Фрейд же радовался плодам своих последовательных действий. Он писал Юнгу: «Несколько устав после сражения и победы в нем, настоящим уведомляю тебя, что вчера заставил всю группу Адлера (шестерых человек) выйти из состава Общества. Я был непреклонен, хотя и не думаю, что несправедлив».
Тем не менее даже после победы неприкрытая ненависть Фрейда к Адлеру отвергала саму возможность перемирия. В 1914 г. основатель психоанализа писал Лу Андреас-Саломе об «особой ядовитости» Адлера, которого называл не иначе как «отвратительный индивидуум». Позднее в письме к Стефану Цвейгу Фрейд описывал, насколько грубо Адлер вторгся в христианскую культуру своего окружения, а кроме того, и в вопросы, связанные с антисемитизмом. Когда Адлер внезапно скончался во время проходившего в Аберде-не научного конгресса, Фрейд написал: «Для еврейского мальчика, вышедшего из венского пригорода, окончить свои дни в Абердене уже само по себе – карьера, доказательство того, как далеко он зашел. Мир воистину наградил его необычайно щедро за ту услугу, которую тот ему оказал, противореча психоанализу».
Несмотря на то что Фрейду удалось изгнать Адлера, он так и не смог найти покоя. Хотя основателю психоанализа и удалось очистить Общество от неверных, диссидентство все еще продолжало оставаться угрозой. Наибольшие подозрения у Фрейда вызывал Вильгельм Штекель, который испытывал симпатию к Адлеру, но не захотел выйти из состава Общества. Штекель в своей научной методике, объясняющей различные случаи заболеваний пациентов, шел гораздо дальше Фрейда, показывая тем самым, насколько он оригинальнее самого основателя психоанализа. Поэтому вполне возможно, что ненависть, которую Фрейд испытывал к этому человеку, была следствием недостатков его собственной методики. И, наблюдая методы Штекеля на практике, он осознавал свои ошибки. В действительности же Фрейд в своем гневе часто выходил за грань рационального. Если прежде Фрейд говорил о Штекеле как о благородном человеке, то затем изменил свое отношение к нему и заявил, что стремления Штекеля «низменны и глупы». Фрейд написал письмо Эрнесту Джонсу, в котором давал уничижительную характеристику Штекелю, называл «лгуном», «человеком, которого невозможно хоть чему-нибудь научить» и «свиньей», он так и писал «эта свинья Штекель». Фрейд не только оскорблял Штекеля, говоря, что тот отвратителен и грязен, но и, казалось, испытывал внутреннюю потребность унижать его, представляя его существом мелким и незначительным. Однажды Фрейд заявил, что по своим размерам Штекель вряд ли превышает «размеры горошины». В другой раз Фрейд резко отреагировал на нескромное фанфаронство Штекеля, заявившего, что зачастую карлик, стоящий на плечах великана, видит дальше самого гиганта. Фрейд прокомментировал фразу Штекеля так: «Возможно, это и правда, только вот вошь на голове астронавта не видит абсолютно ничего».
Окончательный разрыв со Штекелем произошел, когда Фрейд пожелал, чтобы один из его последователей – Виктор Тауск – занимался обзором книг в журнале «Zentralblatt», основателем и соиздателем которого являлся Штекель. Штекель вовсе не был намерен идти на какие-либо уступки и отказался принять Тауска в редакцию. Продолжая исполнять обязанности редактора, Штекель вышел из состава Венского общества.
Не избежал гнева даже тот, о ком основатель психоанализа восторженно отзывался: «Он самый значительный из встреченных мною. Он может оказаться тем, кого я ищу, чтобы возглавить наше движение», – Карл-Густав Юнг. Очароваться Юнгом было нетрудно: молод, красив, умен, талантлив. Но это слишком общая характеристика, ей соответствовали многие в окружении Фрейда. А вот что действительно отличало Юнга от других фрейдистов – его… национальность и вероисповедание. Психоанализ в первые годы недаром называли «научной басней венских евреев»: большинство сторонников Зигмунда, как и он сам, были евреями и гражданами Австро-Венгрии. Фрейд же мечтал о распространении своего учения во всем мире, а непременным условием этого было лидерство «арийцев». Фрейд писал: «Наши собратья-арийцы нам совершенно необходимы, иначе психоанализ падет жертвой антисемитизма». Юнг отвечал выдвинутому условию: швейцарец, христианин, более того, сын священника, сам изучавший теологию. В 1910 г. по велению Фрейда он стал пожизненным (!) президентом Международной ассоциации психоаналитиков. Однако уже через 3 года Зигмунд публично сказал ему «фи!». Юнг провинился тем, что, во-первых, не уверовал в сексуальную этиологию неврозов. Во-вторых, слишком увлекся мистикой, которую рационалист Фрейд не принимал (в кабинете Фрейда висел лозунг «Работать, не философствуя»). И, в-третьих, Юнг забыл упомянуть в своих лекциях по истории психоанализа имя отца-основателя, объяснив это тем, что все и так знают, кто стоял у истоков теории. Фрейд порвал не только деловые, но и личные отношения с «неверным». Он констатировал: «Трудно поддерживать дружбу при таких разногласиях».
Неприязнь Фрейда отражалась даже на верных его последователях, лишь заподозренных в оппортунизме. Так, драмой закончились отношения Фрейда и упомянутого выше Виктора Тауска. В тот момент последнему было 33 года. Он был родом из Хорватии, по специальности правовед, судья, работавший журналистом в Берлине и в Вене. Чтобы лучше разобраться в психоанализе, он специально окончил медицинский факультет и в кругу учеников слыл за одного из самых способных.
Тауск не пытался конкурировать с Фрейдом, но высказывал ряд оригинальных идей. Хотя, по мнению Саломе, он был одним из наиболее способных учеников, у него не было решимости Адлера или Юнга сделать это открыто и принять неизбежное в этом случае отвержение со стороны учителя. Фрейд обвинил Тауска в плагиате. Тауск пытался преодолеть нарастающую дистанцию тем единственным способом, который Фрейд оставлял своему окружению: он просил Фрейда принять его в качестве пациента.
Фрейд все-таки отказал ему в анализе. И в 1919 г. эта история закончилась трагически: Тауск покончил с собой тщательно продуманным способом, завязав петлю вокруг шеи, а потом прострелив себе голову.
Та ярость, с которой Фрейд нападал на своих самых независимых учеников, предавая их анафеме исключительно за то, что те осмеливались оспаривать его учение, лишь стимулировала к сравнению психоанализа с религиозным культом. Своими высказываниями Фрейд только усиливал это сходство. Когда, например, Людвиг Бинсвангер спросил Фрейда о причине разрыва между ним и его самыми старыми и талантливыми учениками, вспомнив прежде всего о Юнге и Адлере, основатель психоанализа ответил ему: «Именно потому, что они тоже хотели быть Папами».
В 1924 г. Фрейд, давая характеристику Юнгу и Адлеру, вновь прибег к религиозной метафоре, назвав их «еретиками». Используя подобные термины, он, сам того не осознавая, подтверждал тот анализ, который позже провел Макс Граф: «Фрейд настаивал на том, что последователи Адлера, отказывающиеся признавать, что в основе человеческой психологии лежит сексуальность, не являются истинными фрейдистами. В довершение всего Фрейд в качестве официальной главы своей церкви изгнал Адлера из ее лона. На протяжении нескольких лет я был свидетелем развития Церкви: от первых проповедей перед маленькой группой апостолов до споров между Арием и Афанасием».
Впрочем, несостоятельность Фрейда как друга объяснялась не только его нетерпимостью к критике. В своих отношениях с друзьями он опять-таки надевал маску сына, а им предоставлял роль матери, которая должна восхищаться своим любимчиком и прощать ему его эгоизм. Он нуждался в дружеской поддержке и одобрении, как нуждался в поддержке матери. Он зависел от друзей, но в то же время стыдился этого. Приняв от другого помощь и сочувствие, он отрицал зависимость, порывая с этим лицом всякие отношения, выбрасывая из своей жизни, ненавидя его. Свою склонность к зависимости Зигмунд называл «нищенскими фантазиями». Он говорил: «Нет, пожалуй, ничего другого, по отношению к чему я был бы настроен так враждебно, как мысль о том, что я могу быть чьим-то протеже». Таков был конфликт Фрейда: он жаждал независимости, но вместе с тем желал опеки и восхищения окружающих. Этот конфликт навсегда оказался неразрешенным.
Слишком много сил Фрейд потратил на борьбу с оппонентами. Слишком долго он был отверженным, парией. И теперь ему повсюду мерещились враги, чудилась крамола. Словно спасаясь от преследователей, Фрейд «заметал следы» – несколько раз в течение жизни он уничтожал свой личный архив: дневники, письма, черновые записи. А большую часть того, что пощадил ученый, после его смерти засекретили родственники – вплоть до начала XXII в.
Зигмунд жил с постоянным ощущением опасности, а потому стремился к надежности, к полному контролю над ситуацией. Верные ученики предложили своему гуру создать небольшую закрытую группу, которая контролировала бы психоаналитическое движение. Фрейд с небывалым для него азартом увлекся этой затеей. Он писал: «Меня захватила идея тайного комитета, состоящего из наиболее надежных людей, который заботился бы о развитии психоанализа и защищал дело против личностей и случайностей, когда меня не станет. Осмелюсь сказать, что жизнь и смерть станут легче для меня, если я буду знать, что существует ассоциация, пестующая то, что я создал». В сентябре 1913 г. пятеро избранных: Отто Ранк, Карл Абрахам, Шандор Ференци, Эрнест Джонс и Ганс Закс – собрались в доме Фрейда, чтобы утвердить свою организацию. Создание тайного комитета превратилось в настоящий ритуал посвящения. Фрейд носил вправленную в золотое кольцо греко-римскую камею с головой Юпитера, еще дюжина камей хранилась в его коллекции антиквариата. В момент провозглашения комитета он протянул ученикам руку с камеями: «Пусть каждый из вас закроет глаза и возьмет из моей ладони талисман, предназначенный ему судьбой! Это будет официальной печатью нашего ордена!». Пятерка по примеру учителя вправила камеи в кольца. Через год еще одно такое кольцо надел присоединившийся к комитету Макс Эйтинг. Так появились культовые для психоанализа Семь Колец, просуществовавшие до начала 30-х гг.