— Как же? Она ж одна не добралась бы, — растерялся он.
— Так не твоя печаль, что тебе с того?
— Елисей, ты эгоист, — Ник не стал подбирать слова, он всегда привык изъясняться прямо.
— И нытик, — поддержал его Кощей.
— Чего? — тут же надулся Царевич.
— Вот, — добавил Иван, — И ведёшь себя как баба обиженная.
— Тебя вон даже девчонки бьют, — усмехнулся Ник, вспомнив Катю, вроде бы, ту, что спящая царевна.
— Так, а делать-то что? — вздохнул несчастный Елисей, — Я же царевич, привык совсем к другой жизни, вокруг всегда толпа слуг: хочешь то, хочешь это… Я по-другому не умею, — вздохнул он.
— Ничего, — панибратски хлопнул его по плечу Иван. После выпитой медовухи он осмелел и уже не опасался Царевича, воспринимая его как равного, — Мы из тебя сделаем человека, да, мужики?
Мужики согласно кивнули.
— Опа, а что у нас тут за посиделки на ночь глядя? — Катя обвела всю компанию взглядом и остановилась на Елисее, — Оооо, милый, да ты совсем хорош уже, — перевела взгляд на Алекса, и тот неожиданно для себя смутился.
— Тебя не ждали, а ты припёрлась, — еле ворочая языком, сказал Царевич.
— Так, — она одним махом подхватила со стола непочатую бутылку розового вина от Царевича, — Этот столик больше не обслуживается. Вы его до комнаты доведёте?
— Конечно, — закивал Иван.
И Катя, прихватив ещё вазочку конфет, удалилась.
— Видите, опять командует, — засопел Елисей.
— Не переживай, Елисей, завтра протрезвеешь, и мы из тебя мужика сделаем, — заверил его Иван.
— Эх, Ванька, хороший ты парень, — обнял его Царевич, — А хочешь, я тебе титул пожалую, женись на здоровье! Мне не жалко, — из разговоров по дороге Елисей знал о проблеме Ивана.
— А ты можешь? — встрепенулся тот.
Мысль о том, чтобы просто попросить ему в голову не приходила. Он привык всё зарабатывать честным трудом.
— Конечно, — важно кивнул Елисей, — Царевич я или нет? Вот мужика из меня сделаешь, и пожалую. Пошли, а? Устал я сегодня, ноги не держат, — он облокотился на Ивана.
— А может, проще подвиг? — не выдержал Ник.
— Если он из него мужика сделает, — хмыкнул Кощей, — То это и будет подвиг.
— Алекс, помнишь нас твоя мама в пятом классе с сигаретами поймала? — спросил Ник.
— Конечно, такое забудешь, — усмехнулся приятель, — Я так перенервничал, что и не курю с тех пор совсем. А ты чего вдруг вспомнил?
— А сейчас, когда Катя зашла, у тебя такой же вид был испуганный, — заржал Никита, — Так, глядишь, она тебя и пить отучит.
— Так я и не пью почти, так, — показал он пальцами, — Чуть-чуть. В хорошей компании-то?
— Да шучу я, расслабься.
Комната Маши и Вари.
Повар готовил обалденные десерты, даже несмотря на то, что самобранка баловала всем, что душа пожелает. Поэтому Кате пришлось бежать за добавкой. Неожиданным бонусом стала бутылочка розового вина.
— Ой, девки, вы бы видели, — смеялась она, — Сидят там, красавцы, мужика собрались из Елисея делать.
— Он безнадёжен, — прыснула Маша.
— Ну почему, — усмехнулась Варя, — При крепкой руке, — она потрясла кулачком, — Вполне можно попробовать.
— А Кощей там? — поинтересовалась я.
— Там твой милый, там, — Катя откупорила бутылку, — Подставляй кружки!
— И вовсе он не мой, — попыталась я сопротивляться.
— Угу, — хором отреагировали подруги.
— Себе не ври, — Варе Катя налила вина в крышку от бутылки, — Что мы, не видим что ли?
— Колись давай, чего там у вас? — Маша придвинулась ко мне ближе.
— Сложно всё, девочки. Ну да, нравится он мне, — не выдержала я, — Очень…
— Дааа, — Варя щёлкнула Кате по лбу, — Я же говорила тебе, а ты — показалось, показалось.
— Ай, — зашипела та, потирая ушибленное место, — Ладно, победила, признаю.
— Офигеть, вы там чего, ставки делали что ли? — Маша возмущённо смотрела на девчонок, — И на меня?
— Не, на тебя неинтересно, — отмахнулась Катя, — С тобой всё ясно. Это любовь! — подняла она вверх палец.
— Да ну вас, какая любовь. Девочки, вы же помните, мы договаривались — никаких мужиков в отпуске, да и вообще, — махнула рукой Русалка.
— А я, девочки, как домой вернусь, — размечталась Лягушка, — Собаку заведу. Хаски. Очень уж она на волка похожа.
— Да ладно! — хором выдали мы.
— Дааа, — Варя закрыла глаза и продолжила мечтать, — Назову его… — она задумалась, — О, Грей, например!
— Почему Грей? — уточнила я.
— Потому, что это переводится как Серый, — усмехнулась Катя, — С тобой тоже ясно всё. Ладно, девочки, наболтались, напились, пора баиньки, — она встала со своего места, отодвинула столик, за которым мы расположились, — Сейчас Ивана позову, он Маше поможет.
Уже позже, лёжа в кровати и думая о Кощее, я вдруг поняла, что девчонки правы, он нравится мне, сильно. Да чего там, влюбилась я… Жаль только, что безответно.
На завтрак была овсяная каша. Мы все сидели без особого настроения и размазывали её по тарелке. Каждый думал о чём-то своём. Иван мучительно соображал, как сделать из Елисея мужчину. Маша скучала по Владыке, после вчерашнего разговора с подругами она смогла сама себе признать, что тоскует без него, ей не хватает его тепла и внимания, его заботы и ласковых слов. Евсея каша вообще не впечатлила, сперва он просто ковырял в ней ложкой, а потом принялся строить из неё вулкан. Собрал всё в центре тарелки и сейчас сосредоточенно вычерпывал середину, делая жерло. Варя размышляла о том, что теперь делать дальше, ей видится один путь: надо искать Илая и трясти его до тех пор, пока не вернёт их домой. Кощей бросал взгляды на меня, но я упорно делала вид, что не замечаю. После вчерашнего признания я решила держаться от него подальше. Чем меньше я к нему привыкну, тем проще будет возвращаться домой. Ник нервничал перед встречей с Василисой. Он ждал её и боялся. Боялся, что Катя была неправа, и ему ничего не светит. Катя, как обычно, крепко спала, раньше обеда её и не ждали. Алекс тоже не спустился к завтраку. Ник пояснил, что если того не будить, то дрыхнуть он может до самого вечера. И лишь Елисей и Забава с аппетитом уплетали завтрак. После каши подавали сладости. Но после ночного дожора мало, что осталось. Одно пирожное сиротливо лежало на большом блюде в окружении пастилы. Служанка встала между Елисеем и Забавой.
— Пирожное, — выбрала девица и, не дожидаясь, пока ей переложат, сама схватила корзиночку со взбитыми сливками и откусила.
— Мне по статусу положено! — воскликнул Елисей.
— Положено — ешь, — заметила Забава.
— Так ведь не положено! — закричал Царевич.
— Не положено — не ешь, — фыркнула девушка, продолжая откусывать десерт.
У Елисея от такой наглости задрожали губы. Мне даже показалось, что он вот-вот заплачет. Он посмотрел на Ивана, ища поддержки.
— Мужик, — одними губами произнёс тот, сжав лежащую на столе руку в кулак.
И Елисей тут же изменился в лице, улыбнулся и произнёс:
— Приятного аппетита, Забава.
От чего у девицы, да что там, у всех нас упала челюсть на стол от удивления.
Глава 28
Пока старик спал, Мила тоже успела вздремнуть. Делать было нечего, в комнате царил полумрак из-за плотно зашторенных окон. Глаза сами собой закрылись, и Жар-птица уснула.
Проснулась, когда за окном уже опустилось солнце. Зевнув, она осмотрелась и заметила, что плед, закрывавший её от старика, лежит на полу, а сам мужчина не спит и пристально смотрит на неё.
— Доброе утро, — Мила решила быть вежливой, — Ой, вечер добрый, ну, то есть, доброй ночи же уже, да?
Старик смотрел на неё с теплотой, благодарностью и чем-то таким, от чего у девушки защемило сердце. Именно так смотрел на Милу отец, когда был жив.
— Спасибо тебе, милая, если бы не ты, я бы до вечера не дотянул. Совсем плохой был.
Мила не видела своей заслуги в этом, но спорить не решилась. Наоборот, ей очень захотелось поддержать его:
— Ну что вы, вы обязательно поправитесь, ещё на свадьбе детей погуляете, внуков понянчите.
Старик улыбнулся:
— С твоей помощью, милая, с твоей помощью.
— Меня Мила зовут, а вас?
«В конце концов, мне предстоит провести тут много времени, надо бы познакомиться», — решила девушка.
— Ботко я, милая. Надо же, милая и Мила, — старик приподнялся на кровати, рассматривая Жар-птицу, — Золотая, — любовался он её оперением, — Ярче любого огня.
Девушке было очень неловко, она смущённо опустила голову. Почему-то всегда полученные комплименты заставляли её краснеть.
— Добрыня приходил, — между тем продолжил старик, — На-ка, проголодалась поди? — он подтолкнул к ней тарелку.
Принеся еду отцу, мужчина не забыл про Жар-птицу. На этот раз вместо зерна её ожидала тарелка каши и кусок хлеба. Поужинав, она крутилась, стараясь устроится поудобнее. Клетка была настолько тесной, что голова Жар-птицы буквально упиралась в потолок, а раскрыть крылья и вовсе не было никакой возможности.
Меж тем вернулись брат с сестрой. Дарина собрала посуду и вышла, а Добрыня присел на край постели:
— Я очень рад, что тебе лучше, отец.
— Знаю, сынок, — старик взял сына за руку, — Спасибо, вы с сестрой так много делаете для меня.
— Добрыня, — Мила решилась попросить выпустить её, — Эта клетка слишком мала…
— Прости, но это всё, что я нашёл, другой у меня нет.
— Прошу, выпусти меня. Я никуда не уйду, не сбегу.
Мужчина колебался. Он видел, как Жар-птице неудобно, но можно ли ей доверять?
— Ты обещал отпустить, если я помогу, — глядя в глаза, продолжила Мила, — Я даю слово, что не буду пытаться сбежать, и сделаю всё, что в моих силах для твоего отца.
Добрыня не мог себе объяснить, почему поверил ей, он потянулся к клетке, щёлкнул замок, открывая путь на свободу.
— Спасибо, — поблагодарила его девушка.
Вернувшаяся Дарина окинула взглядом Милу, сидевшую в изголовье кровати;
— Брат? — посмотрела на Добрыню.
— Не волнуйся, я дала слово, — ответила за него Жар-птица, — Ты веришь мне?