Медленно, как в замедленной съёмке, я потянулась за телефоном.
Кольцо горящих глаз смыкалось вокруг меня.
-- Ну?
Это было наитие чистейшей воды. Я зажмурилась и почти не дрожащим голосом проговорила:
-- Сначала позвонишь ты и прикажешь тем, кто следит за домом, чтобы они ушли.
-- Что?!
Похоже, он действительно не понял.
-- По-моему, наша жертва ставит нам встречное условие! -- прошипела одна из красноглазых теней.
-- Дайте-ка я с ней поговорю, вот увидите, запоёт по-другому! -- подхватил кто-то ещё, и вампиры заволновались. Один за другим они шипели и выкрикивали угрозы.
Акакий царственно взмахнул рукой, и все умолкли.
Я, успев набраться смелости и выровнять дыхание, опередила его, и голос мой прозвучал требовательно и звонко:
-- Позвони тем, кто сторожит дом! Прикажи им... зайти в дом! И сказать, кто они! И потом я позвоню маме и скажу ей то, о чём просишь ты!
Конечно, я понимала, что при таком количестве дружков и приспешников Акакий может и не посчитаться с жизнями пары-тройки из них. Но очень сильно понадеялась на то, что в присутствии пятнадцати дрожащих от возбуждения вампиров Косичкобородец не рискнёт объяснять им, что они гибнут во благо воссоединения своего предводителя с любимой женщиной.
Стрекотали цикады, шумели сосны, вторили им вампиры, а раздумья Мерзлихина затягивались непозволительно долго.
-- Ну? -- настала моя пора подгонять. -- Я могу даже одолжить телефон, звони!
-- Да убей её!
-- Дай я покажу ей, что такое настоящая боль!
-- Нет, я! Нет, я! Дайте я ей покажу!
-- Куда лезешь, я вообще первым пришёл!
-- А я с ней ещё в поезде ехал!
-- Ну вы ещё лотерею устройте!
-- Меня, меня пустите!
-- Да пустите же!
Алый огонь в глазах Акакия угасал.
Я видела, что ему очень хочется убить и меня, и своих друзей, но он, далеко не глупый дядька, понимал, что я ему всё ещё полезна, а друзья... одно дело, две-три потери, но сразу пятнадцать -- это уже чересчур.
Я улыбнулась и протянула ему телефон.
Он выхватил его, даже слегка оцарапав мои пальцы.
С ожесточением выстучал номер. Надо же, наизусть помнит!
-- Гена... Гена, бери Вову и... идите в дом. Нет, ты не ослышался! Да, отменяется! Нет, ты ещё будешь переспрашивать?! А ну быстро в дом! Скажете, что вы - от Акакия Мерзлихина!
А что? Кажется, случайный план начал срабатывать.
-- Ну! -- швырнул он телефон мне. -- Звони давай!
-- Так твои Гена с Вовой ещё не успели объяснить, что к чему, -- резонно возразила я. -- Вот через пару минут -- пожалуйста.
-- Да кого ты слушаешь! Да что ты делаешь! Да врежь ты ей! Нет, дай я сам врежу! -- заволновались снова дружки.
-- Пока мы ждём, чтоб твои люди дошли до дома, расскажи, откуда вообще ты взялся в маминой жизни? -- в конец обнаглела я, и Акакий опешил:
-- Чего?
-- Я понимаю, в две минуты ты не уложишься, но...
-- Да что ты о себе возомнила?!
-- Ну, не хочешь, как хочешь, -- пожала я плечами и вздрогнула: мимо меня проскочил сливающийся с сумраком подлеска серый... кролик?
Вампиры отшатнулись, а мелкий ушастый зверёк поскакал себе дальше, к руинам. Что-то не слышала раньше, чтобы кролики были ночными зверями.
-- Звони! -- приказал Мерзлихин, и я подняла трубку, выбрать мамин номер в списке...
И тут земля под нашими ногами пошатнулась. Потом ещё раз. И ещё.
-- Что это?
-- Это что?
-- Кто это?
Акакий чуть присел, чтобы удержаться на ногах, и только мне было хорошо, я уже опиралась на сосну.
И -- да, я, кажется, догадалась, что сейчас будет.
С ужасающим рёвом мимо меня пронёсся огромный чёрный... или фиолетово-серый кролик. За ним -- белоснежный Фил, я запомнила его по выдранному на плече клоку шерсти. Вместо того, чтобы, как я ожидала, броситься врассыпную, вампиры принялись с рычанием кидаться на оборотней.
Вот только кроликов было -- больше. Кажется. И сами они были... ну очень большими.
Что это, если не мой шанс?..
Глава двадцать третья. Чертёнок
.
Вот теперь я не просто бежала -- летела! И даже почти не спотыкалась!
-- Мама! Мама!!! -- орала я в трубку, не сбавляя скорости, и мне в ответ неслось многоголосое "всё в порядке, Надя".
Ура!
Позади меня ревели и рычали оборотни и вампиры, и я прекрасно понимала, что, на чьей бы стороне ни был численный перевес, пострадают в драке и те, и другие.
И мне вдруг стало жалко всех. Да, теперь, когда прямая угроза родителям миновала, можно было пожалеть и врагов! К тому же, кролики, вроде бы, тоже друзья.
А мне навстречу мчался Эдик. Он вытянул руки -- я прыгнула -- он подхватил и закружил меня...
...не рассчитал близости сосен и от души приложил об одну из них ногами, споткнулся и упал! Хорошо хоть, что я падала на него сверху.
Бедные мои ноги, они были до глубины души возмущены таким отношением и взывали ко мне о мести, но бить Эдика не хотелось совершенно. А вот придушить!..
Мы одновременно потянулись друг к другу. Да, я буду душить его, я не дам ему дышать своими поцелуями, объятьями, всей хлещущей через край страстью!
Голова кружилась, кружилась земля, постоянно меняясь местами с небом, и в это сладостное кружение вовлекались даже плывущие перед глазами пёстрые пятна.
-- Кролики в ярости, -- выдохнул мне в ухо Эдик.
И тут я всё-таки стукнула его по лбу!
Нет, и надо было выбрать такой момент для такого сообщения! Я бы предпочла, чтоб он сказал, например, "выходи за меня"! Или уж, на худой конец, "будь моей"... но "Кролики в ярости" -- извините, разве об этом говорят горячо любимым девушкам, которые только что чудом избежали смерти?!
Эдик виновато тёр лоб, а я злорадно улыбалась. Вот бы там вскочила шишка, да побольше!
-- Ну и в ярости, ну и что? Я их видела! -- решила я поддержать беседу на предложенном уровне. -- Лучше скажи, где сейчас Клюевы?
-- На границе.
-- На какой ещё границе? -- я принялась отряхивать майку, шорты и на себе, и на Эдике. Всё-таки нехило мы иголок нацепляли.
-- Ну как на какой, -- стоял он истуканчиком, расставив руки, чтоб мне было удобнее. -- Ведь граница у нас с оборотнями. Сегодня приходила делегация. Сказали, мол, давайте установим комендантский час, чтобы после захода солнца никаких вампиров на нашей территории, кроме тебя, Надь, конечно... и твоей мамы.
-- Повернись.
-- Ага... и сейчас папа звонит, говорит, ты где? Я отвечаю, что у Нади, а он и спрашивает, Ака с тобой? -- я ощутила, как по телу Эдика прокатилась волна дрожи. -- И, узнав, что он не со мной, папа сказал, что едет на границу к эл-пэ-ка... значит, их можно найти именно там.
-- Тогда побежали!
-- Но комендантский...
-- Ты же со мной!
И, не оглядываясь, я рванула туда, откуда только что убегала, сломя голову.
Драка продолжалась. Судя по рёву и вою, крикам ярости и боли, скрипу и треску ломаемых деревьев, ни одна сторона не просила пощады и сдаваться не думала.
Эдик жалобно что-то причитал, но отстал от меня ненамного.
Я больше не волновалась за него.
Он жив! Он сильный! Он умный!
Он -- мой любимый, и уже только поэтому не может быть ни дураком, ни слабаком...
Исполненный особой жалобности вопль за спиной заставил меня остановиться. Когда я оглянулась, увидела...
То, чего мне так не хватало сегодня.
Эдик лежал на земле, на боку, прижимая к себе коленку и подвывая от боли.
Можно было зарычать от бессилия, лечь рядом с Эдиком и покататься по земле, выдёргивая волосы на себе или на нём, но я, вообще-то, спешила.
Подхватив любимого на руки, я побежала с удвоенной скоростью, не вслушиваясь в потоки благодарностей, которыми он принялся осыпать меня вперемешку с поцелуями... лучше бы побольше поцелуев, честно!
Вскоре откуда-то справа потянуло запахами машин. Я забрала правее.
Кавалькада клюевских ухоженных автомобилей растянулась цепочкой на едва заметной, тем более в сумерках, грунтовой дороге, что охватывала площадку с руинами со стороны соснового бора.
Мне наперерез вылетели почти все Клюевы, но дальше всех рискнул зайти за невидимую черту границы с оборотнями один Арсений Михайлович. Ужас и обречённость, проступившие на клюевских лицах подсказали мне, что вид Эдика на руках у меня навёл их на мысли о самом плохом, что только могло случиться.
Арсений Михайлович шагнул ещё раз. Другой. Пошатнулся, прирос к месту, не решаясь шагнуть вновь, не смея протянуть руки и забрать у меня собственного сына... тело собственного сына -- смесь неверия и горя уже почти целиком завладела его лицом.
Передав возлюбленного старшему Клюеву, я сочла нужным остаться как можно ближе к нему. Мало ли, что стукнет в голову папаше, когда он поймёт, что его младшенький в который уже раз отличился особой "уклюжестью" в самый "подходящий" момент!
Арсений Михайлович нетвёрдой походкой возвращался к автомобилям. Перед ним расступались. Переполненные всё тем же горем и неверием взгляды приклеивались к нему, тянулись за ним невидимой, но осязаемой паутиной.
Эдик сжался испуганным мышонком и даже, казалось, стал вдвое меньше, когда папа преклонил колени, чтобы уложить бездыханного сына рядом с "ландкрузером".