.
Этот мотив со всей очевидностью прослеживается и в обращении, прозвучавшем на встрече президента США с премьер-министром Великобритании: «Мы вместе победили нацистов и охотились за лидерами „Аль-Каиды“»[208]. Из этой формулы следует, что основными творцами победы являлись страны англо-саксонского сообщества. Они якобы и сегодня ведут непримиримую борьбу с «мировым злом». Принципиально ничего нового для американской историографии в этой позиции нет. Из приводимых ниже фрагментов изданных в США работ разных лет следует, что слова Б. Обамы базируются на складывающемся годами фундаменте: «Вторая мировая война была организована триумфом войск, командного состава, штабов и верховного командования, всех составных элементов армии США»[209].
«Победа на фронтах Второй мировой войны в значительной степени была обеспечена благодаря американской промышленности, американским ресурсам и американским людским резервам»[210].
«Хотя США вступили в войну с опозданием, их вклад в победу был решающим. Без их солдат и громадного производства бомб, кораблей и самолетов союзники наверняка потерпели бы поражение»[211].
И уже само собой разумеется, что англо-американским войскам приписывается решающий вклад в победу над Японией. Миф отнюдь не нов. Еще 12 января 1953 г. в ответе на запрос американских историков о роли СССР в победе над Японией президент США Гарри Трумэн заявил, что «русские не внесли в нее никакого военного вклада»[212]. Этот миф подпитывает мнение, что именно атомные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 г., «напугавшие» императорское правительство, заставили Японию подписать капитуляцию. Анализ документов показывает, что это далеко не так.
Американский исследователь, ведущий сотрудник компании British American Security Information Council Уорд Уилсон в своей работе «Пять мифов о ядерном оружии»[213] убедительно показал, что на самом деле послужило причиной капитуляции японского руководства.
Действительно, 9–10 августа в Токио прошло несколько экстренных совещаний высшего руководства Японии, закончившихся предложением к союзникам рассмотреть условия, на которых Япония готова сдаться. Однако доклад японских специалистов, изучивших обстоятельства и последствия бомбардировки Хиросимы (кстати, неплохо представлявших, что такое ядерное оружие, так как Япония тоже занималась его разработкой в рамках проекта «Ни»), был передан наверх лишь к вечеру 10 августа, то есть после принятия решения. А инициатива созыва Высшего совета по управлению войной, исходившая от министра иностранных дел Того Сигэнори, была озвучена еще 8-го числа и вызвана отнюдь не атомным ударом. Тут нужно оговориться, что американская авиация в ходе массовых бомбардировок уничтожила к началу августа 1945 г. 66 японских городов, в результате чего погибло и было ранено более 1 млн человек, сотни тысяч лишились крова. Уничтожение еще двух городов, пусть и с применением нового вида оружия, не могло произвести – да и не произвело – на японское руководство ошеломляющего впечатления. Уилсон, кстати, цитирует отставного японского политика Сидэхара Кидзюро, который заявил, что «люди постепенно привыкнут к тому, что их бомбят каждый день. Со временем их единство и решимость только окрепнут». Это мнение разделялось подавляющим большинством высокопоставленных руководителей Японии.
Вполне естественно задаться вопросом: а что тогда, если не бомбардировки, включая и атомные, могло заставить императора и его министров неожиданно плотно заняться обсуждением вопроса о капитуляции? Ответ очевиден – вступление в войну Советского Союза. Именно этот факт полностью менял расстановку сил на Тихом океане. Японское командование понимало, что проигрывает войну, анализ обстановки показывал: высадка американских войск на острова метрополии будет стоить им миллионных жертв. Кстати, понимали это и американцы, что открывало им возможность для соглашений и переговоров. Вступление же в войну СССР, сопровождавшееся ошеломительным (в течение нескольких дней) разгромом полуторамиллионной Квантунской армии в Манчжурии, наглядно демонстрировало, что отражать нападение уже двух великих держав Япония не в состоянии. К тому же японская разведка прогнозировала, что американские войска начнут высадку лишь через несколько месяцев. Советские же войска могли оказаться на японской территории в считанные дни.
Именно вступление СССР в войну перечеркнуло все японские планы, касающиеся сроков принятия решения об окончании войны. Недаром премьер-министр Японии Кантаро Судзуки в своем выступлении 9 августа на так называемом Высшем совете по руководству войной сказал: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным продолжение войны»[214]. В последнем обращении императора Хирохито от 17 августа 1945 г. «К солдатам и матросам» также четко объяснилась главная причина капитуляции: «Когда в войну против нас вступил и Советский Союз, продолжать сопротивление… означает поставить под угрозу саму основу существования нашей империи»[215]. Так что ответ на ставший сейчас вдруг опять актуальным вопрос, какое из государств сыграло решающую роль в разгроме не только нацисткой Германии, но и Японии, вполне очевиден – СССР.
58. Миф о ГУЛАГе как основном факторе советского экономического чуда
Одним из наиболее распространенных мифов по дискредитации сталинского периода истории СССР является тезис о том, что советское экономическое чудо было достигнуто главным образом посредством эксплуатации рабского труда заключенных. ГУЛАГ преподносится как главный и едва ли не единственный фактор форсированного восстановления народного хозяйства. Отсюда следует, что подвиг народа по преодолению в кратчайшие сроки послевоенной разрухи является продуктом советской пропаганды. СССР будто бы смог осуществить прорыв в экономике только за счет неорабовладельческой модели управления.
Гулаговский компонент действительно имел определенное значение в обеспечении экономического прорыва. И. В. Сталин не был первым, кто открыл возможность использования труда заключенных для решения экономических задач. Данный ресурс использовался в те годы и в странах Запада. Действительно, в СССР в послевоенный период существовали заказы министерств на дешевую лагерную силу. Заключенных бросали на наиболее тяжелые направления трудового фронта, например на урановые рудники. Разработка их была, как известно, стратегически необходима СССР для реализации атомного проекта. Однако фактор ГУЛАГа для сталинской экономики не следует преувеличивать. Доля заключенных в лагерях и колониях в 1950 г. составляла лишь 3,2 % от общей численности экономически занятого населения СССР. Понятно, что определяющего значения гулаговцы для экономики страны при данном их удельном весе оказывать не могли[216].
59. Миф о государственном национализме и антисемитизме в СССР
Идеологически советский режим в позднесталинский период трансформировался из левокоммунистического в национал-большевистский. Однако национал-большевизм и национализм (нацизм) не одно и то же. Установление знака равенства между ними является грубой исторической фальсификацией.
Пролетарский интернационализм после войны по-прежнему был в числе ключевых идеологических принципов. Действительно, в стране была развернута широкая кампания против «безродного космополитизма». Но одновременно, о чем предпочитают умалчивать, осуществлялось пропагандистское наступление против «великодержавного шовинизма». Оба уклона – космополитический и шовинистический – И. В. Сталин считал одинаково опасными. Непосредственное политическое проявление борьбы с «шовинистами» нашла в ходе «Ленинградского дела». «Ленинградцы», по-видимому, действительно были недовольны засильем инородцев, прежде всего «кавказцев», в руководстве партии. Отсюда проистекало поставленное им в вину предложение о создании автономной по отношению к ВКП(б) Российской коммунистической партии. Сама постановка вопроса о засилье инородцев была направлена персонально против И. В. Сталина. Учитывая обнаруженную «групповщину» (клановость) выходцев из Ленинграда, заговор их представлялся ему вполне реальным. Для вынесения в отношении них смертного приговора пошли даже на чрезвычайный шаг, восстановив отмененную высшую меру наказания и нарушив правовую норму о том, что закон обратной силы не имеет. Столь резкие шаги И. В. Сталин мог предпринять при наличии реальной угрозы.
Один из лидеров ленинградской группировки – глава Госплана Н. А. Вознесенский – был, по свидетельству А. И. Микояна, убежденным великорусским шовинистом. О его нетерпимом отношении к инородцам было известно и Сталину: он говорил о председателе Госплана как шовинисте «редкой степени». Для Н. А. Вознесенского, согласно сталинской оценке, «не только грузины и армяне, но даже украинцы – не люди»[217]. Связь этой оценки и репрессий по «Ленинградскому делу» представляется достаточно очевидной.
Наступление на великорусский национализм наряду с борьбой с космополитизмом осуществлялось и в сфере культуры. Так, критике за «русскую национальную ограниченность» подверглось творчество А. Т. Твардовского. В «Василии Теркине» рецензентами обнаруживалось узкое понимание национального, отсутствие признаков интернационализма, «мужицкий идиотизм». В историографии были осуждены «ревизионистские» попытки оправдания войн Екатерины II, пересмотра тезиса о Российской империи как тюрьме народов, подъема на щит в качестве героев русского народа царских генералов М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, А. А. Брусилова