XVII съезд партии в январе-феврале 1934 г. назвали “съездом победителей”. Объявлялось, что материально-техническая база социализма построена, уклонов и оппозиций больше нет, восторжествовала единая линия. Да и жизнь в стране стала ощутимо улучшаться. Вступали в строй новые предприятия. На прилавках появлялись прежде дефицитные промтовары. О роскоши никакой речи не было и быть не могло, но после нищеты 20-х люди хотя бы смогли одеться и обуться (впрочем, зависимость от иностранцев еще сохранялась, от нее СССР смог избавиться лишь к 1937 г). Заработали механизмы колхозов, в сельское хозяйство поступали трактора и другая техника. И это тоже каждый почувствовал на себе: были отменены продуктовые карточки, уходили в прошлое хвосты за хлебом и угроза голода.
Однако обозначилось и явление другого рода — культ личности Сталина. Внедряться он начал с 1929 г., с празднования его пятидесятилетия, а в 1930-х вылился в потоки славословий, плакатов, портретов. И, наверное, стоит отметить, что главный вклад в раздувание культа вносили… те же оппозиционеры! Так, на XVII съезде не кто иной как Бухарин величал Сталина “фельдмаршалом войск пролетариата”, а Каменев заявлял: “Эра, в которой мы живем, войдет в историю как эра Сталина”.
И вряд ли причина была только в желании подольститься. Насаждение культа личности позволяло связать персонально с фигурой Сталина все беды, жертвы, потрясения. Закулисные силы и их “оборотни”, нанося удары по России, создавали еще одну “версию прикрытия”! Ведь наверное, не случайно, внедрение культа началось именно в 1929 г. — это год не только пятидесятилетия, но и год “великого перелома”, когда надвигалась полоса катастроф.
Сам Сталин к такому “обожествлению” относился критически. В беседе с австрийским писателем Л.Фейхтвангером говорил: “Подхалимствующий дурак приносит больше вреда, чем сотни врагов”. Даже допускал, “что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его”. Однако Сталин и не пресекал явлений культа. Вероятно, втайне считал их полезными. Они, вроде бы, повышали его авторитет, помогали проводить его политику. И в правительстве рос его персональный “вес”.
И все же, несмотря ни на какое “обожествление”, Сталин даже и в начале 1930-х оставался далеко не единовластным и не свободным в принятии решений. Наглядным примером служит история с РАППом, где распоясавшиеся Леопольд Авербах и жена Ягоды Ида Авербах насаждали русофобию, уродовали отечественную литературу, отправляли “на свалку” российских классиков. За эту шарашку Сталин решил взяться в 1930 г. “Правда” начала атаки на РАПП. Подобная критика со стороны партийного официоза в любом случае означала строгий приказ! Но Леопольд Авербах нагло поставил вопрос “ребром”: “Или уймите “Правду” и дайте нам работать, или меняйте руководство РАППА”. И… не сменили, терпели еще два года.
Только в 1932 г. постановлением ЦК от 29 апреля “О перестройке литературно-художественных организаций” РАПП был распущен. Как сказал Сталин одному из руководителей этой организации, Александру Фадееву, “вы просто еще маленькие люди, совсем небольшие люди, куда вам браться за руководство целой литературой” [62]. Но РАППовцы даже постановление ЦК проигнорировали, не опубликовали в своих изданиях! Пытались опротестовать его, стали подавать заявления в Политбюро, устраивать дискуссии. Самому Сталину приходилось участвовать в них, спорить с активистами “пролеткульта” [161]. При этом Авербахи и их присные добивались простой смены вывесок, чтобы создаваемый Союз писателей возглавили они же, проводя прежнюю политику. И сопротивлялись столь упорно, что формирование новых писательских органов затянулось аж до 1934 г.
Уж наверное, не Сталин инициировал военные парады в честь супруги Отто Кана. Вероятно, его убедили, что от этого зависит финансирование планов индустриализации, что это имеет важное значение для торговых и дипломатических отношений с США.
Можно привести еще один красноречивый пример. В 1934 г. умер Менжинский, и было решено реорганизовать советские спецслужбы. ОГПУ упразднялось и вливалось в состав Наркомата внутренних дел (НКВД). Как уже отмечалось, Ягоду Сталин не любил и не доверял ему. Однако возглавил НКВД все равно он, Енох Гершенович Ягода. Значит, кто-то переубедил генерального секретаря, кто-то внушил, что на этот пост лучшей кандидатуры не найти. Кто? Конечно, не опальные Бухарин или Зиновьев. Но рядом со Сталиным были и другие.
30. КАК ГОТОВИЛИ ВТОРУЮ МИРОВУЮ.
В сентябре 1931 г. японские войска начали вторжение в Маньчжурию. Правительство Чжан Сюэляна свергли, провозгласив марионеточную империю Маньчжоу-го. Комиссия Лиги Наций под председательством лорда Литтона, произведя расследование, пришла к выводу, что акция являлась ничем не спровоцированной агрессией [166]. Тем не менее реакция мирового сообщества была нулевой. Никто не разорвал с Японией дипломатических и деловых отношений. Западные державы ничтоже сумняшеся признавали новое северокитайское “государство”. И если в начале 1920-х США сделали все, чтобы вытурить японцев из той же Маньчжурии и с советского Дальнего Востока — потому что они были конкурентами, закупоривали дорогу к российским концесиям, то в 1930-х ни о каком нажиме на Токио даже речи не было. Мало того, Америка поставляла Японии военные товары, стратегическое сырье, главное — нефть, без которой остановились бы японские корабли, военные автомобили, танки, самолеты… Ситуация стала другой, Советский Союз стал другим. У китайцев в 1929 г. не получилось, так, глядишь, японцы с русскими сцепятся, как в 1904 г.
Впоследствии это назовут “политикой дальневосточного Мюнхена”, но она началась гораздо раньше Мюнхена. А пока в Западной Европе разыгрывались еще другие игры. Она стала первым полигоном для внедрения теорий “пацифизма”. Либеральная пропаганда вспоминала об огромных жертвах и затратах Первой мировой, о высшей ценности человеческой жизни, откуда следовало, что никакие цели не оправдывают морей пролитой крови, никакие репарации и территориальные приращения не окупают издержек. Значит, войн не должно быть вообще, конфликты надо решать только мирным путем. Что угодно, только не война. И пацифизм менял психологию людей. Падал престиж армии. Военная служба начинала восприниматься, как нечто постыдное, лишнее, отрывающее от более важных занятий. Зачем она, если надо обходиться без войн любой ценой? Любой. Пацифизм очень хорошо согласовывался с идеями эгоизма и гедонизма. Главное — самому жить и наслаждаться жизнью. А честь, национальные интересы, отечество, получались, может быть, и нужными, но “абстрактными” понятиями…
Ну а Гитлер в это же время задумывал фактически повторение старого плана Шлиффена — сперва сокрушить Запад, а потом ударить на Восток. Только, в отличие от Шлиффена, его план основывался не на сомнительных расчетах о сроках мобилизации и пропускной способности железных дорог, а на более надежных средствах, дипломатических. Этот сценарий предусматривался с самого начала, еще до прихода к власти. В беседах с Раушнингом Гитлер признавался: “Что до меня, то я, очевидно, не стану уклоняться от союза с Россией. Этот союз — главный козырь, который я приберегу до конца игры. Возможно, это будет самая решающая игра в моей жизни. Но нельзя начинать ее преждевременно, и ни в коем случае нельзя позволять всяким писакам болтать на эту тему. Однако если я достигну своих целей на Западе — я круто изменю свой курс и нападу на Россию. Никто не сможет удержать меня от этого. Что за святая простота — полагать, что мы будем двигаться все прямо и прямо, никуда не сворачивая!” [146]
Конечно, Гитлер не знал, какая роль отводилась ему в планах заокеанских теневых сил. Он действовал по своим замыслам. Но с планами американское “закулисы” эти замыслы очень хорошо совпадали. Сперва нацелить немцев на Запад, потом на Восток…
Однако для фюрера начинать подготовку к войне против западных держав было и впрямь преждевременно. Сперва Германии требовалось добиться отмены ограничений Версаля, создать и вооружить большую армию. Сделать это можно было только при попустительстве Запада — следовательно, требовалось налаживать “дружбу” с ним и демонстрировать вражду к СССР. Уже 2 марта 1933 г. фюрер открыто заявил: “Я ставлю себе срок в шесть-восемь лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику, и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток”.
Геринг, Розенберг, Гугенберг, Шахт завели в Англии секретные переговоры о том, что из-за голода в СССР начнутся восстания, междоусобицы, и надо быть готовыми воспользоваться моментом. Об этих переговорах 4 июля 1933 г. советская военная разведка доложила Ворошилову: “Особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и, соответственно этому, желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта”. Развернулась антисоветская истерия в германской прессе. Подогрел ее Лейпцигский процесс над “поджигателями рейхстага”. Нет, он требовался нацистам вовсе не для того, чтобы опорочить и добить германскую компартию — ее уже добили. Просто перед лицом Запада лишний раз демонстрировали свое отношение к “руке Коминтерна” и “русской угрозе”.
И прежнее партнерство СССР и Германии оборвалось. Военно-техническое сотрудничество сворачивалось, совместные учебные и испытательные базы были ликвидированы. Впрочем, торговля продолжалась. По прежним контрактам Крупп и прочие германские промышленники поставляли России необходимые ей технологии, оборудование, товары, в том числе и военные. Да и как было не поставлять, если Москва платила валютой и золотом, которые требовались для вооружения Третьего рейха? В Германию шла и львиная доля советского экспорта зерна, без чего немцам, едва начавшим выползать из кризиса, обойтись было бы трудно.
Но внешнеполитические ориентиры СССР изменились. Наркому иностранных дел Литвинову была открыта “зеленая улица” на наведение мостов с англичанами и французами, и он рьяно взялся за дело. Уже с осени 1933 г. в Москве стали появляться французские делегации. В 1934 г. Советский Союз вступил в Лигу Наций. С французами начались переговоры о создании системы коллективной безопасности в Европе. Хотя при подобной политике по сути получалось, что Россию втягивают в назревающую войну так же, как втянули в прошлую.