Успеху операций Гитлера на Западе немало способствовал и его альянс с Москвой. Благодаря этому альянсу Германия получала в огромных количествах столь необходимое ей продовольствие, горючее, стратегической сырье. Хотя обвинять в военных поставках Россию было бы, мягко говоря, односторонне. Они широким потоком шли и из США. При этом американцы вежливо разводили руками перед “дружественной” Англией — объясняли, что при господстве британцев на морях немцы все равно не смогут получать заметное количество заокеанских грузов. А эти грузы завозились в нейтральный Владовосток и следовали в Германию по советским железным дорогам.
Благодаря нейтралитету Москвы Гитлер получил возможность сосредоточить для наступления на Францию все силы — в Польше осталось всего 5 дивизий. Однако советский нейтралитет и поставки были вовсе не бескорыстными. Германия поставляла взамен новейшие образцы самолетов, станки, морские орудия и другую технику. Оказывала заметную поддержку на внешнеполитической арене. И советское правительство добилось в этот период ряда важных успехов.
В 1939 г. была наголову разгромлена японская армейская группировка на Халхин-Голе. Сокрушительное поражение, а вдобавок еще и альянс СССР с Германией, заставили Токио призадуматься. Больше попыток лезть на север японцы не повторяли, и в апреле 1941 г. заключили с Советским Союзом пакт о нейтралитете.
Кроме того, Россия потребовала у Финляндии уступить ряд районов, чтобы отодвинуть границу от Ленинграда. Взамен предлагались вдвое большие территории в Карелии. Но финны ответили отказом, развернули бурную антисоветскую кампанию, и после ряда пограничных инцидентов началась война. Она была тяжелой, за 3 месяца Красная армия потеряла 50 тыс. убитых и 150 тыс. раненых — у финнов погибло 23 тыс. Правда, это соответствует обычному соотношению потерь наступательного боя (и неизвестно, как выглядела бы немецкая армия, если бы ей, еще не обстрелянной, пришлось штурмовать Судеты). Но мировая пресса полняла шум о полной “бездарности” советских военачальников и слабости вооруженных сил.
В это время на Западе шла “странная война” — но правительства и “общественность” Англии и Франции как будто вообще забыли о ней! Собственные боевые действия и угроза во стороны немцев отошли на второй план, а вместо этого Лондон и Париж с гневом обрушились на русских! СССР за “агрессию” исключили из Лиги Наций. В Шотландии был сформирован экспедиционный корпус в 57 тыс. человек для отправки на к финнам. Западные державы подталкивали Хельсинки официально запросить у них помощь. Однако Маннергейм оказался умнее. Он на примере Чехословакии и Польши видел, как англичане и французы “помогают” союзникам и усомнился, чтобы они очень уж рьяно заступились за Финляндию. И 8 марта, как только русские прорвали укрепления на Карельском перешейке, запросил о мире.
Кстати, в литературе распространены утверждения об агрессивности Сталина, о его планах мировой экспансии. Факты позволяют в этом усомниться. Как уже отмечалось, в 1929 г., после победы на КВЖД, он не воспользовался возможностью вторжения в Китай, удовлетворился восстановлением прежнего положения. В 1939 г. после победы на Халхин-Голе пути вглубь Китая снова оказались открытыми. Но Сталин отдал приказ границу Монголии не переходить. А после прорыва линии Маннергейма Финляндия осталась такой же беззащитной, как Чехословакия, потерявшая судетские укрепления, советские войска легко могли оккупировать ее. Нет, Сталин согласился на мир на очень мягких условиях. Финляндия лишь уступила Советскому Союзу полуострова Рыбачий и Средний на Севере, часть Карельского перешейка и отдавала в аренду базу Ханко.
Одновременно реализовывались и советско-германские соглашения о разделе сфер влияния. Москва потребовала от Эстонии, Латвии и Литвы заключения договоров о взаимопомощи, размещения военных баз на их территориях. Прибалтам пришлось это выполнить — но, конечно, без всякого энтузиазма. Возникали претензии, которые советская сторона до поры до времени копила. А в июне, в разгар немецкого наступления во Франции, Москва обвинила балтийские республики в нарушении договоров. Настояла на создании в них коалиционных правительств с участием коммунистов. Эти правительства провели перевыборы парламентов — которые проголосовали за вступление в СССР.
Для Германии судьба трех республик с самого начала не была секретом, еще в сентябре 1939 г. об этом докладывали Шуленбург и Риббентроп [203]. Но немцы свои обязательства выполнили четко. Когда послы Эстонии, Латкии и Литвы в Берлине попытались жаловаться на русских германскому правительству, Риббентроп отказался их принять. В это же время Советский Союз направил ультиматум Румынии — вернуть отнятую во время гражданской войны Бессарабию и отдать Северную Буковину, где значительную часть населения составляли украинцы. Румыны тоже пытались обратиться за защитой к немцам, но в Берлине их не поддержали. Бухаресту осталось только уступить.
В целом можно отметить, что Сталин, пользуясь ситуацией, хотел восстановить прежние границы Российской империи. Причем не полностью. Он счел нецелесообразным принять восточные области Польши — хотя такой вариант немцами предлагался. Не позарился и на Финляндию. Пришел к выводу, что польский и финский национализм и его связи с западными державами доставят СССР больше проблем, чем выгод. И в случившемся международном раскладе Сталин имел все основания полагать, что он сделал правильный выбор. Наша страна без серьезных усилий и потерь (за исключением финской войны) присоединила обширные западные и юго-западные территории, ее население за год увеличилось на 23 млн человек [27]. Германия, в отличие от Англии и Франции, относилась к Советскому Союзу как к равному партнеру. А крушение западной коалиции выводило Россию в число ведущих мировых держав — впервые с 1917 г.
38. НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ И ТРОЦКИСТЫ.
Во второй половине 1930-х спектр группировок зарубежной “антисоветчины” дополнился еще одной категорией — невозвращенцы. Переметнувшиеся к иностранцам представители торговых, дипломатических миссий, разведчики — Бажанов, Беседовский, Бармин, Раскольников, Кривицкий (Гинзбург), Рейсс (Порецкий), Орлов (Фельбинг), Крюков-Ангарский, Гельфанд и др. Одни объявяли, что разуверились в коммунизме, другие спасались жизнь от репрессий. Бежали и просто проворовавшиеся. Или такие, кто во время загранкомандировок соблазнился западным “изобилием”, “свободами”.
К идейным контреволюционерам они никак не относились. Многие из них в свое время активно поучаствовали в “красном терроре” и прочих репрессивных кампаниях, другие были замешаны во внешнеторговых махинациях. В отличие от “старых” эмигрантов, они никакими высокими принципами не задавались, никакими моральными устоями не обладали. И становились обычными предателями. Так, Агабеков заложил всю советскую разведывательную сеть в Иране и на Ближнем Востоке. Кривицкий выдал англичанам более ста агентов в Европе и Америке. Многих сдал Орлов, засветил готовившуюся операцию по ликвидации Троцкого. Видимо, немало интересного поведал иностранцам и сын Парвуса, дипломат Гельфанд, удравший в США. Бажанов во время финской войны пытался помогать Маннергейму, агитировал русских пленных воевать против “коммунизма” на стороне Финляндии [7].
И характерно, что именно эта категория “антисоветчиков” оказалась востребованной западными разведками и правительствами. Их опекали, обеспечивали защиту, предоставляли хорошо оплачиваемые должности “консультантов” по русским делам. Такие кадры оказывались для Запада более полезными и перспективными, чем белогвардейцы с их идеалами возрождения России. Но и советские спецслужбы, конечно же, не случайно выслеживали и уничтожали невозвращенцев особенно настойчиво. Для этого организовывали сложные операции, привлекали агентуру из русских эмигрантов. И отправлялись один за другим в мир иной те же Агабеков, Кривицкий, Рейсс…
Однако еще более важной целью оставался Троцкий. Он был опаснее многознающих изменников. В Советском Союзе большинство “оборотней” было уничтожено. Но Сталин хорошо знал, как легко революционные “авторитеты” могут возвращаться из эмиграции — в такие моменты, когда России приходится особенно тяжело.
В Норвегии, как и во Франции, Лев Давидович, задержался ненадолго. Правительство этой страны разрешило ему въезд при условии не заниматься политической деятельностью. Хотя, конечно, лукавило. Кто же не знал, что Троцкий ею заниматься все равно будет? И чем же еще мог заниматься Троцкий? Негласно подразумевалось, что он будет проворачивать свои дела втихую, не привлекая внимания и не мешая норвежцам выгодно торговать с СССР. Зачем портить отношения? Но он не выдержал правил игры, начал “разоблачительные” публикации о сталинских репрессиях.
Мину под Троцкого помогла подвести его давняя соратница (и, вероятно, одна из любовниц) Александра Коллонтай. Когда-то она тоже занимала важное место среди эмиссаров “закулисы”, состояла в сети Парвуса, всесте с Ганецким и Радеком обеспечивала каналы финансирования большевиков через Швецию и Норвегию. Но она еще в 1920-х сумела переметнуться на сторону Сталина и доказать лояльность тем же способом, который применяла и раньше — предательством. Раньше предавала мужа, Плеханова, Маслова, предала родину, сотрудничая с немцами. Теперь опять предала своих бывших товарищей, отдав Сталину документы из своих архивов, которые можно было использовать против оппозиции. Не исключено, что сообщила и другие важные сведения.
Поэтому чистки обошли ее стороной. Она была оставлена на дипломатической работе в странах Скандинавии, где ее старые связи можно было использовать с пользой для Советского Союза (и где “первая с мире женщина-посол” имела возсожность, невзирая на возраст, удовлетворять свои страсти нимфоманки). После выходок Троцкого, взявшегося доказывать фальсификации московских процессов — на которых и сам он был заочно приговорен к смерти, Советское правительство, естественно, стало выражать неудовольствие приютившему его государству. И связи Коллонтай пригодились. Правительство Норвегии немедленно объявило о высылке Льва Давидовича.