Медленно тянулись часы. Солнце постепенно восходило над деревьями. Оно выглядело изможденным, словно лес высасывал силы не только из девочки, но и из него. Бледность солнца подчеркивал черный частокол древесных вершин.
Степан вдруг насторожился и поднял голову. Он почувствовал, как на дороге, ведущей на ферму, появились люди. Их было двое.
«Нечего вам здесь делать», — прошептал он и закрыл глаза. Нужно было отогнать непрошенных гостей — ничто не должно помешать Глебу выполнить работу. Степан почувствовал подъем. Его сила росла вместе с силой чудовища, и ощущение этого было упоительным. Он намеревался устроить для гостей представление. Маленькое милое представление.
Степан стал тихо напевать, раскачиваясь взад-вперед, в такт движениям Глеба. Так прошел еще час, а потом он вдруг остановился, выпрямился и открыл глаза.
— Что за дьявольщина?
Он снова почувствовал чужое присутствие. На этот раз гораздо ближе к ферме. Ощущение было очень слабым, нервный рецептор, передавший его, был, очевидно, слишком маленьким и примитивным существом, но сигнал поступил. Кто-то прошел. Кто-то прошел по дороге незамеченным.
«Это невозможно! Этого нельзя сделать!».
Он оборвал свои мысли и сосредоточился, погружаясь в себя, сквозь себя, в землю, в лес.
Танюшка повернула на улицу Гоголя. Повернула слишком резко, и едва успела выкрутить обратно руль, не дав машине слететь с дороги.
«Да блин! Не хватало еще врезаться!»
Вовка сидел сзади, баюкая больную руку. Она могла видеть в зеркале его пустой взгляд, направленный поверх ее головы. Танюшка крепче сжала руль, и в этот момент дорога перед глазами поплыла: заборы и деревья раздвоились и изогнулись, словно в кривом зеркале, в один миг утратив четкость очертаний. Это было похоже на погружение в воду. Танюшка инстинктивно помотала головой, и к горлу подступила тошнота. Она едва успела остановиться и открыть дверь, как ее вырвало прямо на серый выщербленный асфальт.
«Господи!» — пронеслось у нее в голове. — «Что это? Что со мной?».
Болезненные спазмы сжимали гортань, будто чьи-то руки пытались ее задушить. Ее стошнило снова и девушке пришлось опереться рукой на порог двери, чтобы не упасть. Перед глазами кружилась карусель — все быстрее и быстрее. Кожа вдруг сделалась холодной, а на руках и спине выступил пот. Краем сознания Танюшка уловила звук хлопнувшей двери.
— Таня?
Она не смогла поднять голову и не смогла ответить. Свет начал меркнуть. Она почувствовала чьи-то руки у себя на плечах, а потом мир исчез.
Когда Танюшка снова открыла глаза, «девятка» как раз подъезжала к дому. Вовка сидел за рулем. Выглядел он плохо: бледным и осунувшимся.
«Я выгляжу не лучше», — подумала Танюшка.
Она посмотрела на руку брата. На том месте, где недавно был страшный ожог, блестела здоровая, без единой царапинки, кожа. Она прижала ладонь ко лбу. Лоб был холодным.
Машина остановилась, и Вовка выключил двигатель.
— Как ты?
— Плохо.
Танюшка прижалась затылком к спинке сидения.
— Что там было? Что с нами случилось? — спросила она.
— Не знаю.
— Мы оставили Настю.
Она еще раз посмотрела Вовке на руку.
— Никаких следов?
Он покачал головой.
— И не болит?
— Нет.
— Так что же — это нам привиделось, что ли?
Вовка вспомнил, как жгло кожу, как быстро боль распространялась по нервам, словно пожар, выжигая его изнутри. Он вспомнил гибкий бледный стебель, ощерившийся грязно-белыми цветами и, покачал головой.
— Я не понимаю. Бред какой-то.
— Настя там одна, — снова сказала Танюшка.
— Заберем?
Она быстро помотала головой.
— Нет! И не надо нам было туда ездить! Блин! Не надо было.
— Нельзя же ее там бросить.
— Нельзя. Но я ни за что туда не вернусь!
— Давай я сам.
— Нет уж. Надо звонить ее родителям. Это больше не игрушки.
— Ты думаешь?
— Думаю. И еще я думаю, что нам с тобой очень повезло, что мы вообще вернулись.
Танюшка открыла дверь, выбралась из машины и, прижав руку ко лбу, пошла к дому быстрой нетвердой походкой.
Настя бежала по полю, не оборачиваясь, а позади бушевал лес. Если бы она могла взглянуть на него с высоты, то увидела бы, как по кронам кругами расходится волнение, будто от брошенного в воду камня. Оно искало ее, вглядываясь в землю пустыми глазами. Слепо, вытягивая во все стороны сотни щупальцев — животных и растений — оно хотело нащупать ее, коснуться, схватить и раздавить, как спелую ягоду. Но человек исчез, словно растворился.
Настя подбежала к дому, задыхаясь и хрипя. Никогда раньше она столько не бегала и не знала, что вообще способна на такое. Пот стекал по лицу, несмотря на холод и сырость, и дыхание вырывалось изо рта облаками пара. Она поднялась по ступеням и изо всех сил надавила на кнопку звонка.
— Откройте! Откройте! Откройте! — скороговоркой затараторила она.
И обернулась.
Из леса, плотной струей вытекала темная река. Она разливалась по полю, распадаясь на множество подвижных точек.
«Звери!»
Они выбегали из леса и растягивались в широкую живую цепь. Лиса бежала рядом с зайцем, волк рядом с белкой. Это была погоня.
Настя кулаком ударила в дверь.
— Пустите меня!
Цепь животных вытянулась и, подобно приливной волне, потекла по пашне. Настя уловила шаги в прихожей и снова забарабанила в дверь. Она прижалась лбом к окну, чтобы рассмотреть, что происходит в доме, и вдруг отпрянула, увидев прямо перед собой ужасное бледное лицо с темными кругами под глазами и спутанными торчащими патлами. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять кто перед ней. Лицо исчезло. Звякнул замок.
Настя влетела в прихожую и набросилась на Сергея.
— Заприте ее! Скорее! Скорее!
Сергей повернул ключ, даже не глянув на то, что творилось на поле.
— Настя? Как ты сюда попала?
Она не ответила и снова прижалась к окну, всматриваясь в пространство перед домом. Цепь преследователей утратила свою монолитность и слаженность, рассыпавшись на мелкие группки. Звери кружили по полю, хищники стали охотиться на мелкоту, все смешалось. Постепенно животные снова потянулись к лесу. Опасность миновала.
— Настя?
Она повернулась и испуганно посмотрела на Сергея. Синяя кофта висела на широких костлявых плечах, как на вешалке. Тонкие, длинные пальцы крутили пуговицу. Костлявая ладонь казалась слишком длинной и чуть дрожала.
— Что происходит? Где Аленка, Ира? Где Глеб?
Сергей не ответил, повернулся и поманил ее за собой.
— Вы точно дверь закрыли?
— Закрыл. Не бойся. Сюда они не сунутся.
Настя глубоко вздохнула, откинула волосы со лба и пошла за ним в комнату Аленки. Она успела подумать о том, как много странного и ужасного сегодня произошло. Настолько много, что она, наверное, уже потеряла способность удивляться.
— Привет, Настя! — сказала Аленка.
Девочка сидела на полу, прислонившись к кровати, и выглядела так, будто не спала и не ела несколько суток. Ее зрачки плавали, не фокусируясь ни на чем конкретном, словно сонные рыбы. Подол синего застиранного платья задрался, открывая надетые наизнанку трусы. Девочка дышала тяжело и медленно. И улыбалась.
— Что…
Сергей взял Настю за руку.
— Идем.
Девушка послушно попятилась за ним, не спуская с Аленки испуганного взгляда. Сергей подвел ее к собственной комнате и приоткрыл дверь. Настя увидела Иру, лежащую на кровати. В глаза сразу же бросилась удивительная и неприятная белизна блестящей кожи. Глаза у нее были закрыты, она не двигалась и, как будто, не дышала.
— Она… живая?
— Наверное. Точно не знаю. По крайней мере, она еще гибкая, хоть и холодная, как лед. Уже несколько дней так.
Сергей закрыл дверь.
— Пойдем в гостиную.
Там они и расположились для разговора. Сергей тяжело, по стариковски кряхтя, устроился в кресле, а Настя присела на мягкую ручку дивана.
— А Глеб? Он где?
— Глеба нет.
— А где он?
Сергей неопределенно махнул рукой куда-то в сторону окна.
— Там.
Настя автоматически проследила направление и увидела мрачную темную громаду леса.
— В лесу?
— Ты не могла бы сделать чай? Я все расскажу.
— Просто в голове не укладывается!
Лиза крепче прижала к уху телефонную трубку, пытаясь расслышать, что говорит муж.
— Да. Настя к ней заходила, а потом уехала. С подругой. С Таней. Она мне звонила. Что? Не знаю я! Не знаю! Только быстро! Да, я тоже сейчас пойду. А? Нет, не одна. Семен, Галка, Нина, Боря. Да. Они на улице. Что сказала? Да она здесь настоящую секту развела! Кирилла? Конечно.
Она немного помолчала.
— Да. Хорошо. Я выхожу.
Лиза вышла во двор, где ее уже поджидала группа из четырех человек. Они выглядели возбужденно и решительно. Возле своего забора маячила гротескная, похожая на огромную ворону, фигура Энгельсины. На ней было черное пальто и черный дождевик поверх.
«Вот только этой карги и не хватало!»
— Мой уже выехал, — объявила она собравшимся. — Он привезет участкового.
— Это правильно, — поддержал Борис — невысокий, плотный мужичек в расстегнутой телогрейке, под которой виднелась неопределенно рыжая старая рубашка. Он был главным активистом — человеком, всегда и во всем принимавшим самое деятельное участие. Он был не дурак подраться, и поэтому в предстоящем мероприятии мог оказаться полезным, если парню, живущему у Анны, вздумается помахать кулаками.
— Давно уже нужно прижать эту стерву, — высказалась его жена Галка. — Я как чувствовала!
— Давайте двигаться, — поторопил всех Семен, неодобрительно качая головой. Его старший сын жил в Москве, и Семен не особенно жаловал деревенские собрания. — Нечего здесь торчать.
— Гляньте, как Энгельсина разволновалась, — хихикнула молоденькая продавщица Нина.
Головы повернулись. Старуха топталась на месте, переставляя свою палку и крутила головой из стороны в сторону.