Поскольку библейская «эпоха судейства» считалась пройденным этапом, идеальное государство, к которому следует стремиться, понималось как союз общества, духовной и светской власти во главе с монархом[60]. При этом важное место отводилось принципу соборности.
Теория соборности, помня о несовершенстве человека, скептически относилась к переносу вечевых традиций на всю вертикаль государственной власти. Для нее собор не был съездом лиц, представляющих враждебные интересы, когда каждый депутат выступает в роли агента, лоббирующего узкогрупповые цели в ущерб государству и вере. Сословное представительство выступало политической формой демонстрации единства и совета государства и общества по ключевым вопросам реализации намеченных целей, что можно трактовать как «солидаристский» тип власти, признающий ее божественную природу и договорной характер. Вот почему именно собор стал высшим органом духовной власти и получил всю полноту законодательных и судебных функций. На его основе в России постепенно формировался Земский собор как институт высшей государственной власти, объединивший в себе православную церковь, самодержавие и народ в лице его представителей (самодержавная соборность). При этом идеология православной государственности всегда подчеркивала, что раз истина одна, то и «церковь всегда одна, не может быть двух или несколько церквей»[61]. Поэтому давать равные права представителям других конфессий в государственном управлении было запрещено. Считалось, что, войдя во власть, иноверцы будут в первую очередь служить интересам своей веры и той цивилизации, с которой они через веру связаны.
Однако гуманистический характер создаваемого Иваном III государства заключался в том, что оно не препятствовало сохранению инородной организации власти и церкви на местном уровне для народов, оказавшихся в составе России. Подобная многоукладность стала характерным признаком российской власти. Благодаря соборности и многоукладности власти Россия сумела застраховать себя от абсолютизма вплоть до реформ Петра I.
Правовая сфера была подчинена тем же задачам и служила тем же целям, что и сфера политическая. Основу правовой системы составляли книги Нового Завета, постановления Вселенских и Поместных соборов, сочинения отцов Церкви и только во вторую очередь это были труды и законы представителей светской власти Византии и Руси. Категории «нравственность» в Московской Руси был придан юридический характер.
Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод, что при Иване III были заложены основы не деспотии, а высокодуховного социально-политического устройства, позволившего власти в тяжелейших условиях войны на два фронта объединить русские земли, спасти славяно-православную цивилизацию на государственном уровне и стать на века одной из самых могущественных держав мира.
10. Миф о движении «жидовствующих» как русском средневековом вольнодумстве
В советской историографии религиозно-политическое движение «жидовствующих» рассматривалось с позиций марксистского понимания истории как национальный протест против усиления эксплуатации со стороны властей, форма вольнодумства «городских ересей», как писал об этом еще Ф. Энгельс. Неслучайно данному движению приписывался характер свободомыслящей оппозиции, а борцов с ним облачали в одежды мракобесов, мешающих прогрессивному развитию российского государства и общества.
Между тем с XV в. носители данной идеологии в русских источниках именовались именно «жидовствующими», то есть предавшими Христа и пошедшими за его гонителями – иудеями. В этом состояло главное отличие нового учения от всех ранее известных на Руси. До его появления все оппозиционные идеологии рождались с опорой на христианское учение, в рамках которого предлагалось свое видение спасения души как следствия нравственного совершенства. И только в идеологии «жидовствующих» эта тема отсутствовала.
Были ли «жидовствующие» действительно приверженцами иудаизма в полном смысле слова, трудно сказать. От классического талмудистского варианта их воззрения были довольно далеки. Из иудейской религиозной доктрины они заимствовали главным образом каббалистическую традицию. Но во всяком случае очевидно наличие у них антихристианских воззрений и обрядов. Они отвергали Троицу и загробную жизнь, хулили Сына Божьего и Пречистую Деву, ругались над святыми вещами, мочились и плевали на иконы, клали их в лохань, мазали птичьим пометом кресты. Влияние «жидовствующих» было столь значительно, что чуть ли не большинство первых лиц в государственном аппарате России оказались их представителями: фаворит великого князя Федор Курицын, невестка государя Елена, сам митрополит Московский Зосима и другие. Даже Иван III впоследствии каялся, что был посвящен в их ересь. Впрочем, он и позже не проявлял особого рвения в преследовании еретиков, что дало основание некоторым православным иерархам подозревать великого князя в сохранении приверженности к сектантам. Только благодаря бдительности подвижников, таких как Иосиф Волоцкий и новгородский архиепископ Геннадий, ересь удалось изобличить. «Се есть сатанино воинство», – звучал приговор еретикам. Но и после своего разгрома столь мощная организация вряд ли могла исчезнуть бесследно[62]. К ее искоренению уже в XVI в. приступил Иван Грозный.
Взамен нравственного совершенства и спасения души, связанной со свободой «от греха», в доктрине «жидовствующих» предлагалась близкая современной либеральной идеологии свобода «для греха». Это явствует как из критической литературы, составленной противниками «жидовствующих», так и из текста «Тайная тайных», ставшего их главным сочинением. Оно призывало власть ориентироваться не на христианские добродетели, а стремиться к «людской славе», ибо «тот, кто стремится к ней по-настоящему, тот блажен». Защита прибывающих в Россию торговцев должна стать главной задачей царя, и он должен «усердно думать» о том, «как облегчить всякие налоги и пошлины приезжающим купцам»[63]. Только соединив капитал иностранных торговцев с «хитростью и советами» своей новой политической элиты, представленной правителем, астрологом, писарем, мэром и маршалом, царь сможет добиться больших результатов. Он наполнит Русь товарами и откроет секреты врагов, подкупленных купеческим золотом. При этом рядовым гражданам, которым никаких политических прав и свобод «Тайная тайных» не обещала, не возбранялось «постоянно упиваться, объедаться… и скверниться блудом», что и стало причиной раскрытия этого общества.
Таким образом, говорить о гуманистической природе данного движения и его идеологии не приходится. Оно лишало власть права делать людей лучше, превращая ее в соучастника рыночных отношений, в основе которых нравственность не была прописана вовсе.
Само определение этого движения как «ереси» не вполне корректно. Еретичество существовало в рамках господствующей религиозной доктрины, а «жидовствующие» отрицали христианское учение как таковое, чего себе не позволяли даже мусульмане, чтящие Христа и Богородицу. Полное отрицание этих догматов было свойственно только иудаизму, которому доступ в Россию тогда был закрыт.
К тому же сам текст «Тайная тайных» носит признаки иудейской письменной культуры и в своем оригинале восходит к литературному источнику XIII в., написанному арабским ученым Аль Харизи. В переработанном виде он был доставлен в 1470 г. в Новгород идеологическими «коммивояжерами», соблазнившими свободой «для греха» часть общества. На этом основании мы не вправе именовать данное учение не только ересью, но и продуктом новгородско-московского вольнодумства, поскольку подобное название подчеркивало бы его русское происхождение, что не соответствует действительности.
11. Миф об империалистичности доктрины «Москва – Третий Рим»
Одна из основных традиционных тем критики русского исторического опыта состоит в утверждении имманентности российского империализма. Истоки его выводятся еще из средневековой Руси. Как доктрина русской империалистичности подается концепт Третьего Рима. Она в интерпретации западной советологии была родственна большевистской идее о мировой революции. Третий Интернационал, заявлял Н. А. Бердяев, есть по сути модификация Третьего Рима.
Однако на самом деле в теории Третьего Рима речь шла не столько о светском государстве, сколько о распространении религиозного мировоззрения и христианской духовности. Послания старца Филофея представляли собой разряд эсхатологической, то есть связанной с идеей конца света, литературы. Лейтмотив – приближающиеся апокалиптические времена. Никакого намека на территориальную экспансию в этих посланиях не содержалось. Напротив, великому московскому государю рекомендовалось не прельщаться земной славой и стяжательством вместо благодати небесной. Ведущей мыслью было исправление нравственности, а не внешнеполитические претензии.
Само заглавие основного филофеева сочинения звучало как «Послание к великому князю Василию, в нем же об исправлении крестного знамения и о содомском блуде». Проблемы борьбы с мужеложеством интересовали автора гораздо больше, чем политическая преемственность от Константинополя. Византийская тема присутствовала как аргумент о необходимости поддержания благочестия в православном царстве. Формула же «два Рима пали, третий Рим стоит, а четвертому не бывать» означала не торжество над внешним соперником, а трагедию апокалипсиса. У ветхого Рима нашелся преемник в православии – Константинополь, у того, в свою очередь, – православная Москва. В случае падения и Москвы в мире не останется силы, которая могла бы наследовать ей в ее вере.
К политической интерпретации темы византийского наследия подталкивал Московскую Русь именно Запад. Цель была вполне очевидна – столкнуть Московскую Русь и Османскую империю, отразить чужими руками нависшую над Европой турецкую опасность. Брак Софьи Палеолог, воспитанной при папском дворе, с Иваном III был в логике этого проекта. Однако московское правительство на провокацию не поддалось и от предписанной ему Западом политической роли военного орудия для борьбы с турками отмежевалось. Его стратегический ориентир состоял в собирании русских земель, а не в завоевании чужих территорий.