В Западной Европе советские победы над Германией заставили многих эмигрантов пересмотреть свое отношение к коммунистической власти, вызвали уважение к ней. П.Н. Милюков в 1943 г., незадолго до своей смерти, написал статью, распространявшуюся в перепечатках и оказавшую значительное влияние на умы. Он писал, что укрепление государственности, создание мощной армии, развитие экономики — это несомненная заслуга Cоветского правительства. А бывший посол Временного правительства во Франции В. Маклаков и социолог П. Сорокин разработали теорию “конвергенции”, согласно которой между державами антигитлеровской коалиции неизбежно произойдет сближение в политических, общественных, экономических формах. По сути теория представляла собой вариант мечтаний русских либералов во время Первой мировой — когда радовались, что наша страна воюет в союзе с западными демократиями, а значит, и сама должна будет перенять их модели.
И уж во всяком случае, итоги Второй мировой заставили многих эмигрантских деятелей отказаться от дальнейших попыток борьбы “с большевизмом”. После освобождения Парижа и открытия там советского посольства его посетили Маклаков, бывший министр Временного правительства Вердеревский и заместитель председателя РОВС адмирал Кедров, который сказал: “Советский Союз победил, Россия спасена, и спасен весь мир. Новая государственность и новая армия оказались необычайно стойкими и сильными, и я с благодарностью приветствую их и их вождей”. Посол А.С. Богомолов, в свою очередь, высказал похвалу русским изгнанникам: “Мы могли ожидать, что немцы в борьбе с Россией используют эмиграцию, но этого не случилось. Тех, кто пошел на службу к фашистам, было сравнительно мало. Наоборот, в разных странах эмиграция проявила свои симпатии к советскому народу”.
В честь Победы Советский Союз сделал и примирительные шаги по отношению к эмигрантам, Президиум Верховного Совета объявил для них амнистию, предоставил право на получение советского гражданства “лицам, имевшим российское гражданство к 7 ноября 1917 г.” Такое же право получали “лица, утратившие советское гражданство и их дети”. В посольствах СССР принимались заявления, торжественно вручали паспорта — первый выдали митрополиту Евлогию. Но все же из сотен тысяч эмигрантов вернуться на родину решились немногие. Например, во Франции выразили желание получить советское гражданство 11 тыс. человек, но реально из них выехали в СССР лишь 2 тыс.
Большинство, даже обретя гражданство, предпочитало остаться на чужбине. Здесь была привычная среда, устроенный быт, а в России уже не имелось ни родных, ни знакомых, чтобы отправляться туда на старости лет. Сохранялось и недоверие к советским властям, советским амнистиям. И оно было вполне оправданным. Многие из тех, кто захотел выехать на ролную землю, так или иначе попали в лагеря. На них обращали повышенное внимание “органы”, к ним цеплялись ретивые оперативники. У некоторых выискивали “грехи” прошлого. Других брали по подозрению в шпионаже. Наконец, раэмигранты оказывались слишком чужеродными для советской обстановки, выделялись манерами, стереотипами поведения. И достаточно было неосторожного слова, чтобы навлечь на себя беду.
Ну а у тех, кто остался на за рубежом, теперь исчез главный стержень традиционного эмигрантского существования. Ведь раньше считалось сверхзадачей сохранение “прежней России” — чтобы донести ее и передать России новой, когда она освободится от большевиков. А война показала, что советская власть сильна, рушиться не собирается, и ее не смог одолеть даже такой противник как Гитлер. Теории “конвергенции” тоже очень быстро выявили свою несбыточность. И сама идея “жизни ради возвращения” теряла смысл. Старикам оставалось только доживать свой век. Их организации превращались в подобия клубов или обществ ветеранов, где пожилые люди вспоминали прошлое, поддерживали общение между собой. А их дети начали быстро ассимилировать среди народов Европы и Америки. Если мы, допустим, откроем книги дочери А.И. Деникина, хоть и родившейся в России, но увезенной за границу ребенком, то возникает четкое впечатление, что их писал не русский человек. Не русский по своему менталитету, взглядам, оборотам речи.
Но в ходе войны за рубеж выплеснулась “вторая эмиграция”. Не вернулась на родину часть пленных, “остарбайтеров”, добавлялись ушедшие с немцами беженцы, националисты, остатки солдат “Остгруппен”, власовцев, красновцев, всякого рода перебежчики, невозвращенцы. Численность “второй эмиграции” неизвестна. Называют цифру 100 тыс. человек, но она весьма условна. Потому что многие из таких беженцев, опасаясь выдачи Советскому Союзу, жили по чужим или поддельным документам, выдавали себя за поляков, болгар, чехов. У этих людей была уже совершенно иная психология, другой настрой, чем у “первой эмиграции”. Беженцы гражданской войны жили надеждами на возвращение, старательно сберегали в себе именно русское. Новые эмигранты, наоборот, стремились как можно скорее стать “настоящими не-русскими” — французами, американцами, канадцами, чтобы пользоваться в полной мере пользоваться западными материальными благами. Поэтому они гораздо быстрее, чем “первая эмиграция” начали растворяться в других народах.
Возникали и антисоветские организации. Они также отличались от старых. Прежние белогвардейцы отождествляли себя с Россией и тщательно взвешивали взаимодействие с иностранцами — не нанесет ли оно ущерба российской государственности и русскому народу. Новые “борцы” такими проблемами не задавались, передавая себя в фактическое подчинение иноземцам. Как сообщает одна из брошюр НТС, “если кто и думал о возобновлении борьбы, то разве что о новом власовском движении без Власова на стороне американцев” [122]. И представляется закономерным, что в условиях “холодной войны” США привлекали к сотрудничеству главным образом представителей новой эмиграции, считали их “более реалистичными”.
Например, русскую службу “Голоса Америки” возглавил не монархист или белогвардеец, а невозвращенец Бармин. Советский дипломат и разведчик, сбежавший на Запад — и принятый в Управление Стратегических Служб (разведку) США. Правда, в 1944 г. он опубликовал в “Ридерс дайджест” статью о “коммунистической опасности” и за это его уволили. Рано было публиковать такие статьи. Но затем пришло время, и дали подходящее назначение. И, между прочим, устроившись в “Голосе Америки” Бармин принялся чисто по-советски стучать на американских коллег и начальников в комитет Маккарти — они, дескать, “саботировали ценные предложения по усилению антисоветской пропаганды” [8].
Под эгидой США и их партнеров по НАТО стали создаваться русские, национальные антисоветские организации. Но прежние формы эмигрантских кружков и партий, варившихся в собственном соку и споривших о политических программах, были для американцев малоинтересны. Стоило ли на таких деньги тратить? Подобная “мелочь” могла потребоваться только для того, чтобы устроить пикеты и демонстрации перед международными конференциями, выставками, издавать свои газетенки. Главным направлением деятельности стала пропаганда. На Советский Союз нацеливалось вещание мощных радиостанций “Голос Америки”, ВВС, “Свобода”, “Свободная Европа” и др. В СССР переправлялась агитационная литература. Она распространялась и среди советских солдат, расквартированных за рубежом.
В условиях “холодной войны” оказалась востребованной такая эмигрантская организация как НТС. Но свое мироввоззрение она значительно изменила. Термин “народно-трудового строя” остался, однако идеи об особенностях русского исторического пути уже отпали. Под “народно-трудовым строем” стала подразумеваться по сути та же западная демократия, а ради национальных особенностей ее лишь дополняли православием, земствами и пр. НТС во все времена отрицал свою связь с зарубежными спецслужбами. Подчеркивал, будто действует сам по себе, даже позволял себе не соглашаться с Западом по отдельным вопросам. Но ведь и такие были нужны. Пусть действует, а иностранные государства тут как бы и ни при чем, ответственности не несут. Хотя в любом случае без их содействия и покровительства подобная работа была бы невозможной.
К 1948 гг разгромленный было НТС восстановил свои структуры, значительно пополнился за счет “второй эмиграции”. И деньги откуда-то нашлись, начали издаваться журналы “Посев”, “Грани”, газеты “Эхо” и “Новости”. Потом у НТС появилась и собственная радиостанция “Свободная Россия”. Для работы среди советских солдат были созданы агитационные центры в Германии и Австрии. В расположение воинских частей забрасывалась литература, устанавливались личные контакты. Аналогичная деятельность велась в зарубежных портах, куда заходили советские корабли и торговые суда.
С 1951 г. в НТС начала осуществляться операция по заброске в СССР литературы с помощью воздушных аэростатов — всего таким способом было отправлено 97 млн. листовок, около 8 млн. газет, более 900 тыс. брошюр и журналов [122]. Средства-то ого-го какие требовались, членских взносов энтузиастов явно не хватило бы. Но тут можно отметить “совпадение” — в 1952 г. в ЦРУ была разработана масштабная операция “Моби Дик” по запуску в воздушное пространство СССР тысяч воздушных шаров с разведывательной аппаратурой. А для прикрытия объявлялось о широкой программе метеорологических исследований [144]. Так что аэростаты НТС и аэростаты ЦРУ летели на нашу страну в одно и то же время.
Советские спецслужбы отвечали контрударами. Несколько активистов НТС было похищено в Западном Берлине и Вене, вывезено в Советский Союз и осуждено на различные сроки заключения. Предпринимались попытки уничтожить руководителей НТС, внедрить своих агентов в его структуры. Прогремело несколько взрывов в домах, где размещалась радиостанция “Свободная Россия”, издательство “Посев”. Но эта организация оказалась куда более серьезным противником, чем старые эмигрантские сообщества. Видимо, и западные “друзья” помогали и опекали. В советских и восточногерманских спецслужбах у НТС вдруг появлялась “свои” осведомители, о многих операциях получались предупреждения, покушения срывались, а засылаемые агенты разоблачались, осуждались западными судами за шпионаж или перевербовывались.