В 1923–1924 гг последовали новые чистки в ОГПУ. Связаны они были с развернувшейся борьбой между Сталиным и Троцким. Для Иосифа Виссарионовича засилье сторонников конкурента в спецслужбах было никак не желательно, а большинство палачей эпохи “красного террора” оказалось убежденными троцкистами. Ведь именно Лев Давидович и его присные, громя Россию, дали им власть над людьми, подарили возможность убивать, унижать, грабить, удовлетворять самые дикие наклоности. Именно себя они считали подлинными “революционерами” — а “бюрократы” были только помехой, угрозой для продолжения уже привычной жизни. За троцкизм еще не снимали с должностей и не сажали. Но этого и не требовалось. По чекистским структурам покатились новые ревизии. А у швали, заполонившей эти структуры, всегда можно было найти преступления или злоупотребления.
Прошла целая серия судебных процессов над сотрудниками ОГПУ и трибуналов, кое-кого расстреляли, многих поувольняли. И, по общим впечатлениям современников, где-то с 1924.г. “традиционный” образ чекиста значительно изменился. Вместо грубых “мясников”, садистов и пьяных разухабистых убийц структуры ОГПУ стали пополнять “интеллектуалы” из недоучившихся студентов, бывших юристов, партийных чиновников, армейских комиссаров [105]. Но, тем не менее, кардинального перерождения спецслужб не произошло. Этого не смогли осуществить ни Сталин, ни Дзержинский. Генеральный секретарь ЦК, давая распоряжения о чистках, удовлетворялся достигнутыми результатами — столько-то преступников, окопавшихся в “органах” уличено, уволено, отдано под суд. Значит, должно стать получше. А Дзержинскому было просто не под силу самому все контролировать, он в дополнение к руководству ОГПУ занимал еще целый ряд должностей. В обстановке внутрипартийной борьбы Сталин делал ставку на “верных”, на кого он смог бы положиться, и в 1924 г. он протолкнул “железного Феликса” на пост председателя ВСНХ, чтобы вывести этот важный орган из под влияния Троцкого.
Ну а карательные структуры целенаправленно создавались против русского народа. И целенаправленно формировались из соответствующих кадров, они имели высоких покровителей. Поэтому за решетку или к стенке попадала только мелкая сошка, разошедшаяся совсем уж до беспредела. Выполнили свою роль, ну и шут с ними, не жалко. Более крупные фигуры, даже удаленные из “органов”, неплохо пристраивались в других местах. Допустим, ставленник Свердлова Петерс, патологический тип, одновременно сожительствовавший с 2–3 секретаршами, любивший собственноручно расстреливать людей и приохотивший к участию в казнях малолетнего сына, переместился на партийную и хозяйственныю работу. Еще один выдвиженец Якова Михайловича, Уншлихт, устраивавший зверские расправы в Вильно, а в начале 1920-х фактически руководивший репрессиями по всей стране, стал заместителем наркома по военным и морским делам, возглавил разведку. Лацис (Судрабс) был “теоретиком” террора, в свое время “исследовал” в Киеве различные виды умерщвления людей, писал “научные” работы с графиками и диаграммами количества жертв, анализируя их по полу, возрасту, классовому составу — после увольнения из “органов” он стал ректором Института народного хозяйства им. Плеханова, получил возможность реализовать свою тягу к науке.
Но и среди тех, кто проявил полную лояльность к Сталину, деятельно помогал в ревизиях и чистках троцкистов, остались руководители, мягко говоря, сомнительного свойства. При загруженности Дзержинского на партийных и хозяйственных постах фактически возглавили ОГПУ Вячеслва Менжинский и Генрих Ягода (Иегуди). Менжинский — бывший литератор, автор эротических романов и брат крупного банкира. Судя по всему, был связан с “мировой закулисой”, поскольку после Октября занял в Совнаркоме пост наркома финансов, потом был генконсулом в Берлине. А Ягода был родственником Свердлова, который и пристроил “своего человека” в коллегию ВЧК. Как раз под их руководством проводилась реорганизация.
И очень многие темные личности сохранили в ОГПУ свои позиции. Например, палачи Вуль и Фридман — “прославившиеся” в гражданскую применением страшных пыток в Московской ЧК, относительно них имелись подозрения в ритуальном характере этих пыток и убийств. Или садист Фриновский, в свое время зверствовавший на Кубани. Он арестовывал красивых молодых женщин и после изнасилований замучивал их, терзая тело щипцами, плоскогубцами, полосуя бритвой или шашкой. По подобным делам неоднократно сыпались жалобы пострадавших или их родственников, материалы о “художествах” Вуля и Фридмана попадали даже в советские газеты. Поднялся и скандал вокруг Фриновского, когда он после надругательств умертвил ни в чем не повинную учительницу Домбровскую [105]. Но эти сотрудники почему-то пользовались покровительством Менжинского, обвинения против них заминались, и они не только оставались на службе, но и получали повышения.
Продолжал служить и председатель украинского ГПУ Балицкий, известный тем, что возил дружков в тюрьмы и устраивал оргии с заключенными женщинами. Важное положение занял Нафталий Френкель, выходец из Турции, до революции — крупный лесоторговец, миллионер, в Первую мировую занимавшийся спекуляциями оружия и других товаров, уплывавших из России за рубеж. В общем, участвовал в с тех делах, которые проворачивали российские банкиры и промышленники, обеспечивая искусственные дефициты и готовя Февраль. Наверняка был связан с иностранными спецслужбами, (и, очевидно, с масонством). Переведя в 1917 г. капиталы за границу, он наживался на спекуляциях гражданской войны, а потом устроился делать “гешефт” в ГПУ, стал крупной фигурой в системе лагерей. Возглавил эту систему Мозес Берман, он, как и его помощники Яков Раппопорт, Лазарь Коган тоже отметились кровавыми делами в гражданскую. И ужасы террора не исчезли, они лишь стали осуществляться подальше от посторонних глаз.
Описание Соловков лучше всего известно из “Архипелага ГУЛАГ” Солженицына. Но Александр Исаевич допустил ряд серьезных ошибок. В его произведении Соловки — некий “фантастический мир”, в котором сосуществуют рядом и жесточайшие наказания, и почти опереточная фантасмагория — спектакли драматической труппы, изображения слона с буквой “У” на попоне, то есть У-СЛОН (управление Соловецких лагерей особого назначения), свои печатные издания, археологическая комиссия, дендрологический питомник. Заключенные не чувствуют обреченности, поскольку и сроки-то у всех короткие — 3 года, 5 лет… И Солженицын делает вывод, что система лагерей была еще “молодой”, еще не устоялась.
Это неверно. И искажение, возможно, объясняется тем, что память о Соловках передавалась через людей, сумевших там уцелеть. А уцелели, главным образом, социалисты, которые, в отличие от “контреволюционеров”, содержались в льготных условиях, пристраивались при управлении лагерей и могли себе позволить баловаться этими самыми драматическими спектаклями или археологическими экспериментами. Но если мы обратимся к воспоминаниям А.Клингера, Ю.Бессонова и др., которым чудом удалось бежать, то увидим, что основная масса заключенных содержалась без малейших послаблений, впроголодь, и сплошь погибала на общих работах. На прокладке железной дороги, лесоповале, или, что считалось еще хуже — торфоразработках. Там находили смерть почти все, и никаких иллюзий относительно своей участи у людей не было. При трехгодичных сроках заключения с первых же дней понимали, что выжить эти три года вряд ли получится. Продолжались и систематические казни, хотя в меньших масштабах, чем в Холмогорах. В 1923-25 гг. тут расстреливали в среднем около 15 человек в неделю.
Еще одна ошибка Солженицына, которую он объяснял “парадоксом времени” — что в Соловецких лагерях было всего 20–40 чекистов, а внутренняя администрация состояла, будто бы, из белогвардейцев. Но в воспоминаниях тех, кто сам сидел на Соловках, указывается совершенно другое: административная часть состояла из чекистов, осужденных за те или иные преступления. Об этом пишет тот же Клингер, коему довелось некоторое время поработать в лагерной канцелярии и ознакомиться с личными делами заключенных. Эмигрантская “Революционная Россия” в № 31 за 1923 г. тоже сообщала: “Администрация, надзор, конвойные команды состоят из чекистов, осужденных за воровство, истязания и т. д.” [105] Ну кто из читавших “Архипелаг” не вспомнит красочной фигуры ротмистра Курилко, матюгающего карантинную роту в Кеми? И Солженицын даже пробовал проследить варианты его “офицерской” родословной. Но все это оказывается чистейшей “туфтой”. Современники называют подлинное имя этого человека. Он был никаким не ротмистром, а драгунским унтер-офицером Кириловским, питерским чекистом [75].
В общем как раз на Соловки схлынуло поколение садистов и убийц, сформировавшееся в период “красного террора” и разгромленное ревизиями 1923-24 гг. Они здесь становились верными псами руководства. И в полную меру могли давать волю своим патологическим инстинктам, зверствуя, как и прежде. И расстреливали, и насмерть забивали, и штрафников в “голодный карцер” запирали, доводя их до людоедства, и замораживали заживо, и по пенькам за скачущей лошадью таскали, и, привязав человека к бревну, скатывали по ступенькам с горы… Нередко в литературе указывается на “совпадения”. На то, что для подобных кошмаров были выбраны Соловецкие острова — место, прежде считавшееся одним из самых священных и чистых на Руси. На то, что самые страшные расправы творились в местах, имевших характерные названия — Секирная гора с храмом Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, Голгофско-Распятский скит. Особенно много здесь было истреблено священнослужителей и монахов… А ведь эти названия давались за века до основания лагерей. И еще в 1718 г. иеромонаху Иову явилась Божья Матерь, сказав: “Сия гора отныне будет называться Голгофою, и на ней устроится церковь и Распятский скит, и убедится она страданиями неисчислимыми…” [140]
Но есть все основания полагать, что “совпадения” были совсем не случайными. И те, кто обеспечил их, меньше всего думал об исполнении слов Божьей Матери. Как ранее отмечалось, в советском руководстве хватало последователей черных оккультных учений. Достаточно вспомнить, что после смерти Ленина был осуществлен типичный обряд некромантии с мумифицированием и сохранением трупа. По магическим представлениям, это “привязывает” к земному миру дух покойного и позволяет использовать его в неких целях. Даже гробница-мавзолей была выстроена по подобию древних языческих пирамид. Ну а главным организатором и шефом Соловков стал уже упоминавшийся Глеб Бокий. Один из любимцев оккультиста Свердлова и ревностный сторонник тех же учений, тот самый Бркий, который в гражданскую войну внедрял среди палачей традицию пить человеческую кровь.