Приводился целый ряд примеров подобных безобразий, предлагались меры для экстренного выправления дел. Но патриоты были уже не в чести. От Брежнева письмо спустилось на рассмотрение в Секретариат ЦК, где М.В. Зимянин отписал: “Изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности… означает определенную передержку по отношению к реальной картине. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-то отнюдь не позитивным влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении… это не соответствует действительности”. А “выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты” было бы “чревато” по отношению к “культуре других народов”. Постановлялось: “Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране”, и “никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу… не открывать” [135]. Как видим, у разрушительных сил уже в 1978 г. в самых верхах государства было “все схвачено”.
В 1917 г. Россию удалось опрокинуть, когда она была тяжело больна. К новому переломному моменту в своей истории она тоже подходила совершенно больной. Чтобы расшатать и ослабить прежнюю, православную империю, врагам нашей страны потребовалось больше ста лет. Моральные устои коммунизма оказались гораздо слабее. Хватило четверти века.
59. ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ — ИЛИ “ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ”?
На календарях было 21 августа 1991 г. На баррикадах вокруг Белого Дома в Москве бурное людское море ликовало и праздновало свою победу. В этом море перемешались самые разные, самые непохожие — панки и омоновцы, тусовщики и ветераны Афганистана, москвичи и приезжие, казаки и евреи. Толпы, перетекая, слушали речи нескольких митингов. Кричали, подхватывая лозунги. Обнимались. Там и тут пили, собираясь в кучки. Другие, с воспаленными от бессонной ночи глазами, устало сидели у палаток и костров. А те, кто нахлынул в последний момент, фотографировались на фоне баррикад, танков, бронетранспортеров. Всюду “триколоры” — на трибунах, танках, деревьях. Всюду руки, вскинутые рогатым жестом “V” — победа! Свобода!..
Инерция, по которой двигалось Советское государство, стала нарушаться на 9 лет раньше, в 1982 г., когда один за другим отправились в мир иной сперва “серый кардинал” Суслов, а за ним и Брежнев. На его место неожиданно для многих выдвинулся председатель КГБ Ю.В. Андропов. И взялся укреплять государство, замышлял решительные реформы. Но судить о них трудно. То, что успело проявиться, было слишком уж противоречивыми.
Был взят курс на наведение порядка во всех звеньях, в том числе и в самых “верхах”. Покатились удары по “феодальным княжествам” — стали раскручиваться “узбекское”, “сочинское”, “рыбное” и другие дела, где были замешаны весьма высокопоставленные лица советской номенклатуры. Но все эти дела для народа не афишировались, из “номенклатурной избы” сор выносить не полагалось. Но, наряду с этим, имеются сведения, что готовился и новый удар по Православной Церкви — массированный и сокрушительный…
Партия и государство нацеливались на укрепление дисциплины, но одновременно ослаблялась централизация планирования и распределения, вводились “более либеральные механизмы ценообразивания”. Проще говоря — цены скакнули вверх. А в утешение народу появилась более дешевая и отвратительная по качеству водка-“андроповка”. Андропов, вроде бы, выступал патриотом. Но при этом именно он выдвинул в руководство Горбачева…
Однако, повторюсь, судить о предполагаемых реформах очень трудно. Кто знает, как должно было быть, если этого не было? Единственное, что осуществилось широко и реально — милицейские рейды по магазинам, парикмахерским, даже баням. Чтобы ловить прогульщиков, которые в рабочее время шляются по личным делам. Да и вряд ли это придумал Андропов, все же он был умным человеком. Скорее, прихлебатели постарались. Причем подобные меры “укрепления дисциплины” никакого не напугали, ни на кого не подействовали. Только породили массу анекдотов, а люди продолжали удирать с работы, чтобы занимать очереди за продуктами, носить в починку негодные телевизоры и искать по магазинам дефицитную одежду. Так и заглохли облавы из-за полной своей неэффективности и бессмысленности. А больше ничего осуществить Андропов не успел. К власти он пришел уже тяжело больным, и в феврале 1984 г. отправился вслед за Брежневым, на кремлевское кладбище.
В кулуарной борьбе и интригах генеральным секретарем сделали К.У. Черненко, который еще при Брежневе считался его “наследником”. Но он и подавно был дряхлым и недееспособным. За него рычаги управления дергали другие, и успели, разве что, тормознуть слишком скандальные уголовные дела, начатые при Андропове. А в марте 1985 г., всего лишь после года “правления”, пришла пора и для Черненко переселяться вслед за Андроповым. И интересы закордонных “сил неведомых”, как и интересы “молодых реформаторов” в советском руководстве, совпали. К власти привели Михаила Сергеевича Горбачева.
А дельше дело было, можно даже сказать, “просто”. Надежно и сокрушительно. Когда Горбачев оказался во главе государства, воротилы “мировой закулисы” обеспечили экономическую диверсию — резко упали мировые цены на нефть. И поток “нефтедолларов”, на котором, как на игле, сидела наша страна, внезапно усох. Правда, советские финансы держались не на одном, а на “двух китах”, на экспорте энергоносителей и винной монополии. Но вторую опору успешно обрушил сам Горбачев, провозгласив антиалкогольную компанию. И все. Финансы, экономика, социальные программы покатились в катастрофу. А якобы для того, чтобы выйти из нее, началась кампания “перестройки и ускорения”.
Впрочем, об “ускорении” вскоре забылось. А “перестройка” в первую очередь почему-то сказалась вовсе не в экономике, а во внесении политического хаоса. Ну конечно же, во главу угла были выдвинуты очередные “разоблачения” Сталина. При Хрущеве это имело и важный практический смысл — объяснить “сталинизмом” все жертвы и неудачи, а тем самым приобрести новый кредит доверия в народе. При Горбачеве кампания стала самодовлеющей. И пошла гораздо глубже. В 1950-х реабилитировались только тухачевские и косиоры, истреблявшие русских людей, но никак не влиявшие на политический курс государства. Теперь отмывали и оправдывали главных “оборотней”. Делали настоящего героя из Бухарина, реабилитировали Зиновьева, Каменева и иже с ними…
Только Троцкого официально оправдывать все же воздержались. Слишком уж одиозной фигурой был. Но неофициально оправдывали, жалели как несчастного изгнанника, невинно убиенного по приказу тирана. И аргументы перенимались на вооружение чисто троцкисткие. Хотя и без ссылок на Льва Давидовича, плагиатом. Обвинения Сталина и “сталинизма” целиком брались из его книг, его статей. Зачем лишнюю работу делать и что-то придумывать, если уже придумано и скомпоновано? Благо, наследники Троцкого оказались понятливыми, исков за нарушение авторского права не предъявляли. Троцкистские модели использовались Горбачевым и для подавления своих политических противников в партийном и государственном руководстве — их крушили под лозунгом “борьбы с бюрократией”. Себя же Михаил Сергеевич, в противовес “бюрократам”, относил к “революционерам”. Даже брошюру с изложением своего курса назвал весьма красноречиво: “Октябрь и перестройка: революция продолжается. 1917–1987” [45].
Выбросились на прилавки конъюнктурные бестселлеры Рыбакова и Шатрова. А вместе с ними выплеснулся в печать и на страницы журналов еще целый пласт литературы, прежде незнакомой читателям. Той литературы, которая десятилетиями копилась в ящиках авторских и редакционных столов. Наверное, не было бы особой беды, если бы она так и сгнила в этих ящиках. Но нет, недогнила, вывернулась на головы публики, запутывая, сбивая с толку, переиначивая сложившиеся представления. А власть, клеймя Сталина ленинским “завещанием”, попутно зацепилась за это “завещание”, чтобы открыть дорогу новому варианту “нэпа”. Широко развернулась пропаганда кооперации, ее объявляли “ленинским путем”, панацеей от всех бед. И мутная мешанина кооперативов заполонила страну. Позволила легализовать теневую экономику, начала перекачивать в свои структуры товары и прибыли из государственного сектора. И через нее стало утекать в неизвестных направлениях “золото партии” — так же, как утекло в свое время золото Третьего рейха.
А развал экономики и финансов требовали зарубежной “помощи”. Но вот что любопытно — Советский Союз крайне нуждался в деньгах, однако Горбачев начал свой международный диалог с весьма своеобразной “инициативы”. Предложил, чтобы СССР и западные державы простили долги странам “третьего мира”! Причем тут же, не дожидаясь ответа США и их союзников, объявил об этом в одностороннем порядке. Нет, конечно же, Запад и не подумал подобную “инициативу” подхватывать. А наша страна одним махом отказалась от многих миллиардов долларов, которые десятилетиями вкладывались в страны Азии, Африки, Латинской Америки. Одним широким жестом генсека все было выброшено…
Ну а дальше, в обмен на займы, на поставки Михаил Сергеевич стал одну за другой сдавать позиции в мире. Или под предлогом займов и поставок. В общем — сдавать. Выводил войска из Афганистана, из стран Восточной Европы. Экстренно, поспешно, как при военной капитуляции. Бросали базы, склады имущества, жилые городки, построенные за советский счет. Да еще и соглашались платить за то, что понастроили на чужой территории. Вот тут-то выяснилось, что Хельсинкские соглашения о нерушимости границ и признании различных общественных систем вовсе не обязательны. Рушилась берлинская стена, ФРГ поглощала ГДР, в странах Восточной Европы преследовали и сажали коммунистов, “просоветские элементы”, а на вчерашних советских базах удобно размещались войска НАТО.
Зато пункты о “правах человека” оставались в полной силе. И Запад принялся играть на них по-крупному, тыча в них носом Советский Союз (и тыча, разумеется, в собственной интерпретации). А Горбачев снова шел на уступки. Распорядился отменить ст.70 уголовного кодекса (антисоветская агитация и пропаганда), в 1987 г. были освобождены все “политические”, осуж