Антисоветчина, или Оборотни в Кремле — страница 41 из 117

А на роль “вождя номер два”, второго по рангу советского деятеля, в ходе борьбы с “левыми” выдвинулся Николай Иванович Бухарин. Член “Политбюро”, главный идеолог и редактор “Правды”. После поражения зиновьевцев и троцкистов он дополнительно усилился, в его ведение перешел Коминтерн, он через “своих” людей контролировал ВСНХ, Госплан, Московскую парторганизацию. В демократической литературе Бухарин превознесен до небес. Из него сделали грамотнейшего теоретика, защитника интересов русского крестьянства, поборника нэпа, идеалиста, желавшего строить “цивилизованный” социализм без жертв и катастроф.

Вот таким Бухарин не был никогда. Между прочим, не был он и “любимцем партии”. Исследователи ленинизма до сих пор гадают, откуда же такая характеристика попала в “политическое завещание”: то ли она является плодом болезни Ленина, то ли влияния Крупской, то ли подразумевалась ирония, но при диктовке забыли поставить кавычки [157]. Бухарин и впрямь отличался от Троцкого более демократичными манерами, но все равно оставался человеком “элиты”. Он был одним из тех большевиков, чья принадлежность к масонству однозначно доказана. И, чисто русский по крови, проявил себя ярым русофобом. Порой даже как бы стеснялся происхождения и в эмиграции подписывал статьи еврейскими псевдонимами. В Нью-Йорке работал в редакции газеты “Новый мир”, владелец которой Григорий Вайнштейн был связан с британской разведкой. А в России Бухарин стал одним из главных погромщиков Православия, русской истории и культуры. Был также одним из главных идеологов и пропагандистов “красного террора”. Например, поучал: “В революции побеждает тот, кто другому череп проломит”. А потом стал одним из главных проводников проекта “Хазарии”.

Что касается его “цивилизованных” экономических взглядов, то Бухарин менял свои мнения, как перчатки. В 1918-19 гг возглавил группировку “левых коммунистов”, требующую изгнать с предприятий инженеров, мастеров, чтобы руководили сами рабочие (и подобная практика немало способствовала развалу российской промышленности). Потом Николай Иванович поддерживал систему “военного коммунизма”. Заявлял: “Принуждение во всех формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи”. Потом обратил взгляды к нэпу, ратовал за его углубление, Сталину даже пришлось его осаживать, когда Бухарин выдвинул лозунг: “Обогащайтесь!”

Жаркие экономические споры между Троцким, Бухариным и их сторонниками действительно имели место. Но что было их истинной подоплекой, нам остается только догадываться. Индустриализация в начале 1920-х по планам Льва Давидовича (и под его руководством) вела к доламыванию России — а при этом страна раздавалась иностранным концессионерам. Углубление нэпа по планам Николая Ивановича вело к отставанию от Запада, постепенному перерождению государства в буржуазное. Но в него, опять же, внедрялись концессионеры, и страна превращалась в типичную “банановую республику”. Возможно, каждый из лидеров предпочитал одну из этих моделей. Или, может быть, поединок был разыгран стоящими за ними силами “закулисы”. Или просто имело место персональное соперничество — кому “рулить” государством, кому пожинать плоды. Но говорить о “вражде”, об идейном противостоянии Троцкого и Бухарина абсолютно не приходится. О том, насколько были связаны между собой “оборотни”, насколько согласованно они действовали, весьма наглядно свидетельствует история с высылкой Троцкого за границу.

В Алма-Ате он жил в общем-то неплохо. Даже куда лучше, чем жили революционеры в мягких условиях царских ссылок. Поселился с семьей в лучшей городской гостинице, еду ему доставляли из ресторана, хотя Лев Давидович постоянно жаловался на бытовые условия и качество кухни. Ну да понятно, теперь при нем не было штата личных поваров, прислуги. Опальный вождь свободно вел переписку, в том числе с заграничными корреспондентами. Ему по заказам присылали книги, статьи и журналы, нужные для работы. Основным минусом в положении Троцкого стало лишение возможности вести активную политическую деятельность. Да и бежать из советской ссылки было потруднее, чем из царской. Впрочем, не так уж трудно. В Алма-Ате вполне можно было разыскать и подкупить проводника, чтобы махануть в Китай. Разве сам Троцкий не описывал, как в 1907 г. удирал из ссылки по тундре на оленях? Но теперь рисковать собой ему явно не хотелось.

И подручные Троцкого развернули кампанию за его вызволение. Распространяли слухи о его страданиях, писали, что он поставлен “в заведомо тяжелые, непереносимые условия”. Была придумана версия, будто он заболел малярией (чего в помине не было), требовали перевести его в места “с более здоровым климатом” (т. е. поближе к центру государства). Троцкист Л.Сосновский пугал: “Всякая оттяжка перевода будет означать, что люди сознательно идут на создание нового дела “Сакко и Ванцетти” (американские анархисты, казненные на электрическом стуле). Только уже на советской земле”. Однако сам Лев Давидович уже понял, что развернуться в СССР ему больше не позволят. А каяться и получить второсортную должность, как Каменев и Зиновьев, его не устраивало. Поэтому он стал подумывать о других местах с “более здоровым климатом”.

В 1928 г. ему пришло письмо из Нью-Йорка, подписанное “Абрам”. Оно было перлюстрировано ОГПУ, фотокопия письма сохранилась в архивах ФСБ и была продемонстрирована в 2007 г. по телевидению в фильме Е.Н. Чавчавадзе и Г.А. Огурной “Лев Троцкий. Тайны мировой революции”. Рассказывалось о безобидных бытовых деталях и сообщалось, что материалы, заказанные Троцким из Нью-Йоркской библиотеки, будут ему высланы, не найдены только номера из списка — и следовал длинный перечень цифр. ОГПУ смогло расшифровать эту тайнопись. И в ней речь шла уже не о бытовых вещах.

Сообщалось: “Правительство названной вами страны гарантирует вам визу и неприкосновенность лишь в случае добровольной передачи захваченной вами власти в известные вам руки. Материальная сторона проекта обеспечена. Переписка признана недопустимой. Указанный вами проект вашего возглавления активной борьбы с Кинто будет, конечно, принят, хотя пока встречает сомнения, не переоцениваете ли вы своей популярности и его бездарности”. Кинто — разносчик на тифлисском рынке, Троцкий этой кличкой презрительно именовал Сталина.

Уже одно это письмо вызывает целый ряд вопросов — и оно же приводит к очень важным выводам. Во-первых, оно свидетельствует, что Троцкий поддерживал с Америкой не только личные связи. Во-вторых, желание вырваться из СССР было именно его, а не навязано ему властями. В-третьих, удалось установить, кто скрывался под подписью “Абрам” — член коммунистической лиги Америки Мартин Аберн (Марк Абрамович). Из текста видно, что он явно связан с некими очень могущественными силами, которые вправе выдвигать требования Троцкому, давать ему указания — и способны устроить его дела в советском руководстве, в правительствах других государств. В-четвертых, уж такое письмо ОГПУ, разумеется, обязано было доложить Сталину. Но ведь не доложило! Иначе разве состоялась бы заказанная Троцким высылка? Да и вообще зарубежный корреспондент Льва Давидовича наверняка знал, что его почта просматривается. Но недопустимой признали лишь дальнейшую переписку. А эту шифровку все же отправили — то есть, были уверены, кто-то прикроет.

Наконец — о каком же посте, захваченном Троцким, шла речь? Он уже не занимал в Советском Союзе никаких постов, был исключен из партии! Ответ на этот вопрос автору довелось услышать только от неофициального, хотя и весьма компетентного источника. Последним постом, который сохранил за собой Лев Давидович, был “председатель Хазарской республики”! Пост негласный, но, судя по письму, очень важный, раз ему придавалось такое значение. Кому уступил его Троцкий? Это осталось тайной. Но ведь кому-то уступил. И тут же сработали “пружинки”, тут же все разыгралось именно таким образом, как пообещал “Абрам”.

Кто-то провел тонкую игру, кто-то в нужном свете доложил Сталину, посоветовал. И последовало решение — выслать за пределы страны. Решение уникальное. Ни до, ни после оно не применялось ни к одному видному коммунистическому оппозиционеру. Только к Троцкому, что преподносилось как особый позор. А он подыгрывал: сопротивлялся, протестовал. Требовал, что если уж высылают, то пусть отправят в Германию. Но “пружинки” действовали и на международном уровне. Германия его принять отказалась, согласилась только Турция. А в итоге оказалось, что как раз туда Льву Давидовичу требовалось попасть, там его ждали.

Его не просто изгнали, доставив в порт под конвоем и силком посадив на пароход. Ему обеспечили выезд со всеми удобствами. Мало того, ему удалось вывезти с собой значительные ценности и огромнейший архив. Не отдельные дневники и письма, а пару вагонов, сотни тысяч единиц хранения, среди которых были письма Ленина и других советских и зарубежных деятелей, государственные, партийные, международные документы! И сразу новые вопросы… В январе 1928 г. Троцкого отправляло в Алма-Ату ОГПУ. С применением силы, он отказывался, в машину его тащили на руках. Но почему же за год никто не поинтересовался его архивом? Не перелопатил, не поискал в бумагах улик, что при арестах делается в первую очередь.

А деятель, обеспечивший вывоз архива за границу, известен. Николай Иванович Бухарин. Но были и другие. Таможенники и пограничники почему-то закрыли глаза на тюки вывозимых документов. Значит, последовали могущественные указания руководства ОГПУ… Что же касается Троцкого, то в Турции ему была предоставлена вилла на Принцевых островах. Он не нуждался в деньгах, завел штат прислуги, сильную охрану. И занялся новым делом, начал организовывать антисталинское “сопротивление” в эмиграции. Точно так же, как было до 1917 г.: центр революционеров за рубежом, а через него осуществляется руководство подрывными структурами внутри России.


24. ПОСЛЕ “ЛЕВЫХ” — “ПРАВЫЕ”.

Партийные съезды и конференции занимались не только разборками с оппозицией. В СССР они традиционно принимали стратегические решения по экономическим, политическим вопросам. И в 1927 г. XV съезд, добивший “левых”, постановил ускорить темпы индустриализации, перенести центр тяжести с легкой промышленности на тяжелую, на производство средств производства, чтобы обеспечить эту самую индустриализацию не покупным, а отечественным оборудованием. Брался курс и на коллективизацию в деревне…