаю, что такая точка зрения, которую иначе как фатализмом не назовешь, весьма спорна и далеко не всем придется по душе. Особенно человеку западного воспитания. Я не буду с пеной у рта отстаивать эту позицию, а просто попытаюсь проанализировать факты своей собственной жизни.
Я родился в семье врачей. Мамин отец, мой дедушка, был военврачом и закончил войну в чине майора медслужбы. Бабушка, прошагавшая всю войну рядом с ним, была сестрой в медсанбате, где служил дед.
Мой отец, замечательный челюстно-лицевой хирург, тоже посвятил большую и лучшую часть своей жизни армии, работая в госпиталях там, куда посылала его Родина. Моя мама, каждый раз переезжая с отцом на новое место службы, везде продолжала работать врачом.
Казалось бы, с таким «анамнезом» мне прямая дорога в медицину. Впоследствии так и произошло. Я закончил Военно-медицинскую академию и стал представлять уже третье поколение военных медиков в семье, служа на Дальнем Востоке. Но… Все свое сознательное детство и юность я мечтал, просто бредил отнюдь не медициной.
Я хотел быть солдатом, и не просто солдатом, а таким, который воюет с оружием в руках. Мама рассказывает, как совсем еще малышом, когда мы жили в гарнизоне, меня укладывали спать, а за окном в это время роты распевали строевые песни на вечерней прогулке. Я вскакивал в кроватке и, толком еще не умея говорить, пел вместе с солдатами. Все игры были «войнушками», а игрушки – автоматами и пистолетами.
И я не просто хотел быть солдатом, а подчинил этому желанию все свои способности. Я с восьми лет начал заниматься самбо и дзюдо, так как знал, что без этого десантнику (естественно, я хотел им быть) никак. И дошел до первого разряда.
Так как у меня был слабый вестибулярный аппарат и меня тошнило даже в рейсовом автобусе, а не то что в самолете, я тренировался в городском парке на заброшенном лопинге (такое колесо, внутрь которого привязывают человека и крутят), и одолел эту свою напасть. В школе я учился на «отлично», потому что знал, какой «бешеный» конкурс в Рязанское воздушно-десантное училище, а отличники сдавали только один профильный экзамен.
Наконец, несмотря на нежелание родителей (единственный ребенок в семье), после восьмого класса я поступил в Суворовское военное училище. Для того чтобы пройти медицинскую комиссию, мне пришлось согласиться на операцию по исправлению перегородки носа. Пожалуй, немногие дети в тринадцать лет готовы сознательно пройти через боль.
В Суворовском училище с самого начала и до конца я командовал взводом. На весь выпуск (четырнадцать взводов) к моменту окончания училища осталось всего два командира, продержавшихся на должности оба года.
Мои учителя, кадровые офицеры, прошедшие Афганистан и прочие не менее «замечательные» места, прочили мне великолепную военную карьеру. На распределении предлагались места в самые лучшие и элитные военные командные училища страны, в том числе и в Рязанское воздушно-десантное училище, куда из семидесяти желающих поехали лишь пятеро.
И что же вы думаете? Несмотря на все мои титанические усилия, когда вожделенная мечта стала так же реальна, как электричка на Московском вокзале, я от нее отказался. Добровольно, невзирая на уговоры начальников в училище – даже после того, как уговоры приобрели нелицеприятный характер. Но я хотел поступать в Военно-медицинскую академию, куда из Суворовского училища просто не распределяли. Не было ни одного места.
И вот, когда речь уже шла об уходе из училища (и это перед самым выпуском!), к нам приехал заместитель командующего округом по ВУЗам. Именно он, поразившись моему упрямству (а я был медалистом, мог взбрыкивать), дал на училище не одно, а целых четыре места в ВМедА с поступлением на общих основаниях. Из четверых поступили трое. Доучились до клятвы Гиппократа двое, в том числе и ваш покорный слуга. Поразительно, не правда ли? Хотел быть тем, кто профессионально уничтожает людей, а стал тем, кто профессионально их спасает.
Следующий факт. Начиная со второго курса Академии я занимался хирургией. В течение пяти лет провел огромную экспериментальную работу на животных, изучая возможности микрохирургической техники по восстановлению проходимости маточных труб при трубном бесплодии. И вот, когда работа была доведена до кондиции, а мои учителя начинали видеть во мне подающего надежды будущего хирурга, обстоятельства вновь выкинули незапланированный фортель. Я вынужден был отказаться от хирургии и стал терапевтом.
Чудно́, не правда ли?
Далее. Я всегда предпочитал такие занятия, когда можно все потрогать своими руками, разобраться, как «оно там работает», и, сделав что-либо, увидеть результат своего труда. Отсюда и пристрастие к хирургии.
Тем не менее первый серьезный сложный больной, которого я вылечил, став врачом, был вылечен не просто терапевтически. Он был вылечен при помощи гомеопатии. А ведь этот метод, хоть и имеет свою бесспорную внутреннюю логику, до сих пор остается одним из самых метафизических в современной медицине.
Каково?
Наконец, совершенно случайно, незапланировано и непредсказуемо я был представлен своему учителю – травнику Петру Ивановичу Пипко, который почему-то именно меня выбрал носителем и продолжателем родового знания. Хотя компания вокруг учителя собиралась весьма обширная, ведь он никогда никому не отказывал в учении.
Своих сыновей ему Бог не дал, приемные изучать травы не хотели, а в роду знание передавалось по мужской линии, что само по себе необычно. Все же чаще «травками» занимаются женщины.
Дед (я имею в виду учителя, ему тогда уже стукнуло 74 года) учил меня несколько лет. В самом начале я просто собирал травы вместе с ним и запоминал, как они выглядят и называются. Он, конечно, попутно рассказывал, для чего они нужны. Но поток информации был такой, что я не то что показания к применению, я даже названия не все запоминал. А дед каждый раз твердил все одно и то же, пока это накрепко не засело в моей голове. Через пару лет количество информации перешло в качество, и я смог вести самостоятельный прием как травник.
Но на этом ученичество не прекратилось. Всегда находилось что-то, о чем я и представления не имел. Конечно, приходилось (да и сейчас приходится) много читать самостоятельно, благо в академии научили получать знания без посторонней помощи. Именно в этот период стали происходить события, приведшие меня к нынешним занятиям онкологией, чего я не планировал никогда.
Все началось весьма обыденно. Однажды на прием пришел человек, который спросил, знаю ли я такое растение – аконит. Ну еще бы не знать! Я к тому времени уже несколько лет занимался гомеопатией, начал еще на последнем курсе Академии. Как я мог не знать величайшего средства гомеопатии. Тем более что с него начинаются все гомеопатические справочники (на букву «А»).
Зато вот следующий вопрос посетителя оказался для меня патовым. А как применять аконит для лечения рака? Я в то время понятия не имел, что аконит применяется для лечения рака. В гомеопатии показания для его назначения совершенно иные. Ну вот, картина Репина «Приплыли». Хорошо хоть обошлось без немых ревизоровских сцен.
В тот раз я нашелся что ответить. Но вопрос, что называется, зацепил. Я стал читать все, что мог найти по этой теме. И оказалось, что вопрос посетителя был вполне уместен.
На Дальнем Востоке, где традиции траволечения в основном китайские, аконит считается главнейшим лечебным средством, и слава его более велика, чем слава болиголова в европейской части России. К слову сказать, на Дальнем Востоке болиголов встречается очень редко, только как заносное растение, и севернее реки Хор не поднимается. Мне приходилось выращивать его для своих целей на даче. В то же время именно на Дальнем Востоке аконит представлен самым большим числом видов – 56 из 250 известных во всем мире.
Дальше, как говорится, больше. Судьба свела меня с большими профессионалами и энтузиастами своего дела, провизором-гомеопатом Хисамутдиновой Галиной Николаевной и биологом, кандидатом наук Воробьевой Марией Родионовной. Галина Николаевна здорово помогла мне с фармакологией и приготовлением настоек. А Мария Родионовна научила, как правильно с ботанической точки зрения определить вид аконита, потребного для лечения.
Именно аконит привел меня за ручку и буквально ткнул носом в величайшую книгу о траволечении (и не только) – тибетский трактат «Чжуд-ши». Я не стану объяснять свои восторги по поводу трактата. Специалист знает и так, а тот, кто не знает, сам должен хоть раз заглянуть в «Чжуд-ши». Знаний накапливалось много, но все же еще недостаточно, чтобы рекомендовать что-либо больному человеку.