Мало того, перед Первой мировой ее вовлекали в “солидный” союз с великими державами. А теперь французы обсуждали с Литвиновым проект “Восточного пакта” СССР с Польшей, Эстонией, Латвией, Финляндией, при содействии Парижа были заключены пакты о ненападении с Польшей и Румынией [115]. Нетрудно понять, что такой пакт мог стать лишь “красной тряпкой” для немцев, не давая Москве никакого реального выигрыша. Сами же западные державы от участия в коллективной безопасности уклонялись. И явно двурушничали, поощряя политику Гитлера.
В 1933 г. Германия демонстративно вышла из Лиги Наций, создала министерство авиации — пока еще гражданской, но уже можно было начать разработки для воссоздания военной. В 1934 г. при поддержке тех же англичан и французов, не только СССР, но и Гитлер заключил пакт о ненападении с Польшей. Таким образом немцев подталкивали к альянсу с поляками, и ясное дело, против кого. А идея даже и рыхлого “Восточного пакта” повисала в воздухе.
В июне 1934 г. Гитлер упрочил свою власть, в “ночь длинных ножей” уничтожил руководство штурмовиков, которые стали играть в партии роль оппозиции, требовали углубления “национальной революции”. Да и вообще вносили “революционный” разброд, лихорадили страну погромами, манифестациями, пьяными бесчинствами. На призывы угомониться и указания фюрера, что “революция” завершена, оппозиция не реагировала. Что ж, тогда командиров штурмовиков, более тысячи человек, попросту перебили. А заодно, до кучи, истребили и прочих неугодных политических деятелей.
Никого на Западе это не шокировало, не возмутило. Напротив, фюрера расхваливали. Британская газета “Дейли Мейл” в 1934 г. писала: “Выдающаяся личность нашего времени — Адольф Гитлер… стоит в ряду тех великих вождей человечества, которые редко появляются в истории”. Видный американский политик С.Уоллес в книге “Время для решения” провозглашал: “Экономические круги в каждой отдельной западноевропейской стране и Новом свете приветствуют гитлеризм” [139]. Нацистам прощалось все! Гестапо, казни, пытки, концлагеря. В Берлине было аккредитовано множество иностранных журналистов, но информация об этих преступлениях в мировую прессу почти не попадала. Западные политики без колебаний и брезгливости пожимали руки представителям гитлеровского режима, приглашали на международные встречи, заключали соглашения.
По условиям Версаля Саарская область Германии с угольными копями на 15 лет была передана под управление Лиги Наций. Но срок международного контроля истек, нацисты провели плебисцит, и 1 марта 1935 г. Саар — “залог”, удерживаемый победителями, воссоединился с Германией. И тут же Гитлер отбросил прочие версальские условия. 10 марта в Германии было провозглашено создание военно-воздушного флота, 16 марта подписан закон о всеобщей воинской обязанности — вместо 100-тысячного профессионального рейхсвера вводился обязательный призыв в армию. Пока это была лишь серия “пробных шаров”, при энергичном противодействии Запада не поздно было пойти на попятную. Однако ни малейшего противодействия они не вызывали.
Кроме того, у германо-французских границ предусматривалось сохранение демилитаризованной Рейнской зоны. 7 марта 1936 г. Гитлер ввел в нее войска. Это также было “пробным шаром”. Силенок у Германии было еще очень мало, в операции она смогла выставить всего 30–35 тыс. солдат без танков, без самолетов. Поэтому командирам частей строго-настрого указывалось: если французы двинут на них хоть одну роту, боя ни в коем случае не предпринимать и отходить обратно на исходные рубежи [203]. Но французы и англичане пальцем о палец не ударили. А Лига Наций лишь спустя 13 дней после ввода войск приступила к голосованию — нарушила ли Германия границы Рейнской зоны? После долгих дебатов все же приняла резолюцию о нарушении статьи 34 Версальского договора и Локарнского соглашения. Но резолюцию, только констатирующую факт, даже без формального осуждения…
Уже функционировали Бухенвальд и Равенсбрюк, но и это никого не отталкивало. В 1936 г. в Германии прошли Олимпийские игры — и ни одна страна не отказалась в них участвовать (в отличие, скажем, от игр 1980 г. в Москве). А французская делегация, выйдя на арену стадиона, изобразила перед трибунами “немецкое”, т. е. нацистское приветствие. Публика ответила ревом восторга. А в 1937 г. Франция пригласила Германию принять участие во Всемирной выставке. Нацистское руководство приняли в Париже весьма радушно, никто не устраивал ему обструкций, не выражал отвращения.
Уж казалось бы, сколько грязи вылили иностранцы на Николая II и Россию по обвинениям в “антисемитизме”. Но нацистам и антисемитизм в вину не ставился! В 1935 г. были приняты расовые Нюрнбергские законы, ограничившие для евреев право поступления на государственную службу, право на ряд профессий, на занятия той или иной деятельностью. Кое-кого из евреев стали арестовывать, и они, в первую очередь интеллигенция, начали уезжать из Германии. Но когда истории о преследованиях евреев появились было в печати, берлинские банкиры Оскар Вассерман и Ганс Привин телеграфировали на нью-йоркскую биржу, умоляя коллег сделать все возможное, чтобы “прекратить распространение вредных и абсолютно безосновательных слухов” — об этом сообщает американский историк О.Блэк в своем исследовании “Передаточное соглашение”, вышедшем в Нью-Йорке в 1984 г.
И распространение “безосновательных солухов” очень даже эффективно пресекли. Сотрудничества ничто не омрачило. Британские и американские банкиры по-прежнему не отказывали Германии в кредитах. Компания “Стандарт ойл” начала строить в Гамбурге нефтеперегонный завод, позволяющий производить в год 15 тыс. тонн авиационного бензина, передала для “ИГ Фарбениндустри” особые свинцовые присадки, необходимые для производства авиатоплива. Концерн “Дженерал Моторс” входил в единый картельный организм с фирмой “Оппель”, вложил 30 млн долл в предприятия “ИГ Фарбениндустри”. Морган финансировал строительство и расширение авиационных заводов. При этом все германские филиалы американских фирм исправно отчисляли положенную часть прибыли в “Фонд немецкой экономики имени Адольфа Гитлера” — средства из которого шли на вооружение [10]. И значительно позже, во время Нюрнбергского процесса, в разговоре с тюремным психиатром Джильбертом Ялмар Шахт будет смеяться: “Если вы, американцы, хотите предъявить обвинение промышленникам, которые помогали вооружить Германию, то вы должны предъявить обвинение самим себе” [139].
Развивать гитлеровскую индустрию помогали и англичане. Причем бизнесмены США проворачивали свои дела, не привлекая особого внимания, а английская дипломатия открыто поддерживала Гитлера на международной арене — как противовес “коммунистической опасности”. Ну а Франция в своей политике совершенно запуталась. С одной стороны, вооружение Германии было для нее прямой угрозой. Но, с другой, французов пугали полным “кошмаром”: а что если Германия станет коммунистической и вступит с союз с коммунистической Россией? А Гитлер от этого кошмара, вроде бы, избавил. Наконец, Франция цеплялась за стратегический союз с Англией, а Лондон навязывал ей свои решения.
Более чем “странную” политику Запада не могли не оценить в Москве. Лишний раз это показал визит в Москву британского лорда-хранителя печати Идена в 1935 г… При встрече в Кремле Сталин поставил вопрос прямо, как он оценивает международное положение, “если сравнить с 1913 г. — как оно сейчас, лучше или хуже?” Иден заявил, что лучше — дескать, он возлагает надежды на Лигу Наций, на пацифистское движение. Сталин отрезал: “Я думаю, что положение сейчас хуже, чем в 1913 г…” Потому что тогда был один очаг военной опасности — Германия, а сейчас два — Германия и Япония.
Иден повторил обычное на Западе объяснение: “Гитлер заявлял, что он очень озабочен могуществом вашей Красной Армии и угрозой нападения на него с востока”. Но генеральный секретарь парировал — а знает ли Иден, что германское правительство “согласилось поставлять нам такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить — вооружение, химию и т. д.” Англичанин предпочел сделать вид, что не знает: “Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует об искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР”. Дальше гость попытался перевести разговор на отвлеченные темы — стал восхищаться русскими просторами, по сравнению с которыми Англия — “совсем маленький остров”. Но советский лидер ткнул Идена носом в хорошо известные ему факты: “Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла — мир в Европе был бы обеспечен”. Иден счел за лучшее промолчать [161]…
А 2 мая 1935 г. был заключен советско-французский договор о взаимопомощи в случае агрессии в Европе. Но составлен он был лишь в общих фразах, чисто декларативно и никакими военными обязательствами не подкреплялся. 13 — 15 мая Россию посетил министр иностранных дел Франции Лаваль. Но и он уклонился от ответа, когда Сталин заговорил о военном соглашении. А сам договор был ратифицирован Францией лишь 28 февраля 1936 г. Такая медлительность никак не свидетельствовала о желании эффективного сотрудничества. Причем французские политики этого и не скрывали, они даже после ратификации выражали сомнения в целесообразности договора [27].
Советское правительство не без оснований стало подозревать, что Россию просто- напросто подставляют. И начало предпринимать ответные меры — зондировать почву о возможности договориться с немцами. Контакты осуществлялись через полпреда СССР в Германии К.К. Юренева, через торгпреда в Германии и Швеции Д.В. Канделаки [13]. Но для Гитлера улучшение отношений с Москвой пока было “противопоказано”. Ему все еще требовалось выпячивать и подчеркивать сугубо антисоветскую направленность.
По-своему готовились к грядущим событиям банкиры “финансового интернационала”. Например, американский магнат Феликс Варбург, не прерывая своей помощи по организации еврейских поселений в Палестине и в Крыму, стал проявлять интерес к Германии. Выдвинул проект создать там синдикат американских банков — объединив их с компаниями Макса Варурга и “Хандельсгезельшафт”. Феликс Варбург полагал, что “американское лицо” учреждения защитит его “от нападок и травли со стороны правительства Гитлера”, привлечет многих еврейских и немецких клиентов. Словом, виделась такая же выгода, как от деятельности филиалов американского “Нэшнл сити банка” в России в 1917 г., когда состоятельные люди несли в ин