С земли исчезают народы
И страны заносит песком.
Как высший судья, он осудит
Кровавый, безудержный спор…
Так было, так есть и так будет —
У жернова свой приговор.
Четыре месяца
Печальной гравюрой застывший ноябрь —
На ткани тумана, холодной и синей.
Он создан дождем на закате, как встарь,
Из мокрых, косых, из немыслимых линий.
А дальше, в тумане, тоска ноября
Уже нацарапана дугами сучьев.
И где-то вдали леденеет заря
В жестоком ознобе зимы неминучей.
А вот и зима в ореоле окна —
От черных стволов и до белой короны.
Написана царственно за ночь она
Неяркими красками древней иконы.
Таинственной темперы теплая плоть
Рисует изгибов живую небрежность,
И всюду – то иней, то снега ломоть,
То ветра порыв и морозная свежесть.
Распахнуты окна – и утренний свет
Врывается жаркой струей акварели,
Сплетаются ветви в старинный багет
И бережно ловят этюды апреля.
А может, здесь ветер листает альбом,
Слетев к подоконнику с низенькой крыши…
И заново выбелен старенький дом
Сегодня с утра лепесточками вишен.
Божественный август нисходит с холстов
На наше крыльцо, на дорожку у дома,
Теряется в пестрых куртинах цветов,
Грохочет над крышей раскатами грома.
А после взлетает под небо тайком,
Всю ночь звездопадами там хороводит…
И утром, неслышно, всегда босиком,
По Млечной дороге куда-то уходит.
Рыцарь печального образа
Рыцарь печального образа,
Рыцарь без страха,
Без возраста,
Приподнимается в стремени
Выше и выше во времени.
Век аскетической тучности
Поднял на старом копье
Рыцарь не рыцарской участи
С тенью на рыжем осле.
Мир за помешанных гениев
Платит веками сомнения.
Среди слепцов и калек
Страшен простой человек.
Став среди скряг не завистливым,
Среди рабов независимым,
Он целомудренный мир
Вызвал на ратный турнир.
Рыцарь не рыцарской участи
Всё до сих пор не научится,
Не погрязая во зле,
Жить на печальной земле.
Он поднимается в стремени
Выше и выше во времени,
Не запятнавшись в крови,
Рыцарь во имя любви.
Солдатка
Бабушка не помнит, как давно
Нить прядет своей нелегкой жизни,
Вертится судьбы веретено
То вьюном по блюдцу, то капризней.
А порой усталая рука
Нитку рвет, наперекор стараньям.
Видно здесь, в сплетенье узелка,
Спрятан ключ к ее воспоминаньям.
Нить легко тянулась много лет
До того конверта фронтового,
А потом затмила белый свет
Похоронка… Роковое слово.
И с тех пор той ниточкой узлы
Вдовью жизнь держали да вязали,
Не скупясь на острые углы,
Политые женскими слезами.
На миру вся жизнь, как на юру,
Ни платком, ни дверью не прикрыться.
У солдатки бедность ко двору —
Хоть шаром кати, как говорится.
Вдовий век и долог, и нелеп —
Помогите люди, пожалейте!
И всегда горчит насущный хлеб,
Тяжела и капелька копейки.
А когда грядет последний срок,
Кто придет помочь вдове солдата
Завязать последний узелок,
Помолясь на образ виновато?
Предзимье
Еще вчера рассветы осеняли
Янтарь берез и золото осин,
Их островки до вечера сияли
И, будто в небо, уходили в синь.
Но незаметно облетели рощи,
Где упивались властью соловьи,
И ветер стал печальнее и горше,
Роняя листья в темные ручьи.
На ветках стыло, пусто и тревожно,
И птичьи гнезда холода полны,
А вдоль дорог бредущий подорожник
Сгибается над гнетом тишины.
И ни заблудших за оградой ливней,
Ни шумных и забористых ветров,
Лишь сыплет с неба серебристый иней
В усталые излучины дворов.
Но вдруг пахнуло сладкою золою,
Под струйкой дыма ожил каждый дом —
Такое все предснежное, родное,
И запах детства в воздухе родном.
Промчалась тройка
Промчалась тройка удалая,
Играя перышком саней,
И я застыл, не понимая —
О ней молиться или ей?
А сердце плакало и ныло,
Когда она, звеня уздой,
В одно мгновенье прокатила,
Разрезав время бороздой.
Как будто вдруг на белой пашне
Ростки вне времени взошли,
И сквозь былье тоски вчерашней
Тоскою новой проросли.
Звон колокольчика – как вздохи
Над белой радостью полей.
Стою… Молчу… Считаю крохи
В котомке памяти своей.
Смогу ль и я поверить бегу,
За милой тройкой поспеша,
Где босиком бежит по снегу
Моя смятенная душа.
Туда, к березовым затонам,
К полям несбывшейся судьбы,
Где б встать коленопреклоненным,
Да расцеловывать столбы.
Промчалась тройка удалая
Так хороша, так весела…
И я стою, не понимая —
Неужто все-таки была?
Озарение
Так и хочется пораньше нынче встать,
Через поле, через рощу выйти в лес,
И березы белой кистью написать
На полотнах негрунтованных небес.
Там, где тучи цвета углей и золы,
Где рассвет еще от теней не отмыт,
На пригорке встали белые стволы
В черных крапинках ожогов и обид.
Встань меж ними, оглянись – и все поймешь,
Кто ты, с белою отметкой на виске,
В этой роще, будто в лодке, поплывешь,
По угрюмой, по затерянной реке.
И внезапно навсегда утратишь страх
В это утро на серебряной заре —
Ты рекою станешь в собственных глазах
И березой белоствольной на горе.
И слова твои растают на ветру,
Лишь вдохнешь в себя и вечность, и покой —
Это ж ты встаешь туманом поутру,
Это ж ты горишь закатом над рекой.
Больше кисти, больше краски не нужны,
Ты душою воплотился в этот лес…
Кто-то смотрит на тебя со стороны
И рисует на чистилище небес.
Октябрь
Подсолнухи уже уходят в осень…
Я вместе с ними молча постою,
А листья клена тихо бьются оземь
У замершего лета на краю.
Живой стеной по краешку заката
За горизонт подсолнухи идут,
Откуда им отныне нет возврата,
Где лишь поля пустеющие ждут.
Так день за днем – по воле, по неволе,
Как будто дав неведомый зарок.
Как странники спешат на богомолье,
Они бредут в тумане, без дорог.
И пусть ветра всё дальше гонят осень
От ветхой, поредевшей городьбы,
И золото подсолнухов уносят,
А дождь клюет их, словно воробьи.
Свое предназначение исполнив,
Всегда в слезах тоскующих дождей,
Подсолнухи, как будто что-то вспомнив,
Еще с надеждой смотрят на людей.
Первый гром аукнулся за тучами
Первый гром аукнулся за тучами,
Почки верб затеплила весна,
Засветилась в поле ясным лучиком
Над землей березки белизна.
В грозовом, до горизонта, всполохе
Закачались темные кусты,
И в ветвях таинственной черемухи
Закипели белые цветы.
Что-то сразу вспомнилось, нахлынуло,
Память невзначай разбередя,
И, как небо, душу опрокинула
В горстке лужи синяя вода.
Будто здесь, в зеркальной этой малости,
Время вспять течет, а не вперед,
И судьба нам крохотные милости
Все еще, как прежде, раздает…
«Не ветер ли с утра глаза слезит…»
Не ветер ли с утра глаза слезит,
В ненастный день, когда под тучей хмурой
Клин журавлей, растрепанный, летит
Как ветхий лист, что сорван с ветки бурей?!
И птицам с их дороги не свернуть,
К родной земле сегодня нет возврата,
Проходит в небе бесконечный путь
По самой кромке судного заката.
Такой судьбою кто ж их наделил —
Вся жизнь в пути, вся на разрыв, до боли…
Ожоги скрыты на изнанке крыл,
Так платят все, кто вечно жаждет воли.
Ландыши
Вдалеке от дорог и тропок
Громче птицы поют – вдвойне.
Там, в забытых, немых окопах
Вечно тень лежит в глубине.
А прикроешь глаза – там тени
Неоплаканных тех солдат,
Что не падали на колени,
Не оглядывались назад.
И в тумане весенней хмари
В хоре, в споре ливней и гроз,