— Отпустите, — прохрипел Глеб. — Не могу дышать.
Давление на грудь немного ослабло. Сильные руки дяди повернули его, подхватили под мышки и потащили волоком прочь из комнаты. Он больно ударился пятками об порог и вскрикнул. Захлопнулась дверь. Вытащив Глеба на середину гостиной, дядя остановился.
— Пустите! Вы мне руку сломаете!
Дядя медлил. Наконец он решился и медленно разжал захват. Глеб поднялся на четвереньки и сел, привалившись спиной к дивану.
— Ты что?
— Я… что я сделал?
Плач за спиной стих, из-за двери послышались приглушенные голоса. Постепенно Глеб приходил в себя.
— Ты болен. Я действительно думаю, что с тобой не все в порядке. Понимаешь меня?
— Понимаю.
Глеб зашевелился, собираясь встать.
— Сиди!
Он замер.
— Послушайте, дядь Сереж, все прошло. Все нормально.
— Я так не считаю. Ты себя не контролируешь.
«Не контролируешь!»
— Что я сделал?
— Ты набросился на Аленку! Набросился на нее!
Голос дяди сорвался на крик. Разговоры в комнате умолкли.
— Это был не я.
— Что значит — не я?
— Там что-то было еще. Кроме нас!. Вы же сами видели!
— Ничего там не было — только мы и все!
Дядя посмотрел в испуганные глаза Глеба и произнес медленно, подчеркивая каждое слово:
— Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Папа!
От неожиданности оба вздрогнули и повернулись на звук.
— Папа! Пап!
— Сиди на месте!
Глеб демонстративно поднял руки.
— Что, милая? Тебе лучше?
— Папа, позови Глеба!
— Не нужно.
— Позови!
— Он плохо себя чувствует.
— Ему нехорошо, — вмешалась тетя. — Ему надо отдохнуть.
Аленка упрямо замотала головой.
— Не надо! Глеб!
Сергей обернулся и посмотрел на племянника. Тот сидел все в той же позе, прислонившись к дивану, и глядел на него спокойно и настороженно.
«Черт знает, что у парня в голове».
Но глаза уже не горели, не было того сумасшедшего блеска, который так напугал Сергея несколько минут назад. Он повернулся к дочери.
— Хорошо.
Глеб поднялся, слегка покачнувшись, и ухватился на спинку дивана. Дядя посторонился, пропуская его вперед.
— Все. Дальше не надо.
— Привет, Аленка.
Она улыбалась, сидя у матери на коленях. Маленькие руки сжимали плюшевого слона.
— Ты сказал мне правду! — объявила девочка.
— Правду?
— Да! Ну, насчет сундука.
— Какого…
Глеб не договорил. Речь шла о том самом сундуке для чудовищ, о котором он рассказал ей несколько дней назад. Простой хитрости, помогающей контролировать страх.
— Он снова приходил, — продолжала Аленка. — Он страшный. Он хотел меня съесть.
Последние слова девочка произнесла очень тихо, и тетя прижала ее к себе, бросив недовольный взгляд на Глеба. В нем явно читались слова: «Она напугана. Она так напугана, что у нее путаются мысли. И в этом виноват ты!».
— Я заперла его в сундук.
— Кто это был?
— Не знаю. Но он очень страшный. И руки у него такие огромные!
Тетя наклонилась к дочери.
— Милая, здесь кто-то был?
— Ну я же говорю! Здесь было чудовище! Тот страшный человек! Как в прошлый раз.
— Может быть, тебе показалось?
— Да нет же!
— Наверное, приснилось, — сказал дядя, обращаясь к жене.
Аленка не удостоила его ответом.
— Я запихнула его в сундук! Потому что он — чудовище.
Глеб кивнул, осознавая, как звучит их диалог для посторонних — самый настоящий бред.
— Было трудно. Он хотел вылезти. Ты говорил, что из сундука нельзя выбраться.
— Нельзя.
Аленка покачала головой и прижала к себе Моню.
— Я думаю, что иногда можно. Потому что он сбежал. Когда ты пришел.
— Куда сбежал?
— Я не знаю. Его больше нет.
— Ну и хорошо.
Тетя погладила дочь по волосам.
— Ложись спать, милая. Я побуду с тобой. Ладно?
— Ладно. Глеб, если он снова придет, я поймаю его?
— Конечно. Не бойся, он ничего тебе не сделает.
— Идите! — сказала тетя.
Глеб почувствовал, как дядя потянул его за локоть.
— Спокойной ночи, — пожелала Аленка.
— Спокойной ночи.
— Вы о чем сейчас говорили? Что за сундук? Глеб, я ничего не понимаю. Что происходит?
Глеб сидел на диване, закрыв глаза, и думал.
«Чудовище снова приходило. И продвинулось куда дальше. Что это? Детский кошмар?».
Это было хорошее объяснение, но он в него не верил. Потому что сам почувствовал в доме чужое присутствие. Оно напало на Аленку, а когда стало ясно, что с ней не справиться, попыталось использовать Глеба.
«И у него почти получилось. Если бы не дядя… Но как можно объяснить такое? Гипноз? Какой к черту гипноз — там что-то было! Что-то живет в лесу! Господи!»
— Глеб?
— А?
— Ты слышишь меня?
— Да. Я задумался.
— Что за сундук?
«Он плохо выглядит. Он боится. За дочь, за себя. Боится».
— Когда я был маленьким, я боялся темноты…
Глеб быстро пересказал все, что говорил Аленке несколько дней назад. Он наблюдал, как морщины, собравшиеся на дядином лбу, разглаживаются — тот постепенно успокаивался, расслаблялся.
А это плохо.
— Но у Аленки это был не кошмар.
Дядя снова напрягся.
— А что?
— Я не знаю, что именно это было, но это лес. Или что там в нем сидит. Оно пыталось добраться до нее, а когда не вышло, воспользовалось мной.
— Но это глупо.
— Это совершенно не глупо. Это логично.
Дядя вздохнул и потер лоб.
— Я думаю, нам надо следить друг за другом. Особенно за тобой и Аленкой. Все время.
— Это не выход.
— Все это когда-нибудь кончится. Нам нужно переждать и быть осторожными. Это какая-то истерия. Она влияет на нас.
Голос дяди звучал так, будто он говорил сам с собой.
«Упрямый козел! Хотя…»
— Я, пожалуй, буду спать наверху. Комнату не закрывай.
— Дядь Сереж, я вам не враг. Сознательно, я никому не хочу причинить вреда!
Это слово — сознательно, само сорвалось с языка. Глеб замолчал.
— Думаю, тебе надо уехать.
— Но…
— Помолчи! Слушай меня! И ты, и я понимаем, что, оставаясь здесь, ты не можешь себя контролировать. А я не могу все время следить за тобой. Это невозможно.
— Не думаю, что до такой степени все плохо.
— Это не важно. Будет лучше, если ты уедешь. И для тебя, и для нас.
— Если бы не я, она могла бы пострадать! Ведь я научил ее этому приему с сундуком!
— Глеб, не обижайся, я в это не верю. И твоей заслуги не вижу. Я вижу, что ты сорвался. Вижу, что ты запугал Аленку историями про всяких чудовищ, и ей снится всякая дрянь. Лучше тебе уехать.
— Я в порядке!
— Да в каком порядке! Ты посмотри на себя! Подумай — бредишь какими-то чудищами, бросаешься на мою дочь, полночи вкапываешь кресты — ты подумай! Подумай об этом!
Спорить было бесполезно. Решение принято. Глеб хотел оправдываться, обвинения дяди были несправедливыми, обидными, но он не стал.
Он понимал, что отчасти дядя прав. И уехать отсюда — действительно хорошая мысль. В конце концов, проблема не только в лесе и чудовищах, проблема и в нем самом. Знахарка говорила так. И Настя хотела, чтобы он уехал. Так будет лучше. Но Глеб упрямо не хотел уезжать. На скрытом уровне сознания кипела работа, он снова и снова пытался найти аргументы, чтобы опровергнуть их слова. Доказать свою полезность. Убедить в своей необходимости именно здесь. Остаться. Это было жизненно необходимо.
— Оно не отпустит меня.
— Отпустит. Уже отпускало.
— Но я возвращался.
— Не имеет значения. Никто не знает, что ты собираешься делать. Вернешься или нет. Ты пройдешь и все. Мы все видели, как ты это делал.
— А как я доберусь до вокзала?
— На машине. Я тебе денег дам.
Дядя поднялся.
— Решено. Завтра ты уезжаешь.
— Но…
— Это все.
Он посмотрел на Глеба и осекся. Лицо парня преобразилось: стало другим — жестким, глаза сузились и горели злостью, как будто сквозь его обычный облик проступил другой. Чужой. Хищный. Стало страшно, захотелось выбежать из комнаты, лишь бы не оставаться с ним наедине. Спрятаться. Сергей моргнул, и наваждение исчезло. Перед ним снова был Глеб, испуганный, обиженный и прежний.
«Вот ядрить твою! Самому уже начинает мерещиться всякое дерьмо!».
— Пойдем спать. Поздно уже.
Глеб улегся в кровать, чувствуя себя совершенно разбитым. Некоторое время он слышал, как в соседней комнате ходит дядя; скрипнула дверца шкафа; из окна потянуло прохладным ночным воздухом. Наконец всякие звуки прекратились, и дом погрузился в тишину.
Глебу не спалось. Он лежал, уставившись в потолок, не смея пошевелиться и боясь закрыть глаза. Сегодня он впервые ясно и недвусмысленно ощутил внутри себя конфликт двух состояний, ощутил свою ведомость. Прислушиваясь к себе, он пытался почувствовать внутри чужое присутствие, со страхом и любопытством заглядывал в укромные уголки собственного «Я», готовый к тому, что в любой момент может обнаружить что-то чужое, черное, обернувшееся кольцом вокруг сердца, сверкающее отвратительными красными глазами.
«Не думай об этом! Не думай! Ла-ла-ла-ла!».
«Как легко я теряю контроль над собой. И как скоро это произойдет опять?»
Нужно было уезжать. Пока еще можно. Бросить все и бежать, иначе случиться настоящая беда, и уже ничего нельзя будет изменить.
«Дядя прав — сто раз прав!»
Но стоило только задуматься об отъезде, как к горлу подступали слезы. И сквозь них Глеб отчаянно убеждал себя:
«Я уеду! Уеду! Мне нужно уехать!»
Повторял это, как молитву.
Он вспомнил про Настю, и все внутри сжалось.
«Я не хочу!».
Легкий ветер на коже.
«Надо взять себя в руки!»
Его руки на ее шее…
Глеб закрыл глаза.
Тихий треск. Тишина и снова треск. И еще. Где-то далеко на улице. И снова. И опять.
Он встал с кровати и подошел к окну. Ноги гудели, словно по ним п