земного рая”. На материальное благополучие. А Запад, по сравнению с советской действительностью, казался подобием “земного рая”. Как тут было не соблазниться?
Но в идеологической войне использовалось и другое. Еще в 1945 г. будущий шеф ЦРУ (и высокопоставленный масон) Аллен Даллес в своей разработке “Размышления о реализации американской послевоенной доктрины против СССР” писал: “Человеческий мозг, сознание людей, способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на замле народа, окончательного необратимого угасания его национального самосознания… Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности… Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности” [110]. В 1940-х — 1950-х гг в полной мере применить эти методы к русским были еще невозможно, но начинали вливать постепенно, капля по капле. А капля, как известно, и камень точит…
50. В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТРАГЕДИЯ СТАЛИНА?
Фигуру Сталина авторы различных взглядов и направлений традиционно изображают либо в черных, либо в светлых тонах. Но истина всегда далека от подобных крайних оценок. Да, Иосиф Виссарионович восстанавливал после революционной катастрофы великую Россию. При нем наша страна снова превратилась в могучую державу, смогла выиграть тяжелейшую войну, предолеть разруху и противостоять на равных всему западному миру. Сталин восстановил и поруганное национальное достоинство русского народа. Способствовал возрождению Православной Церкви, отечественной истории, новому расцвету нашей культуры. Однако дальнейших, качественных шагов в данном направлении Сталин не сделал… Он сохранил культ марскизма-ленинизма, приоритеты “революционной” системы ценностей. И оказался пленником той системы, которая привела его к вершине власти.
И факты показывают, что Сталин не намеревался делать таких шагов. Он оставался убежденным сторонником коммунизма, по-прежнему верил в возможность создания “рая на земле”. Он нарушал положения Ленина, но не покушался на “святость” самого Ленина, а отход от некоторых его принципов считал диалектикой — то, что было хорошо в один момент, не годилось в другой.
Задумки Сталина о том, чтобы возродить в обновленном качестве Российскую империю, подтверждаются не только его внешнеполитическими шагами и внутренними реформами. О том же свидетельствует ряд его высказываний. Так, после победы над Германией он поднял тост за русский народ. А в обращении по поводу капитуляции Японии указал, что поражение в русско-японской войне 1904–1905 гг. “оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита, и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил…” [161] Как видим, тут Сталин уже очень далеко зашел. Он фактически “дезавуировал” даже революцию 1905 г., в которой принимал участие! Революцию, во многом способствовавшую поражению. Но “дезавуировал” только в подтексте. Не в открытую. И, зайдя далеко, не решился продвинуться еще дальше. Еще чуть-чуть…
Он знал о тех черных делах, которые натворили в России чужеземные “бесы” и их “оборотни” — но не вскрыл их перед народом. Чтобы не подорвать легенды о величии революции, о непогрешимости партии. Чтобы эта правда не ударила по самой партии и существующей власти. Хотя тем самым Сталин облегчил последующую реабилитацию “оборотней” и их пособников. Облегчил причисление их к “невинным жертвам”. И даже способствовал “легенде прикрытия”, когда их преступления были переложены на него самого.
Сталин знал и о том, что чужеземные силы преднамеренно организовали крушение России, свержение царя, гражданскую войну. Но не пошел на примирение с монархистами, белогвардейцами. Их он по-прежнему считал врагами советского народа, а значит и России. В них он видел пособников иностранцев. Поэтому и арестовывали белогвардейцев в странах Восточной Европы, в Маньчжурии, расстреливали, отправляли в лагеря. Не отказался Сталин и от классовых теорий. Сохранились воспоминания, как генеральный секретарь разбирал литературные произведения, написанные в послевоенное время — он догматично придерживался старых революционных установок [165].
Власть, которой достиг Иосиф Виссарионович, значительно превосходила царскую. Но он, в отличие, скажем, от Наполеона, никогда не думал о реставрации монархии. Похоже, что и здесь он подходил “диалектически”. Как коммунизм считал более высокой формацией по сравнению с капитализмом, так и Советский Союз видел более высокой исторической ступенью по сравнению с прежней Россией. Что, казалось бы, подтверждалось конкретными результатами. Царская Россия не имела такой мощной промышленности, а СССР ее построил, царская Россия не смогла одолеть Германию и проиграла Японии, а Советский Союз победил.
Впрочем, даже с практических точек зрения, а Сталин всегда был прагматиком, почти весь период своего правления он не мог отречься от ленинских идеалов. Сперва, в условиях борьбы с оппозицией, любая “ересь” стала бы мощным оружием в руках конкурентов. Мало того, от Сталина отвернулись бы его соратники, низовые парторганизации, даже и значительная часть беспартийного населения, идеологизированного и сбитого с толку. Во время войны отказ от ленинизма привел бы к национальному расколу, чреватому непредсказуемыми последствиями. А с другой стороны, коммунистическая идеология оказывалась полезной для мобилизации сил на отпор врага, для воодушевления фронта и тыла. Ну а во время “холодной войны” та же идеология стала орудием борьбы с Западом, средством распространения советского влияния в мире.
Кардинальный поворот Сталин мог осуществить только в довольно короткий промежуток времени — в победное лето и начало осени 1945 г. Когда власть его была максимальной, а авторитет в народе безграничным. И сам народ, каждый по-своему, ожидал каких-то перемен. Но, повторюсь, Сталин не имел ни желания, ни намерений отрекаться от коммунизма. А вскоре после окончания войны с Японией произошло событие, которое почему-то остается малоизвестным. В массе “сталинской” и еще большей массе “антисталинской” литературы его по какой-то причине обычно обходят молчанием. В октябре 1945 г. у Сталина случился инсульт [161]. Сказалось колоссальное перенапряжение военных лет (а может быть, кто знает, сказалось и то, что он не использовал исторический шанс?)
Хотя в зарубежной прессе появились даже сообщения о смерти Сталина, инсульт был в довольно легкой форме, через два месяца генеральный секретарь вернулся к работе. Но без последствий такие заболевания не проходят. Стала снижаться работоспособность, усилились скрытность, подозрительность, что весьма характерно для людей, перенесших инсульт. Ухудшалось здоровье, Сталин все реже появлялся на публичных мероприятиях. Все больше и больше отходил от внешнего мира, замыкаясь в мирке кремлевского кабинета, квартиры и кунцевской дачи. И в мирке ближайшего окружения.
А вокруг него стала разворачиваться борьба за влияние на него — и, как нетрудно понять, за последующее наследство власти. Обозначилось несколько групп. Одна: Жданов, Вознесенский, Кузнецов и др. Другая: “связка” Маленкова — Берии, к которой примыкали и Хрущев, Микоян. Обе группы оттесняли “старую” — Молотов, Ворошилов, Каганович. И если Сталин в конце 1930-х очистил руководство страны от эмиссаров мировых закулисных сил, то теперь, в этой самой атмосфере подспудных интриг действовали другие “оборотни”.
Кто? Доподлинно мы не знаем. Обвинение слишком серьезное, чтобы приводить его без доказательств. Для “оборотней” прежнего поколения такие доказательства можно выявить из их дореволюционнах связей, знакомств, из их дел в первые годы советской власти. Что-то со временем рассекречивалось, открывались закрытые ранее архивы, где-то допускались утечки информации. Но для деятелей следующего поколения все это остается сокрытым. Мы можем высказать лишь определенные подозрения.
Так, свою патриотическую линию Сталин проводил, опираясь на Жданова и его “команду”. Жданова считали самым вероятным преемником Иосифа Виссарионовича. Но в эту же “команду”, и именно в ходе верхушечной борьбы за влияние попал такой работник как М.А. Суслов, возглавивший Агитпроп вместо “маленковца” Александрова. В 1948 г. Жданов умер, но на позициях Суслова это никак не отразилось. Наоборот, они упрочились. Он становится секретарем ЦК, выдвигается на роль идеолога партии. Не отразится на нем и смерть Сталина, падение Берии, Хрущева. Он будет лишь набирать силу, превратившись в советского “серого кардинала” — и линию будет проводить совсем не патриотическую.
Невольно обращает на себя внимание и фигура А.Н. Поскребышева. Личного секретаря Сталина, руководителя специального сектора Секретариата ЦК. Как раз через этот сектор Иосиф Виссарионович обеспечивал собственное руководство партийными структурами, осуществлял контроль над ними. По какой-то причине Поскребышева обходят стороной все исследователи, в нем видят лишь “тень” Сталина, его вернейшего слугу. В 1930-х, очевидно, это было так. Но так ли было в конце 1940-х и начале 1950-х? Те, кому требовалось обеспечить свое влияние на Сталина, должны были в первую очередь заинтересоваться Поскребышевым. Постараться каким-то образом привлечь на свою сторону. В период, когда усиливалось затворничество генсека, от его личного секретаря все в большей мере зависело, что и как будет доложено. Но реальные факты показывают, что Сталину в этот период докладывалась не вся правда. И не только правда. И не слишком ли быстро постарались уничтожить Поскребышева после смерти Сталина? Только за то, что верно служил ему? Или знал слишком много?