Но после провала выступления расправа была крутой. Едва избежавший гибели Гитлер требовал вывести измену под корень. 7 тыс. человек было схвачено, 5 тыс. из них казнено. Истребляли и заговорщиков, и их близких, и тех, кто знал, но не донес. Гильотинировали, расстреливали, вешали в проволочной петле на мясницких крюках. Хотя Канариса и его приближенных, слишком много знавших о контактах с Западом, Гиммлер от общей участи уберег. Отправил в концлагерь, где их в апреле 1945 г. все равно уничтожили, но тихо, без допросов и суда. А вот Шахт, сыгравший в заговоре важную роль, почему-то уцелел. Тоже избежал суда, тоже попал в концлагерь, но содержался в хороших условиях и благополучно дожил до конца войны. Чудом? В чудеса не верится. Все говорит о том, что “силы неведомые” сочли нужным сохранить своего эмиссара, вот и сработали невидимые “пружинки”. И банкиры с промышленниками, подкармливавшие оппозицию, остались живы.
А в операциях западных союзников произошло еще одно “чудо” — немецкие генералы квалифицировали случившееся именно так. Американские и британские армии, наступавшие широким и, казалось, неудержимым валом, в сентябре 1944 г. вышли к границам Германии и… остановились. Хотя огромную “дыру”, возникшую во фронте после катастрофы во Франции, германское командование наспех прикрыло кем попало — по “тотальной мобилизации” в фольксштурм призывали пацанов 15–18 лет, пожилых 50–60 лет, отменяли брони по болезням и ранениям. Но перед столь хилой, сотканной на живую нитку обороной танковые дивизии и колонны машин союзников вдруг тормознули. Эйзенхауэр объяснял это тем, что войска устали, что растянулись коммуникации для подвоза горючего и боеприпасов.
Получилось почти по тем условиям, которые предлагал уже покойный Роммель. Союзники занимают Францию, но не вторгаются в Германию. А вести активные действия и лить кровь пусть продолжают русские. Англичане и американцы органичивались массированными налетами авиации, превращая в руины германские города — хотя крупные военные заводы под бомбежки не попадали никогда. Те заводы, акционерами которых оставались американские компании. Конечно, пилотам и штурманам “летающих крепостей” знать об этом было вовсе не обязательно. Но, опять же, в вышестоящих штабах срабатывали “пружинки”, и в приказы на нанесение ударов такие объекты не включались. А на сухопутном фронте снова установились подобие “странной” войны. Британские и американские войска за несколько месяцев бездействия настолько расслабились, что прозевали германское наступление в Арденнах и потерпели впечатляющее поражение — выручать их пришлось русским.
И, несмотря на бомбардировки, на Арденны, Запад не прекращал тайных игр с нацистами. В январе 1945 г. представитель Риббентропа Хессе наводил мосты для переговоров с союзниками в Стокгольме, но сведения об этом проникли в печать, и контакты пришлось свернуть. Сотрудник Шелленберга Хеттль в Швейцарии обсуждал с Даллесом и шефом американской разведки генералом Донованом варианты сепаратного мира на западе и продолжения войны на Востоке. При посредничестве итальянских промышленников Оливетти и Маринетти и камергера папы римского Парилли переговоры с Даллесом начал и обергруппенфюрер СС Вольф. Стороны настолько “увлеклись”, что составляли список будущего германского правительства. Но и эти плодотворные встречи были раскрыты советской разведкой. 23 марта и 4 апреля 1945 г. последовали два личных письма Сталина Рузвельту [133]. Ссориться с Иосифом Виссарионовичем президент США не желал — ведь только что в Ялте договорились о предстоящем выступлении СССР против Японии. Доновану и Даллесу было приказано прекратить подобную деятельность.
Однако связи, предосудительные для официальных лиц союзных держав, оставались дозволенными через нейтралов или “общественных” организаций. Так, Гиммлер и Шелленберг достигли важных договоренностей с президентом еврейского союза Мюзи. На первом этапе операции предполагалось освобождать из концлагерей евреев (ясное дело, не всех, а привилегированных) за деньги или военные поставки. Кроме того, организация раввинов Америки должна была обеспечить в прессе благожелательные публикации о Гиммлере. В феврале в Швейцарию было доставлено 1200 евреев, за них нацисты получили 5 млн. швейцарских франков, и огромная статья, выставляющая Гиммлера в лучшем свете, появилась в “Нью-Йорк таймс”. А следующим шагом предусматривалось потребовать у западных держав четырехдневное перемирие. Чтобы показать “благородные намерения” Германии и перебросить через линию фронта всех евреев и западноевропейцев, находившихся в немецких лагерях. И Мюзи соглашался, что “если бы такое перемирие было предложено союзникам по официальным дипломатическим каналам”, оно вполне могло быть принято.
План был поистине дьявольским. Если бы западные страны “из гуманизма” приняли такое перемирие, они тем самым нарушили бы соглашение с Советским Союзом: не заключать никаких договоренностей с Германией. А возражения и протесты Сталина (отметим — об освобождении советских узников никакой речи не было) позволили бы натравить на русских “общественное мнение” — вот, мол, противятся спасению людей. Что касается четырехлневного перемирия, его нетрудно было продлить: попробуй-ка за столь короткий срок собрать всех заключенных и доставить к фронту. Можно было подвозить их небольшими порциями, таким образом получив на Западе мир “де-факто” и перебрасывая силы на Восток. Как округло пишет Шелленберг, “дальнейшие переговоры могли привести к общему компромиссу, который бы принес пользу не только непосредственно заинтересованным в этом странам” [201]. Однако информация об освобождении евреев дошла до Гитлера, рассердила его, и контакты пресеклись.
Тем не менее, они продолжались по другим каналам. Кальтенбруннер встречался с президентом Международного Красного Креста Бурхардтом. Гиммлер и Шелленберг вели переговоры с представителями Всемирного еврейского конгресса Гилелем Шторхом и Норбертом Мазуром. Посредником вызвался быть и вице-президент шведского Красного Креста (и видный масон) граф Бернадот. Гиммлер направил его к Эйзенхауэру, через Бернадота и министра иностранных дел Швеции Гюнтера передал декларацию о капитуляции на Западе и продолжении войны на Востоке (Бернадот и Гюнтер восприняли это с полным пониманием, от подобной миссии не отказались). И Гиммлер почему-то был уверен в успехе. Обсуждал с Шелленбергом, как ему назвать новую правящую партию, когда он встанет во главе государства. Сошлись на названии “Партия национального единства”. Рейхсфюрер СС был озабочен и тем, как ему правильнее себя вести при встрече с Эйзенхауэром: “Должен ли я только поклониться или надо подать ему руку?” Но все эти интриги уже запоздали… Русские солдаты штурмовали Берлин.
45. КОЕ-ЧТО О “ДВОЙНЫХ СТАНДАРТАХ”.
Еще во время войны западные “друзья” принялись копить за пазухой обвинения против Советского Союза, которые выплеснулись в ходе другой войны, “холодной”. Например, в качестве “советской тирании” и “сталинских преступлений” стали преподноситься запреты отступать без приказа, крутые меры по поддержанию дисциплины на фронте и в тылу, учреждение в 1942 г. заградотрядов… Кстати, отметим, что и в этом отношении действия Сталина были противоположны политике Николая II. В Первую мировую фронт воевал сам по себе, а тыл жил сам по себе по законам мирного времени. Люди могли бастовать, митинговать, наживаться на спекуляциях. Даже за явные политические преступления получали незначительные наказания, если вообще получали. Чем это кончилось, хорошо известно — страна, одерживавшая блестящие победы, рухнула в катастрофу. Сталин централизовал руководство и армией, и экономикой в одном органе, Государственном комитете обороны. Сразу же мобилизовал тыл, сурово подтягивал дисциплину вплоть до уголовной ответственности за прогулы и опоздания на работу, не говоря уж об оппозиционных настроениях. Жестокими мерами поддерживал порядок на фронте. Чем это кончилось, тоже известно. Война, казалось бы, безнадежно проигранная, завершилась победой.
Впрочем, не лишне отметить и другое. В условиях тяжелых войн аналогичные меры признавались единственно верными и применялись не только Советским Союзом, но и вполне “демократическими” государствами. В Первую мировую мобилизацию тыла с переводом своих рабочих фактически на положение военнослужащих осущестяляли все воюющие страны, кроме России и США. В Париже в 1914 г. вводилось осадной положение, и полиция расстреливала без суда воров, бандитов, проституток. Заградотрядами, военно-полевыми судами и расстрелами на месте выправляли катастрофы на фронте Жоффр в 1914 г., Клемансо и Фош в 1917 г. И ни Жоффра, ни Клемансо, ни Фоша никто и никогда “преступниками” не объявлял, наоборот, их чествовали как спасителей отечества. В критических ситуациях Второй мировой суровые меры также оказывались необходимыми. Кинорежиссер Г.Чухрай, автор “Баллады о солдате”, а в войну младший лейтенант, писал в своих воспоминаниях: “А заградительные отряды… Мы о них и не думали. Мы знали, что от паники наши потери были большими, чем в боях. Мы были заинтересованы в заградотрядах”. Потому что фронтовикам, стойко оборонявшим позиции, надоело, когда кто-то по соседству обращался в бегство, и им, в свою очередь, приходилось из-за этого отступать или выбираться из окружений.
Широко известно и обвинение Советской России, будто она “предала” своих пленных, отреклась от них, и из-за этого им приходилось неизмеримо хуже, чем пленным других национальностей — они не могли получать помощь через Красный Крест, а при возвращении домой их ждал только ГУЛАГ. На самом деле эта легенда родилась даже не в 1941 а в 1914 г.! Уже тогда содержание русских пленных было гораздо хуже, чем западноевропейских, они не получали ни писем, ни посылок через Красный Крест, их гоняли на тяжелые работы и внушали, будто родина от них отказалась, а при возвращении домой их ждет Сибирь [196]. Еще не было на земле ни нацизма, ни коммунизма, а воюющими странами правили не Гитлер и Сталин, а Вильгельм II и Николай II, но немцы проявляли к русским то же самое отношение и применяли те же пропаганлистские приемы. В Великую Отечественную все это лишь усугубилось. А потом произведения нацистской пропаганды переняла западная.