Гиммлер писал разработчику плана доктору Майеру: “В район заселения на Востоке следует включить Литву, Латвию, Эстонию, Белоруссию и Ингерманландию, а также весь Крым и Таврию… Упомянутые области должны быть тотально германизированы, то есть тотально заселены…” Причем в понятие “Белоруссия” включались земли “вплоть до Орла и Твери”. И реализация данных планов уже началась в Польше, где миллионы людей были депортированы из западных районов страны, одних просто выгоняли, других отправляли в концлегеря или расстреливали, третьих обращали в прислугу для германских переселенцев, детей отбирали у родителей для “германизации”.
Ну а что касается России, то Гиммлер еще в начале 1941 г. провел совещание в Везельсбурге, поставив перед своими сотрудниками задачу “уменьшения биологического потенциала славянских народов”. Для чего, по его оценкам, требовалось “сократить” численность русских, украинцев и белорусов на 30 миллионов. А Гитлер указывал: “Что касается смехотворной сотни миллионов славян, мы превратим большинство из них в таких, какие нужны нам, а остальных изолируем в их собственных свинарниках, и всякого, кто говорит о снисхождении к местным жителям и их приобщении к цивилизации, следует направлять прямо в концлагерь”. Ему вторил и Борман, писавший Розенбергу, что славяне призваны работать на немцев, а если они не нужны, то могут умирать. Размножение он признавал нежелательным, а образование опасным — для русских, мол, достаточно считать до 100, а “каждый образованный человек — это будущий враг” [203].
Перед нападением на нашу страну, 13 мая 1941 г., начальник штаба ОКВ Кейтель издал директиву, где указывалось, что расправы над непокорными в России должны осуществляться даже без военно-полевых судов, по приказу любого офицера, и военнослужащих за совершенные бесчинства запрещалось привлекать к ответственности. А сразу после нападения, 16 июля, на совещании с Герингом, Кейтелем, Борманом, Розенбергом, Ламмерсом Гитлер заявил: “Мы стоим сейчас перед необходимостью разрезать пирог в соответствии с нашими потребностями, чтобы иметь возможность во-первых, доминировать на этом жизненном пространстве, во-вторых, управлять им, а в-третьих, эксплуатировать его”. Директива фюрера от 22 июля предписывала “распространение оккупационными войсками такого террора, какой потребуется для искоренения любых попыток сопротивления среди гражданского населения”.
На Геринга возлагалась “эксплуатация страны и использование ее экономических возможностей”. Нацистских комиссаров оккупированных территорий он поучал “Я намерен грабить и грабить эффективно”. А в беседе с итальянским министром иностранных дел Чиано хладнокровно прикидывал: “В этом году в России умрет от голода 20–30 миллионов человек. Пожалуй, хорошо, что так случится, ибо некоторые народы должны быть истреблены. Но даже если они не должны быть истреблены, тут ничего нельзя поделать” [139, 203].
Чтобы заселить завоеванные земли считалось перспективным (вполне в духе теорий иллюминатов) разрушение семьи. Гиммлером была создана система заведений “Лебенсборн” (“Источники жизни”), где отобранные, где отобранные по “нордическим признакам” девушки-энтузиастки занимались с эсэсовцами производством потомства без вступления в брак. Дети, рожденные в этих человекофермах, принадлежали государству и воспитывались в специальных приютах. (Кстати, после войны обнаружилась полная несостоятельность эксперимента, дети из “Лебенсборн” значительно отставали в физическом и умственном развитии от тех, кто был рожден и рос в семьях [50, 203]). Кроме того, в Освенциме осуществлялись исследования над женщинами, родившими близнецов — чтобы побыстрее размножить германскую расу. Ну а доктор Покорны проводил обширные эксперименты другого рода — по стерилизации мужчин и женщин, чтобы сохранить рабочую силу побежденных народов, но не дать им размножаться.
Христианские конфессии в Германии формально не запрещались. Католические священники и протестантские пасторы подвергались гонениям только по политическим мотивам — если были связаны с оппозицией, сказали в проповедях “не то”. Нацисты даже установили связи с православными, с Карловацкой, т. е. нынешней Зарубежной русской церковью, для нее в Берлине построили храм за государственный счет [140]. И поход на Восток провозглашался “крестовым”, против “безбожников”. Германские солдаты и офицеры имели возможность исповедовать католическую или протестантскую веру, под Рождество наряжать елочки и умиленно петь традиционные песни. Но верхушка государства от христианства подчеркнуто дистанцировалась. В армии и на флоте коллективные богослужения не вводились и не дозволялись. А для эсэсовцев не допускалось и отмечание Рождества, Пасхи и других христианских праздников. Они отправляли свои даты, магические. В общем под маркой борьбы с “безбожием” на Русь шли темные сатанистские силы.
И вряд ли можно считать случайным, что для всех высших чинов СС были характерны жестокость, садизм, которые частенько сочетались с явными сексуальными отклонениями. Так, Гиммлер любил бывать на медосмотрах девиц, желающих вступить в брак с эсэсовцами или участвовать в системе “Лебенсборн”. Изображая “бесстрастность”, наблюдал, как голых “ариек” обмеряют антропологи, заставляют делать физические упражнения. Посещал и казни. Правда, при массовом расстреле под Минском не выдержал, ему стало дурно. Но когда в концлагере Собибор ему показали умерщвление 300 специально отобранных девушек в газовой камере, остался очень доволен. Эти особенности проявлялись и в “научных” изсканиях — например, по его требованиям проводились эксперименты по возвращению к жизни замороженных мужчин обнаженным женским телом, с помощью полового акта [203].
Гейдриха в свое время выгнали с флота за сексуальную распущенность. Уже будучи начальником РСХА (Управления имперской безопасности) он в свободное время, прихватив в компанию начальника гестапо Мюллера, совершал турне по борделям и притонам. И в работе придумывал проекты вроде знаменитого “салона Китти”, великосветского “дома свиданий” [201]. При этом славился и крайней жестокостью, регулярно инспектировал концлагеря, любил наблюдать за казнями. Однако и других стремился пропустить “через кровь”. Сотрудников центрального аппарата РСХА, в том числе женщин, направлял на стажировки в айнзацкоманды, осуществлявшие массовые расстрелы в СССР. Будучи протектором Чехии, поочередно вызывал к себе батальоны СС для “обкатки” в экзекуциях. Гейдрих разрабатывал и детальные инструкции, как должны производиться расправы. Оговаривалось изъятие золота, ценностей, личных вещей. Требовалось, чтобы перед казнями жертвы раздевались донага. Их одежда и обувь отправлялись в административно-хозяйственную службу СС для передачи в финансовое управление рейха. Садистом был и преемник Гейдриха Кальтенбруннер — который, например, приезжал с товарищами “оттянуться” в Маутхаузен, после выпивки по его приказу отбирали 50 мужчин и женщин и демонстрировали разные способы их умерщвления.
Но представление о том, будто преступления творила только кучка эсэсовцев и гестаповцев, было бы совершенно неверным. Осуществлялся грандиозный эксперимент по “переделке” всего германского народа! Охрану концлагерей несли не только СС, но и армейские части. Они широко участвовали и в карательных акциях, иногда самостоятельно, иногда командование выделяло их в помощь эсэсовцам. Многие солдаты и офицеры становились палачами очень охотно, при этом чрезвычайно любили позировать перед фотообъективами и кинокамерами, собирая коллекции свидетельств о своих “подвигах”. Из-за чего и сохранилось так много кадров, где “бравые немецкие парни” расстреливают, вешают, жгут. (Кстати, втягивались в такие дела не только немцы. До нас дошло немало свидетельств о зверствах их союзников — венгров, финнов, румын). Вовсе не СС, а армейское командование группы “Центр” придумало операцию “Сенокос” — захват десятков тысяч подростков 10–14 лет и отправку их в рейх для сокращения “биологического потенциала” русских.
Германские промышленники вовсю использовали рабский труд. На одних лишь заводах Круппа трудились тысячи пленных, заключенных и “остарбайтеров”, которые, по свидетельству заводского врача Эйгера “гибли, как мухи, от плохих условий проживания, низкого качества и недостаточного количества пищи, непосильной работы без отдыха”. Был у Круппа и собственный концлагерь, где содержались 600 женщин. Аналогичное положение было на заводах других фирм, шахтах, рудниках. Концерн “И.Г. Фарбениндустри” специально построил цеха рядом с Освенцимом, чтобы иметь под рукой рабочую силу. Этот же концерн (с которым благополучно поддерживала картельные связи американская “Стандарт ойл”) поставлял для концлагерей смертоносный газ “Циклон-В”.
Другие германские фирмы с энтузиазмом боролись за контракты на строительство крематориев, газовых камер, дробилок для перемолки костей, и солидные добросовестные немецкие инженеры, техники, служащие составляли проектную документацию, участвовали в монтаже и отладке своих систем, присутствовали при испытаниях. Компания “Заурер” была рада получить заказ на изготовление “автомобилей З” — “душегубок”. Данцигский технологический институт занялся проблемами использования трупов. Составлял и опробовал методики обработки человеческой кожи, рецепты приготовления мыла из человеческого жира [138, 139].
Не только эсэсовские врачи, но и сотни других докторов (в том числе светила с мировыми именами), ассистентов, бригады младшего медперсонала участвовали в медицинских опытах над людьми — с заражением малярией, тифом, гепатитом, провоцированием гагнрены, пересадкой костей, воздействием на организм низкого давления, замораживанием. В Страсбургском университете собирали коллекцию черепов, скелетов и заспиртованных трупов мужчин и женщин, принадлежащих к разным народам. Эссовцы только любезно содействовали этой “важной научной задаче” — привозили заказанных заключенных, умерщвляли и передавали специалистам.
Имели свою “выгоду” и земледельцы. Некоторые концлагеря продавали пепел сожженных в качестве сельскохозяйственных удобрений — и его покупали! И отнюдь не одни только помещики, но и фермеры-бауэры получали в распоряжение невольников и невольниц. пороли их за невыполнение заданий, при побегах устраивали коллективные облавы с собаками и охотничьими ружьями [138]. Ну а если коснуться рядовых германских обывателей, то разве многие из них не радовались, получая от служивших на Востоке родных посылки с брусками сала, шмотками и прочим награбленным барахлом вплоть до детских игрушек? Неужто были недовольны те, кто получал ордера на промтовары и покупал по сниженным ценам пальто, костюмы, платья, очки, сумки… изъятые у расстрелянных и удушенных в концлагерях? Покупатели не знали об этом? Но ведь было видно, что вещи ношеные. Значит, в любом случае чьи-то чужие. Словом, результаты эксперимента по “переделке” нации были налицо.