У мужчин нормой считается пульс около 70 ударов в ми ту, а у женщин — около 80.
ойку Оии больше не пытаются искать решение, ко-0е разрядило бы ситуацию. Правда, подобным об-ом реагируют и многие женщины. Когда слышишь такие диалоги, они кажутся до боли знакомыми:
Фред: Ты забрала мои вещи из химчистки?
Ингрид (насмешливо): «Ты забрала мои вещи!». А сам не хочешь забрать? Я тебе что, домработница?
Фред: Конечно, нет. Если бы ты была домработницей, в доме было бы чисто...5
Во время подобного обмена «любезностями» физиология Фреда и Ингрид быстро разлаживается, и последствия этого катастрофичны.
Готтман выделяет в конфликтных диалогах то, что он называет «четырьмя всадниками Апокалипсиса». Речь идет о четырех типах поведения, которые способны разрушить любые отношения. Они до такой степени активизируют эмоциональный мозг собеседника, что тот уже неспособен ни на какие ответы, кроме злобных (единственная альтернатива — замкнуться в себе, как раненый зверь). Благодаря этим «четырем всадникам» мы никогда не получим от отношений того, чего хотим, однако именно они снова и снова призывают нас на фронт эмоциональных битв.
Апокалипсис общения
Первый «всадник» — это критика. Мы критикуем со-едника вместо того, чтобы выразить сожаление о
Случившемся.
Пример критики: «Ты опять опоздал. Ты только о себе».
Пример сожаления: «Уже девять часов. Ты что будешь к восьми. Это уже второй раз за недет^' Я чувствую себя одинокой и не могу ничем занятье ' когда вот так жду тебя...»
дУМаещь сказал,
Пример критики: «Мне надоело собирать твои раз. бросанные вещи! Достал уже этот бардак!»
Пример сожаления: «Когда ты разбрасываешь свои вещи по кухне, я утром не могу спокойно выпить свой кофе. Чтобы чувствовать себя хорошо, мне необходим порядок вокруг. Можешь сделать над собой усилие и прибраться вечером, перед тем как лечь спать?»
Готтман показывает, как превратить обоснованное сожаление, которое имеет все шансы быть услышанным, в критику, которая вызовет лишь озлобленность, нежелание идти навстречу или яростную контратаку: достаточно лишь добавить в конце с соответствующей интонацией: «У тебя что, проблемы?»
Самое удивительное в этих наблюдениях — это то, до какой степени они очевидны. Все мы прекрасно знаем, какое отношение к себе мы не любим. При этом нам гораздо сложнее определиться, как бы мы, хотели, чтобы к нам относились, даже тогда, когда мгновенно испытываем благодарность, если кто-то обращается с нами предельно корректно.
Я до сих пор помню о неожиданном уроке, кото рый получил во время телефонного разговора. Я ЖД1*1 более двадцати минут, пока девушка-оператор авиа компании подтвердит бронирование билетов на само
улетавший в тог же день после обеда. В итоге Л£Т' сообщила мне, что не может найти мою бронь.
°Н Что значит — не можете? С ума сойти! Зачем
вообще нужны, если не можете ничего найти? —
вырвалось у меня от досады.
Не прошло и минуты, как я уже сожалел о сказанном Я прекрасно понимал, что своей грубостью настроил против себя человека, способного решить мою проблему. Но я не знал, как выйти из ситуации, думая, что извиняться глупо (сделать это никогда не поздно, но тогда я этого еще не понимал).
К моему великому удивлению, девушка сама подсказал мне выход:
— Месье, когда вы повышаете голос, мне трудно сосредоточиться, чтобы помочь вам.
Мне повезло: она дала мне прекрасную возможность извиниться, не потеряв лица. Что я и сделал.
Пару секунд спустя мы снова спокойно общались. А когда я объяснил ей всю важность своей поездки, она даже умудрилась продать мне билет на рейс, который в принципе был закрыт для продаж.
Да, по профессии я психиатр, но именно она полностью контролировала эмоции во время разговора. И в тот день она наверняка пришла вечером домой в более спокойном состоянии, чем я.
Этот случай и побудил меня заинтересоваться методом ненасильственного эмоционального общения. Ведь никто прежде не посчитал важным или полезным научить меня ему...
Rt
торым «всадником» Готтмана, самым опасным для ашег° лимбического равновесия, выступает презре-
ешения: борьба или бегство (знаменитая реак-HbI« or flight, описанная крупным американским а иологом Уолтером Б. Кенноном в 1930-х годах). Они заложены в наших генах миллионами лет эво-цИи И для насекомого или рептилии это и вправду самые действенные способы...
Независимо от характера конфликта, проблема контратаки состоит в том, что возможны лишь два ее результата. В худшем случае, она ведет прямиком к эскалации эмоционального насилия: оскорбленный моей контратакой, оппонент распаляется еще больше. Так обычно бывает на Ближнем Востоке... и на всех кухнях мира, где супруги выясняют отношения. Цикл повторяется до тех пор, пока воюющие стороны не прибегают к физическому воздействию: разрушению связей, будь то увольнение или развод... или даже убийство.
В лучшем случае, контратака удается — оппонент сражен нашим ядом или, как это случается в семьях, — пощечиной. Кто сильнее, тот и прав, рептилия в нас торжествует. В результате побежденный остается задетым за живое. И полученная им душевная рана лишь увеличивает эмоциональную пропасть, еще более осложняя отношения. Никогда еще яростная контратака не порождала желания искренне извиниться, обнять обиженного человека... .
Другая позиция — полный уход от ситуации — является чисто мужской привилегией и обычно доводит женщин до белого каления. Очень часто такое поведи6 предвосхищает последний этап распада отно-СНИЙ, будь то брак или профессиональное сотрудничество.
После недель или месяцев критики, атак и кон так один из главных участников конфликта рещ ' вдруг покинуть поле битвы — по крайней мере эм ционально. Другая сторона все еще продолжает искат контакта, вызывает на разговор. Но муж (пусть эт будет муж) прячется за газетой, ожидая, «пока все за кончится». Жена, выведенная из себя полным отсут ствием внимания, начинает говорить все громче и в конце концов переходит на крик. Далее обычно летят тарелки или (если в молчаливую статую превратилась как раз жена) идут в ход кулаки.
Физическое насилие — это отчаянная попытка возобновить связь с оппонентом, донести до него свои эмоциональные переживания (вам хочется, чтобы он почувствовал вашу боль). Разумеется, это ни к чему не приведет. Вернее, приведет, но к обратному результату.
Эту тщетную погоню за теми, кто нас игнорирует, замечательно проиллюстрировал Виктор Гюго. Аббат Фролло, пытаясь расположить к себе Эсмеральду, которая отклоняет все его авансы, в итоге подвергает ее пыткам, а после казнит! Эмоциональный уход не относится к числу эффективных способов решения конфликтов. Как доказал Готтман, а до него Гюго, ничем хорошим это не заканчивается.
Сказать все, но без насилия
Благодаря Love Lab ученым удалось понять, что про* исходит в головах и сердцах людей, вступающих конфликт. И узнать, как они в итоге заходят в ту пик.
разумеется, есть много оснований полагать, что
те же рефлексы и ошибки задействованы не ровно 1 г г
лько в супружеских конфликтах, но и в отноше-д,г с детьми, родителями, родственниками мужа или жены и особенно с нашими начальниками и коллегами.
Так каковы же принципы эффективной коммуникации, которая позволяет донести сообщение до адре-сата, не отталкивая его от себя, а напротив, пробуждая в нем уважение и желание помочь?
Одним из мастеров ненасильственного общения является Маршалл Розенберг. Он родился в Детройте, в бедном квартале, где случалось всякое, и, возможно, именно это подтолкнуло его заинтересоваться разумными способами разрешения конфликтов еще в юности.
Впоследствии Розенберг работал там, где управление конфликтами было жизненно важным: в школах бедных кварталов, на крупных предприятиях, переживавших процесс реорганизации, на Ближнем Востоке и в Южной Африке6.
Первый принцип ненасильственного общения состоит в том, чтобы заменить любое суждение — иначе говоря, критику'— объективным замечанием. Вместо того чтобы сказать «Вы проявили некомпетентность» или «Этот отчет никуда не годится», что мгновенно ставит собеседника в оборонительную позицию, лучше быть беспристрастным и точным: «В этом отчете есть три пункта, которые, как мне кажется, не полностью отражают суть дела». Чем более Ь1 т°чны и объективны, тем лучше это воспринимался собеседником, который видит в ваших словах попытку конструктивного общения, а не потенцШ альную критику.
Розенберг приводит в пример исследование, вицтЦ лявшее связи между литературой страны и жестоко стью ее жителей. Согласно результатам этой работ чем больше в произведениях содержится терминов' разделяющих людей на «плохих» и «хороших», TeJ больше насилия выплескивается на улицы7.
Второй принцип заключается в том, чтобы избегать любой оценки поведения собеседника, полностью сконцентрировавшись на своих ощущениях. Это универсальный ключ к эмоциональному общению. Если я говорю о том, что чувствую, никто не сможет с этим поспорить. Если я скажу: «Ты опоздал, во всем виноват твой эгоизм», — собеседник охотно примется оспаривать мои слова. Но если сказать: «Мы договорились встретиться в восемь, а сейчас половина девятого. Ты поступаешь так уже второй раз за месяц, и я чувствую себя разочарованным, а иногда даже униженным», — он не сможет поставить под сомнение мои чувства, ведь они принадлежат только мне! Все, что нужно — описать ситуацию фразами, которые начинаются с «я», а не с «ты» или «вы». Говоря о себе и только о себе, я уже не критикую своего собеседника, не нападаю на него, а описываю свои эмоции, что значит: я искренен и открыт. Если я действительно честен с самим собой, я могу даже показать ему свою уязвимость, дав понять, как больно он мне сделал. (Уязвимость тут в том, что я раскрываю перед ним одну из своих слабостей.) Чаще всего именно эта искренность и обезоруживает оппо нента, вызывает у него желание сотрудничать