— Тем водяным чудищем, что схватило меня под водой, — тоже был ты? — пытливо спросил у зверя ребёнок, видимо, стараясь разобраться в сюжете своей сказки. — На наручниках остались следы зубов, и только то чудище могло спасти меня и притащить сюда.
Подумав, Аня кивнула. В логике мальчонке не откажешь, что подтвердилось его следующей фразой, прозвучавшей как констатация факта:
— Мальчиком тоже был ты. Ты — метаморф из мифов, только настоящий, да?
Аня снова кивнула. Мальчик задумался и с горячим любопытством спросил:
— А какая у тебя истинная форма? Кто ты, когда ни в кого не превращаешься?
«Вопрос на засыпку, как говорится. Действительно, кто я, когда «ни в кого не превращаюсь»? Туман? Бесплотная душа?»
— Правильно, не раскрывай мне свои секреты: вдруг, меня пытать будут, когда поймают, — совершенно серьёзно сказал мальчик в повисшей паузе, заставив содрогнуться тело крупной кошки. Боженьки, что ж это за мир, где могут пытать детей! — А по доброй воле я тебя не предам, ты не бойся.
— Спи, — негромко проурчала Аня, вырвав у мальчика потрясённый вскрик и тихий смех:
— Ой, ты и зверем можешь разговаривать! Здорово!
— Ещё бы не здор-ррово. Поспи часок, пока одеж-жжда не высохла.
Мальчик послушно закрыл глаза и мирно засопел, прикорнув к жаркому телу барса. Хорошо быть ребёнком и жить настоящим моментом, перепоручив заботу о будущем взрослым! Смотря в расслабленное лицо спящего мальчика, чем-то неуловимо напоминающего ей сыновей и внуков, Аня размышляла над извечным вопросом: что делать? Абсолютно свободным зверем жить хорошо, пока у тебя не появились дети…
Вытащенного из реки мальчика звали Павлюк: так он представился Ане, когда проснулся и взялся натягивать на себя высохшую одежду. Заправив рубаху в холщовые штаны, Павлюк доверчиво посмотрел на снежного барса, сидящего на поляне, и спросил:
— Что теперь делать будем? В лес жить пойдём? — Его лицо несчастно сморщилось, и он неохотно уточнил: — Или ты меня сейчас бросишь? Мне одному в лес идти?
— Тебе остаться здесь и пр-ррятаться в кустах, — прорычала Аня, встревожено смотря на опускающееся за горизонт солнце. — Я вер-ррнусь скор-рро с одеждой потеплее и поесть пр-рринесу.
— Поесть не худо бы, — оживился мальчишка. — Я тебя дождусь, буду сидеть здесь, как гвоздями прибитый! Мне всё одно идти некуда…
— Есть, — заверила Аня, — в моём доме жить будешь. Только лицо твоё капюшоном прикрыть надо и темноты дождаться, так что сиди тут, на дорогу не суйся, я позову тебя, как вернусь.
Быстрый бег через кусты, оборот собакой и проникновение в город мимо недовольных стражников. Перерыв вещи в чулане, Аня отыскала мужскую куртку с капюшоном, видимо, принадлежавшую раньше мужу свахи Нарзис. Куртка была великовата, но тут бедные мальчишки все как один ходили в одежде с чужого плеча, редко подходящей им по размеру.
— Куда бежишь на ночь глядя? — ворчливо спросили у неё стражники городских ворот Эзмера на обратном пути.
— Брата младшего надо из деревни забрать, — ответила Аня, кутаясь в платок: к ночи похолодало и она волновалась за Павлюка, сидевшего у реки в одной рубахе.
— Не успеешь сбегать до деревни-то, мы через час ворота закроем.
— Тётя обещала вывести брата мне навстречу, они уже около моста ждать меня должны.
— Не видно никого по ту сторону.
— До поворота не дошли ещё.
— Как знаешь, но запертые ворота открывать не будем, в деревне ночевать оставайся.
— У меня мать болеет, мне вернуться надо. Я быстро, вы глазом моргнуть не успеете!
Через мост Аня в самом деле понеслась бегом. Потом быстро-быстро пошла по дороге, выискивая те кусты, где велела прятаться ребёнку. Вроде бы где-то здесь, как раз метров триста вдоль реки прошла… Свернув с дороги к кустам, Аня тихо позвала:
— Павлюк, это я! Выходи, пока ворота городские не закрыли! Жить в лесу — не вариант.
В кустах зашуршало, выглянуло мальчишеское лицо. Голубые глаза недоверчиво осмотрели молодую женщину в добротном платье и платке.
— Ты кто? — настороженно спросил мальчик.
— Чудище водяное и кошка большая с пятнистой шкурой, — нетерпеливо ответила Аня, протягивая ему куртку. — Пошли скорее, на ходу перекусишь.
Мальчишка просветлел лицом и широко улыбнулся:
— Вернулся!!! Вернулась. Так ты женщина, значит?
Он впился зубами в бутерброд и без тени сомнений пошёл за Аней к мосту. Перед воротами накинул капюшон на голову, хоть никто не разглядел бы в сумерках «утопленника» в бредущим за старшей сестрой парнишке.
До дома они добрались без приключений. Накормив Павлюка горячим супом, Аня уложила его на кровати Аннет, а сама устроилась в комнате бывшей хозяйки дома.
Глава 12. Дело о козле
Первое успешное дело антисватовства не принесло Ане большого дохода, но доставило ей моральное удовлетворение от хорошо выполненной работы и укрепило уверенность в своих силах. Ещё оно дало ей неплохую рекламу: отец Корины, желая искупить свою вину перед «родной кровиночкой», по всему городу разнёс весть, что его дочь безумно счастлива благодаря Аннет Сток. Собственный вклад в дело разрушения дочернего счастья он оправдывал так: неудобно было отказать солидным людям, хорошо, что госпожа антисваха помогла. Корина минимум трижды в неделю заносила Ане свежие яйца и молоко и обижалась, если та начинала протестовать или совать ей монетки.
— У нас нет денег, чтобы расплатиться с вами как положено, я рада, что могу отблагодарить вас хотя бы так. Вот будем поросят резать — самые лучшие куски вам привезём!
В этот момент рядом со смущённой Аней возникал Павлюк, оттирал её в сторону и важно говорил:
— Привозите, спасибо скажем. Хозяйку не слушайте: она не по земле ходит, а в облаках парит, но я-то о ней позабочусь, не сомневайтесь, госпожа.
Корина весело подмигивала мальчишке и убегала по своим делам, а Аня только руками разводила: за одну неделю испуганный приёмыш превратился в деловитого помощника по хозяйству и верного товарища. Для конспирации они русые волосы и брови Павлюка перекрасили в рыжий цвет, каждое утро рисовали ему коричневые веснушки на носу стойким чернильным карандашом — и мальчишка перестал бояться быть узнанным.
Аня помнила первый день после появления в доме Павлюка: она проснулась утром от стука в дверь, вышла к гостям и на ней с визгом повисла Корина. Артём внёс в прихожую большую корзинку с деликатесами, оставшимися от вчерашнего застолья, и ещё раз сердечно поблагодарил за помощь. Аня удивилась, что новобрачные с утра на ногах, а те недоумённо пожали плечами: скотину надо доить и вовремя в поле выгонять независимо от свадеб и прочих дел. Гости попили на кухне чая, излучая счастье и умиротворение, и ушли по делам, а Аня пошла будить спасённого мальчика.
Она открыла дверь в комнату Аннет. Павлюка нигде не было, но испугаться Аня не успела: за дверью шкафа слышалось тихое дыхание.
— Это я, выходи, — улыбнулась Аня, застилая кровать. — Все ушли.
— Что случилось? Отчего все так шумели? — с опаской высовываясь из шкафа, спросил Павлюк.
Аня села на кровать и похлопала по покрывалу, приглашая мальчика сесть рядом:
— Знакомые в гости заглянули, вкусностей разных принесли. Расскажи мне о своих родных: надо передать им счастливую весть, что ты жив.
— Нет у меня родных: мать умерла, когда меня рожала, воспитывался я у чужих людей, но связанные со мной надежды не оправдались, — безучастно доложил ребёнок, явно делая краткий вывод их тех изречений взрослых, что слышал в отношении себя. Он погладил красивое вышитое покрывало и с любопытством спросил: — Это твой дом? От родителей тебе достался? Они тоже были метаморфами, как ты?
Аня замялась под прямым детским взглядом, но решила не скрывать правду:
— Хозяйкой этого дома была очень хорошая старая женщина. Она недавно умерла и завещала дом мне… как своей дочери.
— Хорошо, — протянул мальчик и пытливо заглянул в глаза Ани: — Ты правда её дочь?
— Нет, — честно ответила Аня, — но женщина знала об этом и завещала дом именно мне.
— А если вёрнётся та, другая дочь?
— Убегать будем и искать новый дом.
Мальчик задумался, наморщил лоб, спросил:
— Нелегко быть метаморфом, да? У тебя, как и у меня, нет настоящего, собственного дома и родных?
— Теперь есть: ты — мой брат, а дом — вот он. Будем вместе выживать в этом ненормальном мире, а?
— Будем! — просиял Павлюк. — Жаль только, что я не метаморф — меня узнать могут…
— Близкие знакомые в городе у тебя есть?
— Нет, откуда! Я из глухой деревушки далеко отсюда, в Эзмере никого не знаю. Только видели меня многие вчера.
— Поверь, через месяц никто и не вспомнит о постороннем казнённом мальчишке и тем более не узнает его в лицо. Волосы мы тебе перекрасим, веснушек на носу нарисуем — будешь ходить замаскированный. Кстати, за что тебя в речку бросили? Если не хочешь — можешь не говорить.
Павлюк удивленно уставился на Аню:
— Как — за что? Как и всех таких, как я, — за воровство магии.
— Амулет стащил?
— Нет! Ты что, не слышала никогда про полукровок? Нас казнят сразу, если магия проявляется, обычно это происходит в возрасте 12–13 лет. Мне зимой тринадцать стукнуло, а вчера у меня с пальцев неожиданно огненные искры слетели. К сожалению, слетели они при свидетелях, вот и забрали меня…
— Та-ааак… А теперь ещё раз и подробнее!
История оказалась простой и оттого ещё более страшной. То, что маги никогда не женятся на простолюдинах, Ане уже было известно, как и о том, что любовницы из неодарённых у магов-мужчин бывают часто. У смешанных пар вполне могли появиться дети, и вот тут возникала проблема: согласно законам королевства право быть магом имел только законнорожденный потомок мага! Поскольку младенцы не ведали об этом законе, а природа вероятность рождения мага от смешанной пары определяла по принципу «пятьдесят на пятьдесят», то бастарды частенько наследовали магические способности своих отцов, то есть прямо нарушали чёткий государственный закон. За нарушение этого закона полагалась смертная казнь, причем полагалась она не родителям, а нарушителю-ребёнку, незаконно «своровавшему» магию отца! Если рождение полукровки не удавалось предотвратить, то за ним наблюдали до подросткового