Он закрыл глаза, вызывая последний аргумент своей защиты. Мучительно медленно тянулись секунды, пока сквозь мрак внутреннего взгляда не проступил сундук. Глеб едва удержался, чтобы не закричать.
Ловушка для ночных кошмаров изменилась, и изменения эти были ужасны. Стенки опутала густая, похожая на паутину, сеть трещин. Серебряные полосы, которыми раньше была обита крышка, превратились в костяшки пальцев, словно рука мертвеца теперь удерживала ее на месте. Но не это заставило Глеба сдерживать крик — на передней стенке сундука появилась гравировка. Она слабо мерцала, словно сделанная из метала — это был круг, а в центре него, приветственно подняв нелепый короткий хобот, стоял плюшевый слон Аленки. Его пухлые ноги опирались на постамент образованный буквами. В первую секунду Глеб решил, что это имя любимчика сестры, написанное латиницей — Моня, но потом гравировка вдруг вспыхнула ярким холодным светом, на фоне которого буквы проступили четкими черными линиями:
«MONOS».
Надпись промелькнула на мгновение, а затем потонула в режущей глаза белизне.
Сундук распахнулся.
Федор притормозил перед указателем на Титовку и свернул на грунтовую дорогу. Машина закачалась на глубоких выбоинах, и Анне пришлось схватиться за поручень, чтобы удержаться. Разговор, и раньше-то не слишком оживленный, теперь окончательно зачах, словно оба испугались, что их подслушают. Логово чудовища было рядом.
Глядя на лес, хмурый, темный и такой близкий, Федор все больше мрачнел. Приподнятое настроение, с которым он проснулся, выветрилось, сменившись напряжением, и никак не удавалось его сбросить. Впервые за последние дни он осознал, что задуманное мероприятие может оказаться опасным. По-настоящему, вовсе не киношно-газетному, опасным. Возможно кто-то из них, или даже оба, не вернутся домой. Возможно, сегодня они умрут. Машина медленно двигалась вперед, выбрасывая из-под колес облачка пыли.
Они проехали около километра, когда дорога разделилась: основной тракт поворачивал направо к деревне, а вперед уходила в гущу леса укатанная тропа. По обе стороны от нее возвышались столбы, к одному из которых крепилась цепь. Другой ее конец валялся на земле, покрытый слоем коричневой пыли. Ближе к лесу, метрах в пяти от столбов лежало поперек дороги поваленное дерево. Федор подъехал к нему и остановился.
— Намек прозрачный.
— Вот почему они не могут выбраться, — сказала Анна.
— Могли бы пешком.
— Могли бы — ушли. Здесь что-то еще есть. Должно быть.
— Должно.
Федор принялся барабанить пальцами по рулю, оценивая сложившуюся ситуацию. Он чуял опасность, как собака чует волка, и боялся ее. Тихий голосок в голове упрямо нашептывал: «Брось! Уезжай! Пусть этим займутся те, кому положено». Но он медлил. Добыча — материал — так близко. И так заманчиво думать об этом.
«В конце концов — это всего лишь сосна. Ее мог ветер повалить. Мало ли их падает в лесу. Да сплошь и рядом!»
Он понимал, что, если уйдет, то может уже и не вернуться. Искал и не находил причин повернуть. Только тот слабый голосок где-то в голове.
«Это просто испуг. Моя реакция на их сказки. Да ну к черту! Надо идти!»
— Ладно. Выгружаемся. Пешком пойдем.
Анна вышла из машины и остановилась, вглядываясь в лес и чувствуя, что он тоже заглядывает в нее. Исполин с тысячей глаз. Гигантское нечто.
«Я мошка, а он — стая птиц»
Знахарка впервые осознала это место, как живое существо. Очень старое, очень хитрое — Анна чувствовала его дыхание под ногами.
Федор вытащил из багажника снаряжение, закрыл машину и нажал на кнопку брелока, включая сигнализацию. Раздался громкий короткий сигнал, а сразу вслед за ним на них обрушилась тишина.
— Ну что, идем?
Анна не ответила, только кивнула головой.
— Где ферма?
— Там.
— Уверена?
— Да.
— Хорошо.
Федор первым переступил границу леса. Анна последовала за ним, прижав руку в груди и что-то нашептывая.
Глеб понял, что потерял контроль над собственной фантазией. Сундук больше не подчинялся ему. Страж и ночной защитник взорвался в яркой вспышке света, словно не мог больше выносить давления скопившихся внутри кошмаров. Толстые стенки разлетелись в стороны, и он исчез.
Глеб открыл глаза, испуганно осматриваясь и одновременно гадая, что могло случиться. Сундук принадлежал ему, был его игрой, его изобретением.
«Так откуда же там взялся Аленкин слон? И что это за слово было у него под ногами, так похожее на имя игрушки? И почему…».
Закончить мысль Глеб не успел. В слабом лунном свете, проникающем в комнату, начал формироваться сгусток тьмы, от которого исходил странный вибрирующий звук, напоминающий гудение сотен насекомых. Темное нечто отделилось от двери и неспеша поплыло в сторону кровати. Заскрипели деревянные половицы.
Скрип…
Скрип…
Паника захлестнула Глеба, и сознание его отключилось. Он сполз с кровати и забился в угол, натянув на себя одеяло. Он сидел, широко раскрыв глаза и смотрел, как черное нечто надвигается на него, неторопливо и уверенно. Колыхнулись жалюзи, и в лицо ударил поток воздуха, принеся с собой запах пыли и гниющих овощей. Глеб зажмурился и вцепился пальцами в одеяло.
Тьма придвинулась к нему вплотную, задрожала, завибрировала тысячью маленьких вспышек и распалась. Темный поток взвился в воздух, перегруппировался и обрушился на Глеба адским дождем.
Аленка застонала во сне и крепче прижала к груди плюшевого слона. Под веками зрачки совершали безумный бег, волосы встали дыбом, и сама она, казалось, чуть приподнялась над простыней. Спальню наполнил тихий низкий звук, от которого зазвенели склянки на столе. Ее отец заворочался, забормотал, но сон, глубокий, как смерть, не отпустил его. В комнате распахнулось окно, стукнув деревянной рамой по стене дома.
Анна полностью сосредоточилась на собственных ощущениях, поэтому первым это заметил Федор. Он остановился, отнял от глаза окуляр камеры и нахмурился. Сердце гулко стукнуло в груди.
— Ты это видишь?
— А? Что вижу?
— Это.
Анна проследила взглядом, куда указывал Федор, и ей пришлось облокотиться на ствол дерева, чтобы не упасть. Ноги внезапно стали, словно ватные; по телу разлилась отвратительная слабость.
Метрах в пяти от того места, где они остановились, появилось движение. Земля шевелилась, словно под ней двигалось что-то живое, чуть приподнимая верхний слой дерна и траву. Покачивались кусты. Это напоминало течение реки, в пару метров шириной, пересекающей их путь и пропадающей где-то далеко между деревьев. Неподвижный воздух, пропитанный влагой, не мог послужить причиной — движение жуткой реки было равномерным и тихим. Анна вдруг почувствовала, что, не смотря на обилие зелени вокруг, в лесу душно, как в запертой комнате.
Вот оно — то самое воздействие, которое она ощутила в Глебе. Невидимый и непостижимый мастер иллюзий взялся за дело. Теперь оба пришельца находились в его власти.
— Федор, что ты видишь?
— Вроде как земля шевелится. Вот ведь фигня.
Он снова поднял камеру и стал снимать.
— У меня то же самое.
— Это хорошо или плохо?
— Не знаю… Воздух странный. Тебе не кажется?
— А чего с ним?
— Трудно дышать.
Федор несколько раз глубоко вздохнул, не отрывая объектива от подземного потока.
— Да нет, вроде.
— Такое чувство, как перед грозой. Не думаю, что нам стоит идти дальше.
— Надо идти. Раз приехали.
Они повернули, стараясь держаться подальше от аномалии, и двинулись вперед. Федор взял палку и тщательно ощупывал землю перед собой, а Анна все пыталась отделаться от ощущения, будто кто-то смотрит на них. Она представляла себя амебой под микроскопом — настолько маленькими казались они по сравнению с тем, что разглядывало их сейчас. С каждым новым шагом желание сорваться и убежать все крепло.
— Тихо как, — заметил Федор. — Хоть бы птичка какая запела.
— Мне кажется, их здесь нет.
— А я…
Анна остановилась и сделала шаг назад.
— Стой!
— Чего?
— Не двигайся. Ты снимаешь?
— Да.
— Гляди сюда.
Федор посмотрел туда, куда указывала Анна, и увидел сосну. На шершавом стволе, примерно на уровне глаз была старая рана, нанесенная топором или чем-то в этом роде. Судя по всему, случилось это давно: древесина по краям успела засохнуть и стала серой. Но теперь, прямо на их глазах, из глубины этой язвы изливалась смола. Ее струйки текли вниз, в стороны и даже вверх, тонкими метастазами заполняя собой разлом. Федор молча направил туда камеру и заворожено смотрел в видоискатель, как дерево заживляет свою рану. Спустя пару минут смола начала темнеть, ее поверхность утратила блеск, стала съеживаться и уплотняться, пока ее рисунок не повторил в точности рисунок коры. Еще минута и от повреждения на стволе не осталось и следа.
— Круто!
— Отвратительно!
— Это действительно происходит, или нам кажется?
— Я не уверена…
— Посмотрим кассету, когда вернемся. Тогда и узнаем.
— Если вернемся.
Федор опустил камеру и нервно облизнулся. Робкий голосок внутри, который он почти уже придушил, снова зазвенел в ушах: «Уходи. Материала уже достаточно. С этим можно хорошо стартовать. Не лезь на рожон. Мертвому не нужна слава. Не нужны деньги. Мертвому вообще ничего не нужно».
— Ну что? — спросила Анна.
— Ничего!
В его интонации проскочило раздражение. Идти вперед было страшно и глупо, но признаваться в этом очень не хотелось. Не хотелось выглядеть в ее глазах идиотом и трусом.
— Как там с твоими предчувствиями?
— Здесь что-то есть.
— Круто, — повторил Федор и с тоской посмотрел вперед. Впереди высились деревья.
— Ладно. Пошли дальше.
Еще несколько минут они двигались молча. Тишина вокруг стала настолько густой, что каждая треснувшая под ногами веточка заставляла их вздрагивать, как от разрыва петарды. Несколько раз Федор замечал в ветвях движение, но убеждал себя, что это всего лишь птицы. От жаркой влаги, разлитой в воздухе, он покрылся испариной. Водяные пары конденсировались в волосах и стекали холодными каплями на лоб и лицо. Федор вытащил платок и стал на ходу протирать линзы.