И действительно, судьба двух обращений оказалось различной. Англичане и французы на советские предложения не ответили. А поляки и прибалты заявляли, что никакой помощи Москвы не примут и советские войска на свою территорию ни в какой ситуации не допустят. В Варшаве даже кричали, что для них лучше уж немцы, чем русские. Финляндия с Эстонией предупреждали Лигу Наций, что расценят советские гарантии как акт агрессии. А Гитлер расторг германо-польский пакт о ненападении, морское соглашение в Англией. Нацистская пресса мгновенно сменила тон, прекратив нападки на “большевизм” и обрушившись на “плутодемократию”. А в партийных изданиях начали разъяснять, что геополитические установки фюрера иногда понимаются неправильно: мол, “лебенсраум” (жизненное пространство) на Востоке, о котором он говорил, на самом деле заканчивается на советских границах. И причин для конфликта с СССР у Германии совершенно нет.
Что ж, следующим шагом Сталина стала отставка Литвинова. И советские дипломаты в Берлине поясняли, что эта отставка, “вызванная его политикой альянса с Францией и Англией”, может привести к “новой ситуации” в отношениях между СССР и Германией. Наркомом иностранных дел был назначен Молотов. Гитлер немедленно отреагировал. СССР получил предложения о выгодных товарных кредитах, а 30 мая послу в Москве была направлена инструкция: “В противоположность ранее намеченной политике мы теперь решили вступить в конкретные переговоры с Советским Союзом”.
Падение Литвинова подтолкнуло к действиям и англичан, но вылилось это только в бестолковую говорильню. Британское правительство всего лишь “приветствовало инициативу” создания единого фронта. Вопрос о советских гарантиях странам Восточной Европы тем более обходился молчанием. Сами же эти страны в ответ на предложения нашей военной помощи раздували антисоветскую истерию, а Латвия с Эстония вместо переговоров с Москвой 31 мая предпочли подписать пакты о ненападении с Германией (вот наивные-то!)
Несмотря на такое отношение, Сталин до поры до времени не прерывал контактов с державами Запада. Это позволяло сохранять свободу выбора, добиться для СССР более вигрышных условияй. И англичане, вроде бы, согласились на переговоры, 12 июня прислали в Москву специального представителя Стрэнга. Но он был второстепенным чиновником, не имел никаких полномочий, норовя лишь “консультироваться”. 15 июня советская сторона прервала бесцельное переливание из пустого в порожнее, предложив перевести переговоры на уровень военного командования. И опять Запад тянул резину… Прошел июнь, июль. Нет, это был не Мюнхен, когда к Гитлеру примчался на самолете Чемберлен, и вмиг все решилось. Эффективных военных соглашений с Москвой Лондон и Париж заключать и впрямь не желали, а делегатов слали только для того, чтобы успокоить собственную общественность.
Причем не только Советский Союз действовал на “на две стороны”. В это же самое время и в Лондоне шли переговоры… с нацистами. И что самое интересное, шли они по инициативе не Германии, а Англии! В Лондон приехал полномочный представитель Геринга тайный советник Вольтат. Официально — для участия в международной конференции по китобойному промыслу. А на самом деле — встречался и общался с Горацио Вильсоном, ближайшим советником и “серым кардиналом” Чемберлена. И Вильсон представил Вольтату план передела мира, согласно коему немцам предлагалась Восточная и Юго-Восточная Европа [10]. Тут уж не Мюнхеном, а “супермюнхеном” дело пахло — берите и владейте. И воюйте с русскими, а мы поможем. Активным сторонником дальнейших уступок Германии и антироссийского альянса с ней выступал и посол США в Лондоне Кеннеди.
1 августа советник германского посольства в Англии Кордт доносил в Берлин: “Великобритания изъявит готовность заключить с Германией соглашение о разграничении сферы интересов…” Сообщал, что англичане обещают свободу рук в Восточной и Юго-Восточной Европе и не исключают отказ от гарантий, предоставленных “некоторым государствам в германской сфере интересов” [203]. То есть, Польше. Кроме того, Англия обещала нацистам прекратить переговоры с Москвой и надавить на Францию, чтобы та разорвала союз с СССР.
Что касается Гитлера, то для него переговоры в Лондоне были отвлекающим маневром. Он пудрил мозги Западу не только через Вольтата, но и лично, 11 августа встретился с верховным комиссаром Лиги Наций Буркхардтом и “доверительно” поведал ему: “Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина, чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну”. Но англичане-то не знали, что фюрер их водит за нос, они всерьез планировали сговор с немцами. Так стоит ли удивляться, что инициативы СССР саботировались? А советская агентура в Англии работала хорошо, и Сталин о ведущихся там переговорах знал. Поэтому он, со своей стороны, стремился переиграть англичан в завязавшемся тройственном поединке.
И если германских представителей Запад обхаживал, не скупясь на обещания, то на продолжение диалога с Россией англичане и французы раскачались только 5 августа, направив в нашу страну миссию адмирала Дрэкса и генерала Думенка. Они настолько не торопились, что даже и поехали не на самолете или поезде, а на корабле. Прибыли в Москву 11 августа. И опять же, прибыли “для галочки”, абы продемонстрировать готовность договариваться. Дрэкс и Думенк были начальниками невысокого ранга и полномочия имели очень расплывчатые (у Дрэкса вообще не оказалось письменных инструкций). Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые СССР готов выставить в состав союзных вооруженных сил, представители Англии и Франции промямлили неопределенные, чисто символические цифры.
Немцы были намного оперативнее и гораздо более заинтересованы в сотрудничестве. Да еще бы им не быть заинтересованными! Ведь у них сроки операции против Польши подпирали. Подготовка пакта начались 3 августа, когда англо-французская делегация еще не отправилась в путь-дорогу. Секретные переговоры шли одновременно в Москве и Берлине их вели послы и представители внешнеполитических ведомств обеих стран [13]. Советскую сторону удовлетворяли далеко не любые условия, она выдвинула ряд требований. 19 августа немцы их приняли, согласившись подписать выгодное для СССР торговое соглашение и поделить “сферы интересов” в Восточной Европе. А 22 августа в Москву прилетел Риббентроп, был подписан пакт о ненападении и секретные приложения к нему, оформившие советские “сферы интересов” в Западной Украине, Западной Белоруссии и Прибалтике.
А Гитлер тогда же, 22 августа 1939 г., провел в Оберзальцберге совещание с командующими видами вооруженных сил. Говорил о том, что наступило время войны с Польшей и с западными державами, что предстоит “сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем…” “С осени 1933 года… я решил идти вместе со Сталиным… Несчастных червей — Даладье и Чемберлена, я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье… В общем, господа, с Россией случится то, что я сделаю с Польшей… Мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства” [203].
37. ПОЧЕМУ ВОЙНА БЫЛА “СТРАННОЙ”?
Англия и Франция и впрямь были не против “второго Мюнхена” за счет Польши. Конечно, было бы лучше, если б Гитлер заключил с поляками союз против СССР. Но если уж не получилось, то почему не пожертвовать младшей союзницей? Это вполне соответствовало как интересам “старой”, европейской “закулисы”, так и европейского обывателя, зараженного пацифизмом. Пусть война катится подальше, на Восток, не мешая маленьким житейским радостям и удобствам. И когда она уже началась, британский посол в Берлине Гендерсон несколько дней настаивал на очередном предательстве. Засыпал Лондон предложениями, что первым условием для “спасения мира” должно стать “объявление маршалом Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного и полномочного представителя и обсудить все вопросы с фельдмаршалом Герингом”. Гендерсон даже еще и жаловался, что “поляки саботируют мирное решение” — это когда их давили германские танки и на их города сыпались германские бомбы! [203]
Правда, откровенно предавать Польшу оказалось все же неудобным. Политика “умиротворения” провалилась настолько позорно, что поднялись скандалы в парламентах, правительства повисли на волоске. И ради поддержания престижа все же пришлось отреагировать. Впрочем, не слишком уверенно. Начались обычные дебаты в кабинетах министров, между Парижем и Лондоном пошли споры — предъявлять ли ультиматум Германии, какой срок дать на исполнение? В результате Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены. И, тем не менее, положение нацистов сразу стало чрезвычайно рискованным.
Их армия была уже сильнее, чем при оккупации Чехословакии, однако еще далека от будущего могущества. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлер был вынужден сосредоточить против нее львиную долю войск. На Западе у него осталось всего 23 дивизии — против 110 французских и 5 британских. Как свидетельствовал Кейтель: “При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону”. Все могло кончиться одним решительным ударом. И Польшу спасли бы, и агрессора уничтожили. Да только удара не последовало. Началась “странная война”. Франция даже потребовала, чтобы Англия не бомбила военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись — у них еще не было системы ПВО, не хватало истребителей). Но Англия послушалась, и от воздушных налетов воздержалась. Словом, война началась “ради приличия”. А Польшей пожертвовали запросто — тем более, что за ней лежал Советский Союз. Так может, все-таки сцепятся?
Нет, не сцепились. Это не входило в планы ни Гитлера, ни Сталина. И не входило в планы американской “закулисы”. Фюрер хорошо понимал, что если он углубится в Россию, оставлять за спиной 115 франко-британских дивизий слишком опасно. Или ударят или, по крайней мере, продиктуют свои условия. Поэтому нарушать мир с русскими было рано. А для Москвы альянс открывал возможность вернуть российские территории, утраченные в гражданскую войну. 17 сентября, когда разбитая Польша по сути перестала существовать, границу перешли советские дивизии. Западная Украина и Западная Белоруссия воссоединились с СССР.